Путь на Кристу. Новичок - Вадим Денисов

Подкрутил лампу поярче.

Не могу сдержать мутного потока собственных страхов! Словно кто-то в голову вбивает. Не загнать мне в темноту демона, который, летая над старой баржой, смеется надо мной и нехорошо шутит с человеческим сознанием, показывая самые страшные картины…

– На палубу выходи, Дар, здесь с ума сойдёшь.

Опять перезарядка ружья! Пули теперь, пули! Гадство, почему я не взял с собой «Сайгу»?! Как было бы удобно: бац, пулевой магазин вставил! Бац, картечный!

Всё происходило, словно в фильме ужасов.

Взгляд в оконце – мерцание звёзд и какой-то хрип вдали.

Следующий кадр с медленным переводом дрожащей камеры, этот момент почему-то особо врезался мне в память: собственные руки, странно тонкие и бледные, словно у покойника, с усилием отодвигающие тяжелый засов, толкающие дверь.

Дверь скрипнула так, что я чуть было вновь её не захлопнул.

Подышать надо. Успокоиться. Так жить невозможно.

Для начала я медленно, крадучись, обошёл замершую баржу по периметру, внимательно всматриваясь в берега, особенно в левый, который совсем близко, и в тёмную воду проклятой Аракары. Пригибался, словно диверсант во вражеском тылу. Чёрт возьми, это же моя баржа! Моя крепость!

Был я знаком с одним тундровым отшельником, понарассказывал он страшных историй, происходящих с людьми, рискнувшими жить в дикой местности в одиночестве…

Колоритный был тип. Звали его просто: старик Барабанов.

Седой обросший дедок в длинном ветхом плаще, появляющийся рядом с пришлыми туристами да рыбаками неожиданно, как чёрт из табакерки, и мистически страшновато, словно древний тундровый дух. Он всегда жил один, может быть, идейно, но ещё вероятней был житейский вариант «так уж вышло». Говорят, что жена не захотела разделять участь и взгляды старого диссидента и проживала в Норильске, по слухам, продавая наловленную им рыбу и снабжая мужа-отшельника примитивным сырьем, стандартной наборкой «порох-соль-сахар-чай». Легенд про него гуляло предостаточно, одна лишь история о том, как он пешнёй через рубероидную стену убил любопытного медведя, чего стоила…

Знатный был рассказчик. Слушатель потом всю ночь в палатке трясся, уснуть не мог.

Да, в такой ситуации поверишь в любую чертовщину.

Человек, решивший или вынужденный бежать из города жизненными обстоятельствами, и потому, в отличие от нас, нормальных людей, проживающий в дикой глуши, со временем неизбежно становится мистиком. Любой, безотносительно степени его скептицизма, попав в ситуацию, когда недельку-другую придётся пожить в каком-либо затерянном уголке, быстро начинает это понимать.

Там будет тихо…

Но это не цифровая тишина зловещего эпизода из фильма на диске! Это живая тишина, гармонично наполненная текущими звуками.

И в этой тишине нет места рациональным объяснениям «с научной точки зрения»…

Почти каждый человек в своей жизни сталкивается с чем-то запредельным, но далеко не все решаются говорить об этом вслух. И не в любом возрасте. Почему-то проще об этом говорить до двенадцати лет или же после сорока, так утверждают знающие люди. Любые разговоры на эту тему в компании развиваются по одному и тому же характерному сценарию. Сначала идут насмешки и остроты разной степени заточки. Потом один информант всё-таки начинает рассказывать что-то конкретное: тогда острия сарказма направляются на него. Но постепенно, если он выдержит линию, начинают слышаться голоса уточняющие! Вскоре в разговор вливаются все, и тогда выясняется, что очень многие из тех, у кого часть жизни проходит в поле, видели, слышали лично или наблюдали последствия таинственного феномена!

Особенно мне запомнился рассказ Барабанова о Синильге.

Той самой, так образно описанной в «Угрюм-реке»… Ничего удивительного, феномен эвенкийского происхождения, а это наши соседи с юга. Как правило, «синильга» появляется возле двери закрытой жилой избы. Человек, спящий либо бодрствующий, каким-то таинственным образом чувствует её появление рядом с жильем и цепенеет в жутком ожидании. Если спит – просыпается. Силуэт женщины, полупрозрачный и более плотный, что ли, в центре, визуально проявляется прямо сквозь закрытую дверь. Порой она входит в помещения, просачиваясь через запертую дверь, и начинает по-хозяйски бродить по комнате, вызывая инфаркты.

