Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

Дункан объявился спустя полтора часа. Запыхавшись, стал извиняться, рассыпаясь в объяснениях на счет своего опоздания. Всё это время Фрея сидела, как на иголках, а потому почувствовала невероятное облегчение, увидев парня, хоть и не стала баловать его быстрым прощением. Без лишнего труда Дункан списал угрюмость кузины на взволнованность перед предстоящей неизвестностью. Ещё два года назад он с большим нетерпением ждал дня, когда начнется новая глава в его жизни, хоть у Фреи он не наблюдал подобного энтузиазма.

К общежитию они добирались автобусом. По дороге Дункан показывал различные достопримечательности, расположенные то справа, то слева, что, в конце концов, помогло ей ненадолго расслабиться, хоть страх перед неизвестным разгорался внутри девушки быстрее лесного пожара. В то же время её поражало величие зданий и их старинность. Оксфорд обещал Фрее влюбить в себя однажды, и она даже не намеревалась этому сопротивляться. В сердце девушки было ещё достаточно места для любви и к этому городу.

Вскоре они оказались на пороге небольшого каменного здания, внешняя строгость которого внушала девушке ужас.

— Ты с другого факультета, но я договорился быть твоим куратором. К тому же пришлось немало попотеть, чтобы выбить тебе комнату поприличнее, — Дункан шел впереди, таща в обеих руках чемоданы девушки. Они поднимались по лестнице вверх. — Все одиночные комнаты заняты, но на двоих тоже не так уж плохи. Я ведь говорил, что у тебя будет соседка?

— Да, — кротко ответила девушка, в изумлении рассматривая всё вокруг. Вокруг было необычно тихо и будто бы пусто. Стены выкрашены в скучный белый и даже не украшены картинами или фотографиями. Из боковых окон коридор едва освещался вечерним светом.

— Я вообще живу с двумя другими парнями. Ужиться с кем-то не такая уж непосильная задача, — Дункан продолжал болтать.

— Разве ты не живешь со своими друзьями в съемных апартаментах?

— Живу, но, поверь, когда делишь с кем-то быт, открываешь в людях много нового, — они взобрались на третий этаж и остановились напротив дверей, за которыми была комната Фреи. — Спенсер оказался ужасным чистюлей и постоянно препирается к нам. Порой это ужасно раздражает.

— Но они всё равно твои друзья, — Фрея искоса посмотрела на Дункана, которому не оставалось ничего другого, как пожать плечами в ответ.

— Уверен, ты сможешь подружиться с кем-угодно. Ты милая.

— Это не может быть основой крепких дружеских отношений, — она улыбнулась, продолжая переминаться с ноги на ногу. Фрея намеревалась дольше потянуть время, только бы не пересекать порог, невидимую черту, что окончательно и бесповоротно изменит всё.

— Думаешь, почему я дружу с Джеймсом уже чуть более семи лет? — чему Фрея до сих пор не находила объяснений. И даже это произнесенное Дунканом в шутку замечание её лишь отчасти смешило.

— Уверена, он от тебя без ума, — парень громко захохотал.

Разговор был исчерпан. Дункан вложил в открытую ладонь девушки затертый старый ключ, прежде чем ей пришлось отпустить кузена восвояси, заранее договорившись о встрече на следующий день. Он оставил адрес на оторванном с её альбома клочке.

Стоя перед светлой дверью, девушка всё так же не намеревалась заходить. Сжимала в ладони ключ, царапая острым концом витиеватые линии, и считала в уме до десяти. Сама не заметила, как дошла до ста. Что-то её останавливало, не позволяло сделать даже лишний вдох. Фрея дышала через рот, чувствуя звук биения своего сердца.

— И долго ты намерена вот так вот стоять? — её всполошил голос девушки, незаметно подкравшейся к ней сзади. Ключ выпал из ладони, и незнакомка поспешила его поднять. — На самом деле здесь уже открыто, — она нажала на ручку двери и толкнула её вперед. — Это делается не так уж сложно, — девушка весело хохотнула, проходя мимо Фреи прямиком в комнату.

Недолго помешкав, она наконец-то вошла, аккуратно заперев за собой двери. Здесь оказалось достаточно просторно и светло, что приятно удивило. У большого окна с широким подоконником, на котором уже покоилась большая стопка книг, стояло две кровати, повернутые изножьем к двери. Правую стену подпирал огромный комод, два нижних ящика которого были открыты и, судя по вещам, очевидно, заняты. С другой стороны был большой крепкий стол, над которым зловеще нависла лампа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я приехала ещё утром, а потому заняла эту кровать, ты ведь не против? — спросила девушка, когда Фрея подошла к своей кровати и села и, чуть покачиваясь, принялась проверять её на мягкость.

