Восток есть Восток - Том Бойл

Рут даже немножко жалела своих соперниц. После той исторической ночи они, можно сказать, сошли с дистанции. Наверное, Айна Содерборд была по-своему привлекательна — если кому-то нравятся толстомясые, грудастые блондинки с белесыми бровками, — но она ютилась где-то на периферии, в межпланетном пространстве и к тому же выбрала себе невыигрышную роль туповатой, косноязычной, слегка пришепетывающей инженю. Клару Кляйншмидт губила чрезмерная серьезность. Кроме того, от нее исходил кисловатый, неистребимый запах буржуазности — передающихся по наследству кружев, сундуков с приданым и несимпатичных смертей от старости — в кресле-качалке перед телевизором. Что до панк-скульпторши, Регины Макинтайр, которая, как выведала Рут, была продуктом частного пансиона и колледжа для девушек из состоятельных семей, то эта особа вообще не раскрывала рта, снедаемая лютой ненавистью к самой себе, разве что изрыгнет нечто ядовито-саркастическое. Ее стиль был рассчитан главным образом на облаченных в черную кожу собратьев-панков, к каковым вряд ли можно было отнести Ирвинга Таламуса, поэта Боба или недавно присоединившегося к компании Сэнди Де Хейвена, в высшей степени интересного субъекта: двадцать шесть лет, первый роман выходит осенью в очень хорошем издательстве плюс выгоревшие кудри, очаровательно спадающие на глаза, когда Сэнди наклоняется над бильярдным столом. Нет, Рут была здесь бесспорной царицей улья.

Стоило ей почувствовать себя увереннее, и работа тоже пошла на лад. Рут переделала один старый рассказ и с благословения Ирвинга Таламуса послала его в «Ныо-Йоркер». Да и японский опус стронулся с мертвой точки, зацвел яркими красками, обещая из скромного рассказика перерасти в нечто большее. Тут сработал второй фактор революционного переворота в жизни Рут, не менее судьбоносный, чем покровительство Ирвинга Таламуса. Однажды на крыльце ее студии появился Хиро Танака, разбойник, беглый преступник, гроза острова Тьюпело, похититель трусов Клары Кляйншмидт, оскорбитель Бобби и Кары Мэй Криббс, головная боль шерифа и Иммиграционной службы. Хиро Танака, стащивший корзинку с обедом. Хиро Танака, ее страшная тайна, ее собственность, ее комнатная собачка. Это обстоятельство придало жизни в «Танатопсисе» особую пикантность.

Она застукала его на месте преступления в тот дождливый полдень, десять дней назад. Деревья выгибали свои стволы под порывами ветра, земля рокотала, в воздухе повисло густое зловоние серы. Сверкали молнии, хлестал дождь. Рут увидела, что злодей смущен и колеблется. По глазам поняла, — он узнал ее. Он видел ее голой: груди, пупок, потайные волосы. Впрочем, выражение тупого, животного изумления тут же исчезло. Все это были глупости, второстепенно, главное — еда.

Рут ни капельки не испугалась. Да он был просто мальчишка, затравленный, грязный, с лихорадочно горящими глазами, в драной одежде, голова зачем-то обмотана старой красной тряпкой. Он и на японца-то был не похож — глаза светло-карие, волосы рыжеватые. Или все же похож? Эпикантические складки у глаз (этот термин она запомнила из курса антропологии) вполне присутствовали, лицо овальное, ноги кривые, искусанная и расцарапанная кожа смуглого цвета. Моргнет глазами — вылитый Тосиро Мифунэ; моргнет еще — нет, не похож.

Чем-то он сразу ее пронял, это точно. Все тогда произошло очень быстро, неожиданно, размышлять времени не было. Она увидела, какой он испуганный, голодный, и захотела крепко-крепко его обнять. Он выглядел точь-в-точь как осиротевший олененок, которого Рут нашла в детстве возле дачи на озере Эрроухед; как бельчонок, пойманный кошкой; как бедный сиротка в безымянной деревне, взывающий к ее милосердию с благотворительной рекламы в журнале. Сочувствие и желание помочь — вот эмоции, которые испытала тогда Рут. И никаких других. А если присутствовало еще что-то, то в таинственных глубинах подсознания, где зреют семена будущих замыслов, проектов и контрпроектов. Раз он такой жалкий, раз он заблудившийся олененок, раз единственное его спасение — корзинка с обедом, пусть берет, не нужно его пугать.