Подобные видения, как рассказывал мне Барабанов, наблюдали, в том числе и он сам, в избах на озере Хета и на реке Пясина, в одном заброшенном поселке. Каждый раз ситуация была жуткая… Два года назад я посетил эти руины в самый разгар зимы, приехав с друзьями. Мы оживили уцелевший домик, протянули электричество от работающего вездехода, растопили печь, приготовили ужин и стали пережидать по-настоящему студеную ночь, чтобы утром двинуться в обратный путь. Страшно там. Обстановка была такая, что ни отходить от избы, ни, тем более, бродить по окрестностям поселка-призрака категорически не хотелось…

– Не морочь себе голову, – приказал сам себе.

И почти сразу же услышал свист.

С реки. Со стороны Леты.

Громкий и резкий!

В этот момент я как раз находился на носу. Сразу присел, а потом перебрался за огромный редуктор, спрятавшись за корпусом. Туч почти не было, над акваторией начинало сиять звёздное небо.

– Птица?

Редуктор мешал, и я привстал, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. Шаг вперёд, потом два шага в сторону. Ничего не вижу! Лишь чуть серебрится вода у стрелки.

Свист повторился, и тут я начал шептать в темноту откровенным очищающим матом…

Вот теперь интересное!

Только сейчас, в самый жуткий момент, Дарий Квачин наконец-то вспомнил, что у него, олуха, имеется «тепловик»!

Без батареек, которые ещё надо найти и вставить! Идиот!

Услышав загадочный свист третий раз, совсем близко, как мне показалось, от баржи, я замер, как примороженный. Только сейчас понял, что такой звук птичье горло издать не может! Я вдруг затрясся всем телом, мистический ужас снова охватил меня.

Это эти…

Чужие живые.

Хотел повернуться и броситься назад, но ноги на этот раз подвели, словно вросли в ржавый металл. Я с отчаянием обернулся и посмотрел на корму, где стояла спасительная изба с прочными стенами и тёплой печкой. И где в рюкзаке лежал такой нужный мне сейчас прибор наблюдений!

А когда развернулся в сторону Леты, то было почти поздно.

Что-то огромное, плавающее, легко разрезая воды Аракары, стремительно приближалось к барже. Млять, это пирога! Большая длинная лодка, в которой сидели… существа.

Не киношные тарзаны и не умненькие такие маугли.

Зорги!

Я не мог в темноте разглядеть цвет кожи, сидевшие гребцы казались мне серыми, а не зелёными. Какие-то палки или перья торчат в башках… Шестеро на вёслах и один на корме. Тяжёлые длинные копья… Луки. Командир, тварь повыше любого человека, которого мне доводилось видеть, привстав на кормовой банке, что-то рыкнул. Гребцы поднажали.

Метров сто!

Что делать?

В отличие от меня, гоблины могут запросто ходить ночью! Заметили силуэт баржи, проходя по Лете мимо? Вполне может быть… Я был так напуган, что, как мне казалось, сердце уже остановилось.

Свет в окне! Я же лампу забыл погасить, своими собственными руками нарисовав светящуюся мишень на груди!

Опять идиот!

Что делать, падла?!

Если я сдам баржу, они тут всё разгромят и вынесут. Потом зарядят рейд вверх по Аракаре и запросто могут найти схрон. Который незнакомые мне хорошие люди сделали для людей. Получается, я единственный защитник стратегического объекта, так? Наверное, только эта мысль и придала мне сил.

Общаться с ними категорически невозможно, очень агрессивны… Крайне важно – они не умеют плавать! На Аракаре в последнее время не встречались.

– В воду, жабы…

Прицелился.

Семьдесят. Выдохнул. Ох, и бодро же идут!

Ба-бах! В ночной тишине выстрел «Браунинга», отражаясь от резонирующего металла, прозвучал, как гром небесный. Вожак гигантским прыжком перелетел на нос. На ногах! Почти как человек. Но не человек.

Один из гребцов поднял лук. Ещё один!

Ба-бах! Вторым пошёл «обрезок». Есть, по месту!

В пироге кто-то истошно заорал. Пошли короткие команды на незнакомом примитивном языке. Я тоже присоединился к рёву и быстро добил по цели остаток, тут же начав перезаряжаться и одновременно удивляться – как же сноровисто это у меня выходит!

По-моему, второй обрезок вышел некачественным, начав разваливаться ещё на подлёте и рассыпая дробь на головы гребцов. Пошёл тем самым перевёрнутым контейнером. Не там подрезал! Мамочки, да ведь мне это и надо!

«Браунинг» исправно грохотал. Я, стараясь не высовываться из-за корпуса редуктора, захватывал в руку по два патрона, быстро заряжал, стрелял и смотрел, как крепко повреждённая лодка зоргов уходит на разворот, потеряв минимум троих, в том числе и вожака. В воде, словно чудовищный поплавок, болталась чья-то голова, взлетали вверх мощные руки.