Корректировщики - Светлана Прокопчик

— Лучше и не пытайся, — очень ласково сказала Валерия. — Это все не от хорошей жизни.

Оле уже приходилось летать на стратолетах — в детстве. Тогда ее переполняли какие-то романтические предчувствия, ожидания новой жизни… Сейчас внутри была пустота. Перед глазами полыхнуло алым табло состояния. Перегрузка вдавила ее в послушно растекшееся кресло, в глазах потемнело, в горле застрял комок легкой тошноты. Через несколько секунд все прошло. Алое табло мигнуло и погасло, сигнализируя о выходе в стратосферу. Можно открыть иллюминатор и полюбоваться Землей — вид совсем не такой, как из атмосферы. Оля не пошевелилась. Ей незачем оглядываться назад. Только если душу потравить: позади остались все надежды, мечты, остался Павел. Впереди ее что-то ожидало, но Оля не хотела ничего нового. Оно не могло быть лучше прошлого.

Господи, как сложно поверить. Ленка была единственной ее подругой последние пять лет. Они в школе сидели рядом, и Оля даже плакала, когда ее отсаживали подальше от Ленки — чтобы не болтали на уроках. Оля терпеть не могла экономику, но поступила на переходный курс в Академию экономики и планирования, лишь бы не разлучаться с Ленкой. Весь год на курсах Оля страдала от чудовищно несправедливого отношения к ней группы. Они ее дразнили, обзывали, но при том требовали, требовали, требовали — подсказок, замолвить слово перед учителем, решить домашку… А потом опять дразнились и издевались. Колесников как-то подпалил ей волосы сзади, хорошо еще, что Оля вовремя спохватилась и сбила пламя. В мае, когда она восстала против барщины, ребята подстерегли ее в саду за корпусом, через который Оля обычно ходила в общежитие, и отхлестали крапивой по лицу. На следующий день Оля пришла на занятия с распухшей рожей. Но все стерпела. Из-за Ленки.

Ленку не трогали. В нее влюблялись мальчишки, ей носили сумочки, провожали до общежития, ей писали стихи. Родители присылали ей умопомрачительные тряпки, Ленка знала все про моду, и с ней считались все крутые. Как-то Оля услышала, как одна из крутых девчонок вслух удивилась: “Чего Соколова носится с этой лохушкой?” Ленка тогда ответила, что надо проявлять милосердие, и вообще, ей Олю жалко. Оля была благодарна ей, а остальные почему-то презрительно кривились. А в августе, за три дня до начала учебного года, они сидели на скамейке около общежития. Ленка попросила Олю сходить за лимонадом. Оля встала, а Ленка сказала ей в спину: “И не возвращайся”. Оля обернулась, еще ничего не понимая, а Ленка добавила с милой, обычной своей улыбкой: “Ты здесь лишняя, неужели не понимаешь?”

Полтора месяца Оля держалась, не понимая даже, зачем она продолжает учиться по специальности, к которой не чувствует призвания. Делала вид, что ей все равно. Молча проглотила обиду, когда Катя Епихина, их с Ленкой соседка по комнате, равнодушно бросила: “В комнате у Липатовой есть свободная кровать. Перебирайся туда”. Оля переехала.

А теперь выясняется, что Ленка ей завидовала. Всегда. Улыбалась и говорила гадости за спиной. Сочувственно кивала, когда Оля говорила про Павла, — и легла с ним в постель. В Олину постель. Боже мой, Оля даже мечтать боялась, что Павел когда-нибудь обратит внимание на нее, — ведь он такой красивый, а кто такая Пацанчик? Лохушка с кретинской фамилией. Любила его издали, стараясь, чтоб никто не догадался. А знала вся группа. И Павел. И ему, наверное, понравилось заниматься любовью с Ленкой на Олиной кровати.

Постепенно Олю охватывало оцепенение. Глаза закрылись, веки отяжелели, но уснуть Оля не могла. Она застряла где-то между сном и явью. Мысли распирали черепную коробку, и сосредоточиться на чем-то одном не получалось. Она текла между обрывками видений, воспоминаний и несбывшихся фантазий.

На летном поле в Улан-Удэ Олю встретили глубокая ночь и ледяной ветер в лицо. Оля поежилась, подхватила сумку и поплелась к электробусу, подбиравшему пассажиров. Они все казались необщительными, как и Оля. Невольно она задумалась — а что они оставили там, в “Ступино”?

В здании стратопорта ее ослепил свет. Оля болезненно поморщилась: как режет глаз эта аляповатая раскраска витрин! Очень похоже на “Ступино”, только там все суетятся, и за счет этого даже глубокой ночью в стратопорту чувствуешь себя вроде как в гуще жизни. Здесь людей почти не было, и эта пронзительная пустота напоминала о пустоте ее будущего.