Он стоял под проливным дождем. Волосы спутались, ноздри в струпьях, губы потрескались. Прижал к себе корзинку, сделал шаг назад. Как убедить его, что ему сказать? Ешь на здоровье, я все равно на диете? Моя кровать теплая и сухая, и еды хоть завались? Я хочу помочь тебе, хочу приютить тебя, хочу, чтоб ты стал моим? Но она ничего не сказала, и он тоже. Оставалось надеяться, что выражение ее лица было достаточно красноречивым. Он пятился прочь, дождь стекал потоками слез по его лицу, чтобы напитать влагой зеленую поросль земли. Вот фигурка уже почти не видна меж ветвей. Рут плавно, стараясь не дышать, подняла руки и повернула их ладонями кверху. После чего он исчез.

На следующее утро к появлению Оуэна Рут была уже умыта и одета. «Bonjour, mademoiselle»[17], — прошептал он, предварительно постучав. Не успел Оуэн договорить, как дверь распахнулась, и на пороге с торжествующей вампирской улыбкой возникла Рут. «Merci, je suis reveillee»[18]. Оуэн только беспомощно разинул рот, а она грациозно перекинула портфель через плечо и плывущей походкой манекенщицы отправилась в столовую. Рут пребывала в крайнем возбуждении и ночью почти не сомкнула глаз. Дело было не только в японском матросе, который, возможно, вернется, и она станет помогать ему, заботиться, укрывать — и никто-никто не будет об этом знать. В увлекательном уравнении появился новый член, вернее, члены: Детлеф Эберкорн, высокий молодой полицейский с квадратным подбородком, и его потешный помощник, коротышка Турко.

Они прибыли накануне вечером, вымокшие и забрызганные грязью, в самый разгар второго натиска бури. После обеда ливень выродился в занудный моросящий дождик, а когда пришло время идти в большой дом на коктейль, и вовсе перестал. Все творцы собрались в гостиной, даже Септима, облаченная в мерцающую серебристую блузку и старинные жемчуга. Затем шторм грянул с новой силой. Оконные стекла содрогнулись под напором дождевых струй, а самый волнующий момент настал, когда погасло электричество.

— Прелестно, мы зажжем свечи! — воскликнула Септима, по-детски захлопав в ладоши. Ее звонкий, неподражаемо аристократичный голос с эффектным придыханием и истинно южными интонациями изгнал из комнаты темноту и молчание. Примерно так всегда и происходило: когда колонисты за столом или в гостиной за коктейлем увлекались шумной болтовней и забывали, где находятся, певучий и безупречный выговор хозяйки возвращал их к реальности.

Саксби еще утром уехал в Саванну за снаряжением для новой ихтиологической экспедиции. Больше о его затее Рут ничего не знала — просто ихтиологическая экспедиция, и все тут.

Кто-то — не то Боб, не то Оуэн — внес в гостиную пылающий праздничным великолепием канделябр, чье появление было встречено овацией. Все выпили еще по коктейлю, а потом загорелся свет, но в единодушном порыве служители муз предпочли романтику свечей и бури, рвавшейся в запертые окна со всем неистовством донельзя разъяренной Атлантики.

Стук в дверь раздался в ту самую секунду, когда Оуэн объявил, что ужин готов. Гостиная выходила непосредственно в холл, к величественному парадному входу. В «Танатопсисе» стучать у входной двери было не заведено, тут царила свобода, поэтому громкий к нетерпеливый грохот всех очень удивил. Шум в гостиной стих, голоса смолкли. Все смотрели в спину Оуэну, который с весьма решительным и официальным видом устремился к дверям. Рут, только начинавшая ощущать в себе первые симптомы метаморфозы, которая вскоре спасет ее от безвестности «стола молчания» и сделает звездой клики Ирвинга Таламуса, последовала за Оуэном.

Тот распахнул двери, и вестибюль наполнился густым ароматом мокрой природы. В холл вошли, истекая влагой, двое — длинный и короткий, Эберкорн и Турко.

— Здравствуйте, — протянул Детлеф руку обескураженному Оуэну, просияв ослепительной улыбкой. — Меня зовут Детлеф Эберкорн, специальный агент Службы иммиграции и натурализации. А это, — он показал на подозрительно сощурившегося коротышку, — мой, э-э, ассистент Льюис Турко.

У Рут екнуло сердце. Это был тот самый человек, с которым неделю назад она разговаривала по телефону — сама не своя от счастья, что оказалась в центре внимания. Она рассказала ему в мельчайших деталях о встрече в проливе. И вот специальный агент прибыл сюда, чтобы выведать ее тайну. В то время Рут еще не строила далеко идущих планов, Хиро пока рисовался ей экзотическим, интригующим зверьком, которого нужно пригреть, подкормить и приласкать. Ей не приходило в голову, что его можно превратить в меч, молот, таран, который повергнет весь «Танатопсис» к ее ногам. Нет, Рут ничего такого не замышляла, но уже твердо знала, что ни в коем случае не станет помогать этому высокому и совершенно мокрому парню в дешевом плаще, какие обычно носят детективы.