Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

В невероятно сложный исторический период Джованни Сфорца оказался явной жертвой комплекса неполноценности. Он был напуган папой и опасался разрыва родственных отношений с Миланом. Он всякий раз замирал, ощущая возникающие между ними разногласия, и испытывал облегчение, заметив признаки согласия. Его власть была так же ограничена, как у принца-консорта. Так что его статус, внешне казавшийся значительным, на самом деле ничего не значил.

Но вернемся к Лукреции. Из всех событий, происходящих в человеческой жизни, брак является одним из наиболее таинственных и сложных для понимания, а потому трудно сказать, что произошло между Лукрецией и ее мужем. Более поздние источники утверждают, что они жили душа в душу; доказательством служит то уважение, которое Лукреция выказывала на людях своему мужу. Хотя это может говорить всего лишь о привитом Лукреции чувстве долга и уважения. Однако, как бы ни проходили ее ночи, дни и вечера были целиком заполнены бесконечными вечеринками, приемами и церемониями. В Санта-Мария-ин-Портико постоянно царило оживление и велись нескончаемые интриги. Послы и приверженцы принцев приобрели привычку собираться там для решения деловых вопросов. «Большинство тех, кто ищет здесь выгоду (от папы), проходят через эту дверь», – говорит один из информаторов. Ни для кого не секрет, что у Лукреции целые ящики заполнены просьбами и обращениями, и, по-видимому, так же обстояли дела у Джулии и Адрианы. Три эти женщины проводили дни в покое и согласии; они все пользовались благосклонностью папы, не испытывая чувства соперничества, а папа со своей стороны всегда помнил о них и делился лучшими дарами, которые присылали в Ватикан.

Во дворце вместе с Джулией жила ее дочь Лаура. По слухам, папа являлся отцом этой двухлетней девочки, и в надежде на то, что папа даст ей хорошее приданое, ее замужество уже являлось темой обсуждений (хотя впоследствии мы получим доказательства самого папы, которые вызовут сомнения относительно этого родства). О красоте Джулии ходили легенды по всей Италии. Все биографы Борджиа приводят известное описание ее внешности, сделанное зятем, Лоренцо Пуччи: «Я приехал в Санта-Мария-ин-Портико, чтобы повидать мадонну Джулию, которая, когда я увидел ее, только что закончила мыть волосы. Вместе с ней у огня сидели мадонна Лукреция, дочь нашего Высокопреосвященства, и мадонна Адриана… Джулия несколько располнела и стала еще очаровательнее. В моем присутствии она распустила волосы, которые заструились до самого пола… Затем она накрыла волосы невесомой, как облако, сверкающей, как солнце, сеткой… Она была одета по неаполитанской моде, как и мадонна Лукреция. Но спустя какое-то время маленькая Лукреция вышла переодеться и вернулась в платье из фиолетового шелка».

В середине 1494 года двор готовился покинуть Рим, чтобы сопровождать Лукрецию в Пезаро; Джованни Сфорца был напуган политикой папы, который теперь, казалось, преследовал и пронеаполитанцев, и антифранцузов, и антимиланцев. Папа пытается уговорить короля Франции отказаться от попытки завоевать Неаполь. Но у Карла VIII иные намерения. В марте он сообщает папе о своем решении ввести войска в Италию и покорить Неаполь; в этом случае он поселится в Ватикане и «устроит там свой дом». Александр VI лавировал, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Неожиданно возникает новая проблема в лице Джулиано делла Ровере, перетащившего Асканио Сфорца на французскую сторону. Теперь Асканио отказывает в поддержке Неаполю и Арагонам. Он покидает крепость в Остии и направляется во Францию.