— Нет. Здесь неплохо, — Фрея легко подпрыгнула с места, только чтобы уложить на кровать чемоданы, которые стоило разобрать. — Единственное, не была бы ты против убрать эту тумбу между наших кроватей? Я бы поставила здесь мольберт.

— Так, ты художница! Замечательно! Нарисуешь мой портрет? — незнакомка разлеглась вальяжно на кровати, театрально приложив ладонь тыльной стороной ко лбу, приподняв подбородок трагически вверх. Фрея засмеялась в ответ. Было похоже на то, что с этой девушкой она сумеет подружиться. В конце концов, та и сама не выдержала дольше и согнулась пополам от хохота. — Меня зовут Алисса. Алисса Уэлс, — она протянула перед Фреей открытую ладонь, которую та без долгих раздумий пожала.

— Фрея О’Конелл.

— Надо же, какое волшебное имя. Прямо, как фея, — Алисса откинулась на подушку, подмяв её под себя, когда Фрея продолжила разбирать вещи. Она наблюдала за новоиспечённой соседкой с большим интересом, будто изучала её.

— В детстве мама именно так меня и называла, — кроткая улыбка коснулась губ Фреи. Ей всегда было неловко вспоминать о матери даже ненароком не только в разговоре с кем-то посторонним, но и с собственным отцом. Само её имя неприятно щипало язык, и девушка ничего не могла с этим поделать, хоть и отчаянно желала чувствовать себя иначе. — Что ты будешь здесь изучать? — быстро спросила Фрея, пока они не успели продолжить разговор о матери.

— Лингвистика. Буду изучать языки. Звучит, как скука смертная, но мне нравиться. Это вроде как делает мою жизнь более осмысленной, — Алисса заложила руки за голову и принялась рассматривать потолок. Её брови нахмурились, на лбу появились мелкие морщины. — Это так несправедливо с их стороны, ограничить для женщин количество мест.

— Большая часть женщин предпочитает не учиться, — хмыкнула Фрея, будто ничего странного в этом не было. Выдвинув верхние две полки в комоде, она неспеша наполняла их своими вещами. Вверху — летние вещи и белье. Внизу — теплая одежда.

— Потому что они сами ограничивают себя в способности быть кем-то большим, чем просто женщиной, — продолжала вслух размышлять Алисса. — Нам с рождения навязывают мысль о том, какими мы должна быть и какова наша роль, не оставляя выбора.

— И кем же ты выбираешь быть, имея такую возможность?

— Человеком, — вполне серьезно заявила девушка, вынудив Фрею бросить на неё вопросительный взгляд. — Очевидно, что все мы рождаемся людьми, но… В нас, девушках, привыкли видеть лишь милых созданий, главной обязанностью которых остается весело хохотать над несмешными шутками и стрелять глазками, поправляя всё время волосы в надежде на то, что однажды какой-то неотесанный чурбан заметит и возьмет под венец. И даже затем мы вынуждены будем оставаться в тени его имени до конца своих дней. Очевидно, что всем будет безразлично наше мнение, мысли и идеи, потому что, невзирая на то, насколько они гениальны, у нас нет шанса дать им быть услышанными только потому, что мы женщины.

— Отчасти это правда, но… Как же суфражистки? Благодаря им у нас теперь есть куда больше возможностей, чем было у других женщин ещё пятьдесят лет назад, — Фрее не очень нравилось радикальное направление, в котором двигался их разговор. Куда приятнее, было бы узнать о девушке что-нибудь личностное. Пара забавных историй была бы вполне уместна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ей было стыдно за подобное безразличие к правам женщин. Единственное стеснение, которое Фрея ощущала, было денежным, покуда дела отца ухудшались с каждым годом всё больше. Кроме того куда больше места в её светлой голове занимала разлука с Джоном, которой девушка посвящала почти все свои мысли. Его отсутствие не всегда было ощутимым, а потому Фрее порой приходилось напоминать себе о том, как она должна была себя чувствовать, легко предаваясь выдуманной меланхолии, что премного вдохновляла. К тому же нельзя не учитывать волнения, возникшего вместе с переездом.