Можете жаловаться - Юрий Андреевич Арбат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг Газальян заговорил. Он произнес тихо и нежно:
— Микоян.
Посмотрел на меня и улыбнулся.
Я ответил:
— Анастас Микоян.
Глаза у Леона Газальяна засияли, он закивал головой и — уже восторженно — повторил:
— Анастас Микоян!
Через секунду-другую заговорил снова:
— Хачатурян.
Я поддержал, добавив имя.
— Арам Хачатурян.
Снова Леон закивал головой. Потом стал тихонько дирижировать, напевая мотив широко известного хачатуряновского «Танца с саблями». Немного смущаясь (мне не доводилось петь не только в Большом театре, но даже в школьном хоровом кружке), я присоединился к нему, исполняя в этом необычном оркестре сразу три партии: тенора и трубы (на губах) и барабана (костяшками пальцев о стол).
А Газальян, возбужденный, развеселившийся, как ребенок, продолжал:
— Сарьян!
Я. Мартирос Сарьян.
Он. Шагинян!
Я. Мариэтта Шагинян.
Он. Гаспарян!
Я. Гоар Гаспарян.
Леон произносил эти имена с гордостью и — одновременно — будто испытывая меня: ну, а этого или эту, мол, ты знаешь?!
Оказывается, я знал. Каждый раз я прибавлял имя, желая показать, что все это были прославленные у нас люди.
Старый рабочий уже не просто снял, он светился, он излучал энергию любви, восторга, счастья Передо мною сидел теперь не седой, измученный трудом старик, а помолодевший, воодушевленный человек. Он переживал счастливые минуты, может быть, лучшие в своей жизни: он обрел Родину, ему удалось поговорить с советскими людьми на родном языке. А мне, его собеседнику — не армянину, а русскому, — оказались близки великие люди его народа.
Но я понимаю, как грустно он улыбнется, вернувшись домой.
Это был единственный раз. когда я исполнял музыкальное симфоническое произведение, и единственный раз, когда говорил по-армянски.
5. Тропики
Знаете ли вы, что такое настоящие тропики?
Нет, вы этого не знаете.
Из десяти тысяч человек дай бог один ответит: «более или менее» или «кое-что читал», — а остальные будут ждать разъяснений.
Вот я эти разъяснения и дам, а потом уж перейду непосредственно к событиям.
Конечно, в тропиках жарко. Конечно, как это и сообщается в приключенческих романах, повсюду пальмы и хлебные деревья: положи плод в угли костра и ешь, а запивай соком кокосового ореха. Здесь собирают три урожая риса, а бананы возле дома созревают в любое время года. Попугаи, которых у нас за немалые деньги покупают в зоомагазинах, здесь, точно воробьи, запросто сидят на ветвях придорожных деревьев.
Впрочем, как сказал бы профессиональный докладчик из общества «Знание», наряду с тропическими достижениями встречаются и отдельные тропические недостатки.
Идешь, допустим, по дороге и видишь, что со скалы свешивается роскошнейший цветок. Друг-провожатый говорит: «Орхидея». Ты издаешь восторженное восклицание, хочешь сорвать диковинку и слышишь предостережение:
— Осторожно! Ядовитый.
А рядом прелестно пахнущие цветы-хищники. Они запахом приманивают мух и… едят их.
Ты смотришь на цветы жизни — детей и видишь, что они худы, так что можно пересчитать каждое ребрышко: это следы недоедания многих поколений, следы колониального владычества, — нищета повсюду страшная.
Ступаешь на траву и слышишь:
— Осторожно: сухопутные пиявки.
Знающие люди приводят историческую справку: когда колонизаторы завоевывали страну, несколько чужеземных солдат легли на сочную травку отдохнуть и более не встали — коричневые, маленькие, на вид такие безобидные пиявки, похожие на наших гусениц-«землемеров», выпили всю кровь, как говорится, не нарушая сна.
И ты невольно думаешь, что пиявки — существа не очень-то разумные и вряд ли поймут, что москвич не враг, а друг этой страны.
А ведь советские люди действительно друзья тех, кто испытал жестокости португальских, голландских, английских и всяких иных колонизаторов. И именно из самых дружеских чувств советские инженеры по советским проектам помогают в далеких тропиках строить заводы: первый металлургический, первый шинный, первую текстильную фабрику, первый элеватор. Колонизаторы за бесценок покупали и вывозили сырье и втридорога продавали свои промышленные товары. Едешь по городу и видишь автомашину с длинным грузом — рельсами и еще с чем-нибудь. У нас на конце такого груза красный флажок. Казалось бы, грош цена лоскутку материи. Ан нет, здесь все по-другому и вместо драгоценного кумача к рельсе привязывают букет ничего не стоящих гигантских красных цветов. Тропики!
Не помню уж точно, по какому случаю — то ли в связи с закладкой металлургического завода, то ли с окончанием строительства основных корпусов, — я был приглашен на коктейль — по-нашему, товарищеский ужин.
Столы накрыли в «рестхаузе» — этаком маленьком сочетании турбазы и экзотического ресторана, где вам подадут пылающий в темноте омлет с ромом. В рестхаузе вас предупредят: закрывайте чемоданы на замок. О, нет, не от воров — священные обезьяны безнаказанно влезают в комнаты и устраивают ревизию ваших вещей. Тропики!
Итак, столы накрыты в рестхаузе, на песчаном берегу океана, в окружении пальм Легкий бриз, дующий с юга, то есть с Антарктиды, приятно овевает тела, распаренные влажной тропической жарой.
Моим соседом по столу оказался улыбающийся кудрявый красавец в белоснежной рубашке. Он сам меня пригласил.
Я сел, и сосед первым делом спросил:
— В Тбилиси бывал?
Пришлось признаться, что еще нет.
Я слышал, что грузинский металлургический комбинат в Рустави причастен к подготовке тропических кадров металлургов, и сразу сообразил, что этого молодого наставника позвали на праздник его благодарные ученики.
Сначала за столами произносили речи, потом перешли на тосты, а в паузах пили и закусывали.
Подали первое блюдо, и мой сосед, видимо, соскучившийся по всему, что связано с родными местами, сказал:
— Попробуй, геноцвали! Вкусно! Похоже на чихохбили!
Он аппетитно причмокнул, закатил глаза от восторга и нараспев протянул:
— Ай вай, вай, вай!
Рис с острейшим соусом сосед именовал подобием плави или плова, колбасу счел близкой к дзехви, а когда подали рыбу, даже в ладоши захлопал и радостно объявил:
— Ну, настоящее цоцхали!
Комментируя блюда, он сообщал чудеса про Тбилиси и его обитателей (а особенно обитательниц), не забывая подливать мне из разных бутылок, так что я закрепил полученные на Родине знания о цинандали, сапирави, мукузани, твиши и еще десятке вин и их сходстве с местными напитками.
Когда застолье кончилось, я попросил соседа.
— Показали бы вы,