Это событие оказалось решающим. Король Карл VIII, воспользовавшись неосторожностью кардинала, использовал возникшую в Италии неразбериху и невероятную слабость Неаполитанского королевства и принялся собирать армию. Папа начал готовиться к обороне. Джованни Сфорца был напуган этими приготовлениями и, несмотря на всяческие заверения папы, понимал, что в Риме у него земля ускользает из-под ног. Страх, как известно, опьяняет трусливых и придает им определенную степень безрассудства. Вот почему Джованни каждый день интересовался в Ватикане (выражение его лица было красноречивее слов), что будет с ним и его семьей. Джованни оказался в трудном положении: с одной стороны, он был связан родственными узами с Миланским королевством, а с другой – был зятем папы римского. Он так настойчиво сокрушался по поводу своего тяжелого положения и так часто мучил папу вопросами о будущем, что в конце концов папа вышел из себя и обвинил Джованни в желании узнать результаты до начала событий. Джованни на время замолчал, но по мере приближения штормовой волны из Франции он опять почувствовал себя отрезанным от своего убежища в Пезаро. В конце концов, возможно, по совету кого-то более умного, чем он сам, Джованни изменил тактику и заявил папе, что народ в Пезаро жаждет увидеть свою графиню и пришло время показаться там. Аргумент оказался столь лестным и разумным, что папа согласился, да и, кроме того, чума вновь грозила опустошить Рим. Лукреция получила разрешение покинуть Рим, а с ней Джулия Фарнезе и Адриана Мила. Возможно, папа хотел оградить их от эпидемии, а может, у него были какие-то другие мотивы. В свите, сопровождавшей отъезжающих, была и Лукреция Лопес, дочь Датари и Хуана Монкады, прислуживавшая Джулии Фарнезе. Папа серьезно обсудил с Адрианой путешествие, обратный маршрут и дату возвращения – июль и нежно попрощался со своими женщинами. 31 мая они покинули Рим.

Путешествие было долгим, но не утомило путешественниц; Джулия оставалась прекрасной, Лукреция – веселой, а Адриана – энергичной. Процессия проследовала через Умбрию и герцогство Урбино, в котором благородный гуманист Джидобальдо ди Монтефельтро сиял подобно звезде на фоне бледной геральдической красоты Елизаветы Гонзага. Герцог с герцогиней не вышли встречать процессию, вероятно опасаясь чумы, но их подданные приветствовали путешественников. Когда четырнадцатилетняя графиня 8 июня наконец достигла Пезаро, то увидела украшенные флагами улицы и сгорающую от любопытства толпу. Погода была отвратительной. Процессия до нитки вымокла под проливным дождем, который погасил сверкание золота и серебра и испортил великолепное зрелище. Процессия устремилась вперед, надеясь проскочить между двумя дождевыми зарядами, и брошенные им цветы были растоптаны в грязи. Стоило Лукреции оказаться во дворце, как она тут же удалилась в свою комнату. Во всей этой суматохе «вечером мы заботились только о том, чтобы одеться во что-нибудь сухое» – так написал Джованни Сфорца в письме, отправленном на следующий день папе. В конце концов, дождь не имел такого уж существенного значения. Наследующий день засияло солнце, и у женщин сразу улучшилось настроение. Они составили программы танцев и игр и весело проводили время, заставляя провинциальную публику в изумлении взирать на их роскошные наряды. Среди женщин, посещавших организованные ими балы и вечеринки, выделялась Екатерина Гонзага, известная не только своим аристократическим происхождением, но и невероятной красотой. Джулия и Лукреция не опасались конкуренции со стороны провинциальной аристократки, но эта жительница Ломбардии все-таки не давала им покоя, и они стали задаваться вопросом: почему бы им не устроить конкурс красоты? С помощью Адрианы, не участвовавшей в конкурсе, они облачаются в самые изысканные наряды и с удовольствием оглядывают друг друга. Их глаза светятся в предвкушении светского успеха. Сопровождавший их Джованни Сфорца одет не менее изысканно. Как образно написала Джулия: «Все выглядело так, будто мы, для того чтобы всех поразить, перевернули вверх дном Флоренцию в поисках парчи». Собралось много народу, все живущие поблизости аристократки, и, когда появилась Екатерина Гонзага, Лукреция и Джулия, оглядев ее в промежутках между танцами и разговорами, поздравили ее, делая вид, что восхищены. Была ли Екатерина на самом деле так уж красива? Лукреция улыбнулась про себя и глянула на Джулию, которая ответила незаметной для окружающих улыбкой. Свои впечатления Лукреция описала на следующий день в письме к папе: «Я должна сообщить Вашему Блаженству о красоте Екатерины Гонзага, поскольку уверена, что слухи о ней заставили думать Вас, что она прекрасна. Начну с того, что она на шесть дюймов выше мадонны Джулии, у нее прекрасный цвет лица, белая кожа, красивые руки и фигура. Но у нее некрасивый рот и ужасные зубы, большие светлые глаза, нос скорее уродливый, вытянутое лицо, отвратительного цвета волосы… Она свободно и легко говорит. Я горела желанием увидеть, как она танцует, но это не произвело на меня большого впечатления. Короче, она ни в чем не оправдывает свою репутацию [presentia minuit famam]. Такой Екатерина Гонзага вошла в историю. Но в письме, описывающем эти же события, отправленном Екатериной Гонзага папе римскому, она пишет, что Лукреция чрезвычайно похожа на своего отца «остроумием и умением держаться с истинно королевским величием; она настоящая аристократка».