Где— то в глубине души Оля надеялась на чудо -а вдруг встречать ее должен Павел? В конце концов, после подстроенной им аварии ему тоже придется уносить ноги из Московья. Умом она понимала, что Павел никак не мог бы опередить ее, чтобы встретить, но все-таки… Конечно, его не было, в зале для встречающих вообще был только один человек, нервно меривший шагами узкое пространство за стеклянными дверями. Молодой парень со странной ломкой походкой, не особо красивый, но далеко не урод. Совершенно не в ее вкусе. Оля убито подумала, что сейчас окажется — это ее встречающий. Так и вышло. Увидев ее, он широко улыбнулся, быстро поковылял к ней. Протянул руку:

— Алексей Царев.

— Ольга Пацанчик, — пробормотала она.

— По-моему, вы страшно устали. Ничего, сейчас мы приедем в Селенград, тут совсем недалеко, я отвезу вас в общежитие, покажу вашу квартиру. А завтра заеду с утра, покажу Академию, помогу оформить документы. И провезу по городу. Надо ж вам познакомиться с нашими местами. Вы голодны?

Оля отрицательно покачала головой.

— Как хотите. В любом случае, Маша — это моя невеста — обещала сообразить что-нибудь приятное, вроде чая с пирожками. Вы сразу почувствуете себя как дома.

— Я тоже так надеюсь, — вежливо сказала Оля.

Снаружи их поджидала черная длинная машина с водителем. Царев помог Оле устроиться на заднем сиденьи, бросил ее сумку в багажник и сел рядом с водителем. Когда машина тронулась, перегнулся через спинку сиденья:

— Отсюда до Селенграда тридцать километров. У нас нет своего стратопорта, сами понимаете, нерентабельно строить, если есть стратопорт в Улан-Удэ. Так что летаем отсюда. Здесь есть монорельс, но только днем. А ночью к услугам пассажиров — такси. Или вот, как в нашем случае, служебная машина.

Пригороды Улан-Удэ, погруженные во тьму, Олю нисколько не интересовали. Вскоре она задремала, убаюканная мерным покачиванием машины, и очнулась, когда та остановилась перед мощным кирпичным зданием.

— Вот мы и на месте, — сообщил Царев. — Это ваш дом, один из пяти наших корпусов в Солнечном. Это название микрорайона, дано по улице, где мы сейчас находимся. Район новый, но красивый. Впрочем, у нас все тут новое и красивое.

Он повел ее на второй этаж, распахнул перед ней дверь. Совершенно обыкновенная дверь, у Оли такая же дома. За дверью была прихожая, и пахло оттуда теплом и домом, а вовсе не коммунальным аскетизмом общежития.

Разувшись, Оля поморщилась — ноги вспотели и наверняка плохо пахнут. Нет, то, что от носок воняет — это однозначно, а наверняка то, что Царев это почуял. Хорошо еще, подумала Оля, что он деликатный и ничего не сказал по этому поводу.

— Странно, я думала, у вас общежития коридорного типа, как у нас, — сказала Оля.

Царев засмеялся:

— Ну хоть что-то же у нас должно быть лучше, чем в московских частных вузах! Академия финансируется весьма прилично, вуз все-таки один из важнейших для нашего государства. Вообще-то коридорные общежития у нас тоже есть, это корпуса с первого по десятый, но они считаются престижными. Как-никак, в них вырос весь первый выпуск, там живая история. А новые корпуса — все такие. Квартирки маленькие, зато одноместные. Есть и семейные, попросторней. Вообще, у нас о студентах заботятся.

— Здорово, — кивнула Оля.

Ее квартирка была однокомнатной, но кухня по размеру вполне годилась и для столовой. На кухонном столе она увидела чашки, чайник, большую миску, накрытую полотенцем. И — ни души. Царев подошел к столу, взял лежавший подле миски текстовый планшет:

— Очень жаль, Маша не смогла нас дождаться. Но ничего страшного, квартиру вы уже видели, а детальное знакомство с обстановкой раньше завтрашнего дня все равно не имеет смысла начинать.

Оля устало опустилась на стул. Ей хотелось поскорей умыться и лечь спать. Царев это понял, поэтому не стал вести долгих разговоров. Оля безразлично попрощалась с ним, а потом, когда он уже открыл дверь, вдруг вспомнила:

— Алексей, простите, можно вопрос?

— Хоть двадцать.

— Видите ли, все произошло так быстро… В общем, я довольно смутно представляю, кто вы и где я буду учиться.

Царев растерянно улыбнулся:

— Я думал, Валерия предупредила… Я — сотрудник Академии Внеземелья, отвечаю за обустройство переводных студентов. Учиться вы будете именно в ней, факультет называется “Системы жизнеобеспечения в условиях Внеземелья”, отделение “классическое”, это наш местный жаргон, означает, что основное направление деятельности выпускаемых специалистов — монтаж и наладка этих систем. Есть еще наладочно-ремонтное отделение. Ну, что… Вообще-то этот факультет больше известен под жаргонным названием “военка”. Он только года три как переименован и переведен из разряда военных в военно-космические, а раньше так и назывался — Военный факультет. Один из самых престижных факультетов в общесоюзном рейтинге. Впрочем, завтра, то есть уже сегодня я вам все покажу, расскажу. Вам у нас понравится.