Тайна царствия - Мика Валтари

Снаружи было так темно, что пришлось зажечь факелы. Когда первая паника и смущение были преодолены, все обратили внимание на то, что в стенах образовались многочисленные трещины, но при этом не было ни единой жертвы. Поступили жалобы лишь на несколько вывихов и ушибов, случившихся скорее при беге в темноте, чем от последствий самого землетрясения. Комендант гарнизона отдал приказ патрулям спешно направиться в город, чтобы определить возможный ущерб, а часовым – не терять бдительности, поскольку возникавшие при землетрясениях пожары обычно наносили урон больший, чем сами землетрясения.

Разбуженный шумом прокуратор лишь безучастно стоял, босой и завернутый в свою тогу, на верхних ступеньках лестницы, отдавая приказания. Толчки прекратились, в городе запели петухи, и было решено, что отправлять женщин за пределы крепости нет необходимости. После подобной паники никому не хотелось возвращаться спать. Рассветные лучи осветили небосвод, и когда последние звезды погасли, со стороны храма послышался звук труб, извещавших о продолжении праздника – словно ничего и не произошло.

Солдатам было приказано готовиться к исполнению привычной службы, однако из соображений предосторожности огонь на кухне не зажигали, и они были вынуждены довольствоваться холодным завтраком. Возвращавшиеся один за другим патрули докладывали об охватившей город панике и о том, что многие жители бежали за его пределы, несмотря на то что землетрясение, помимо нескольких обвалившихся стен, не причинило сколь-нибудь значительного ущерба. Похоже, самые сильные толчки пришлись на определенную зону, ограничившись пространством крепости и храма.

Сменились часовые, и первая когорта с небольшим опозданием прошла по улицам города по направлению к цирку. С тех пор, когда там проводились бои гладиаторов и диких зверей, прошло уже много лет, и арена этого великолепного сооружения служила лишь местом для маневров легиона.

Ступая по черепкам битой посуды, я вернулся к себе и некоторое время посвятил своему туалету, за этими приготовлениями меня и застал денщик, посланный за мной прокуратором. Понтий Пилат решил устроиться при входе на вершине лестницы и там принимать посетителей; думаю, он счел бы предпочтительным спуститься во двор, хотя ничто в выражении его лица не указывало на малейшую тень страха перед новым землетрясением.

Рядом с ним находились комендант и легионный скриба, а также Аденабар и еще два легионера, которые, следуя присущей сирийцам привычке, сопровождали свои пояснения и возражения оживленной жестикуляцией, несмотря на видимые усилия, которые они прилагали, дабы выказать должное уважение начальству.

– Сегодня утром из-за землетрясения смена часовых прошла с опозданием, – раздраженным голосом сказал Понтий Пилат, – Эти два глупых сирийца были посланы, чтобы сменить ночную стражу у той проклятой могилы. На ночь там был выставлен пост из шести человек, двое из которых должны были постоянно находиться в дозоре во время сна остальных. И вот они вернулись сообщить о том, что печать легиона нарушена, камень при входе отвален, а ночные часовые исчезли.

Затем, обратившись к легионерам, он спросил:

– Тело по-прежнему находилось в могиле?

– Мы не входили туда, – ответили оба. – У нас не было такого приказа.

– Почему же один из вас не остался присматривать за этим местом, тогда как второй мог поспешить сюда с рапортом? Пока вы находитесь здесь, туда может войти кто угодно!

– Никто из нас не осмелился остаться, – честно признались солдаты.

Начальник гарнизона решил, что наступило время вступиться за своих людей, поскольку в итоге он отвечал за всех.

– У них приказ ходить за пределами крепости не менее чем по двое, – коротко заметил он.

На лицах солдат отразился ужас, но они боялись не смерти, а скорее могилы; исчезновение их товарищей внушило им суеверный страх. Прокуратор понял это именно так, и возмутился:

– Не произошло ничего сверхъестественного! Камень у входа, очевидно, откатился при подземных толчках! А эти сирийцы, эти суеверные трусы бросили свой пост и теперь боятся вернуться. Разыскать их немедленно! Они дезертировали и приговорены к смерти!

Затем, обратившись ко мне, он пояснил:

– Задета честь легиона, и я не могу доверять тому, кто может быть заинтересованным лицом в этом деле. Мне не нужны никакие объяснения; я требую беспристрастного свидетеля. Ты, Маркус, взвешенный человек и достаточно хорошо знаешь наши законы. Возьми с собой Аденабара и этих двух человек, можете прихватить с собой когорту, если не хотите, чтобы эти двое храбрецов удрали. Узнай все, что произошло, и доложи мне!

Начальник гарнизона подозвал трубача, что вызвало приступ гнева у прокуратора, ударив кулаком в ладонь, он взревел:

– Да вы с ума сошли! Не нужна вам никакая когорта! Достаточно нескольких надежных людей. Глупо привлекать внимание к делу, которое пятнает нашу честь. Вперед! Поторапливайтесь!

Аденабар сразу же собрал десяток солдат и, построив их, приказал бежать в ногу.

– Стоять! – крикнул прокуратор – Бег через город привлечет внимание всех любопытных.

Его слова принесли мне большое удовлетворение, поскольку даже без амуниции мне было бы трудно угнаться за бегущими легионерами, несмотря на всю незначительность длины нашего маршрута.

Те, кто сбежал от землетрясения за пределы стен города, теперь возвращались домой. Они были слишком озабоченны собственными делами, чтобы обращать на нас внимание, и даже позабыли о своих обычных проклятиях и плевках в сторону солдат.

Гробница скрывалась за деревьями сада. Тем не менее, находясь на достаточном расстоянии, мы увидели, как оттуда вышли два человека. Вероятно, это были ученики назаретянина, поскольку, как мне показалось, в одном я узнал юношу, который утешал на месте казни плачущих женщин. Второй был круглоголовым, тучным и с бородой. Увидев нас, они со всех ног бросились бежать и, несмотря на наши оклики, скрылись за многочисленными буграми и ложбинами.

– Началось! – воскликнул Аденабар, но, не желая распылять наши силы, не отдал приказ их преследовать. Ему было ясно, что беглецы все равно сумели бы скрыться от легионеров в садах, зарослях, за холмами или в пещерах.

Однако нам удалось разглядеть их достаточно для того, чтобы понять, что из гробницы они ничего не вынесли.

Подойдя к зияющему входу, мы заметили, что желоб, на котором крепился камень, сломался и скатился к подножью холма, где разбился о другой такой же. Никаких следов того, что здесь пользовались инструментом! Если бы гробница была открыта снаружи, пришлось бы откатывать камень вдоль желоба. Со сломанной печати легиона свешивался обрывок ленты. Очевидно, камень был сдвинут с места подземными толчками. Из темноты гробницы доносился сильный запах мира и алоз, смешиваясь с сырым горным воздухом.

– Иди вперед, а я пойду за тобой, – попросил меня Аденабар.

Его лицо стало землистого цвета. Он дрожал всем телом. Легионеры остановились на почтительном расстоянии от входа, прижавшись друг к другу, словно охваченное страхом стадо овец.

Мы вместе вошли в первое помещение склепа, а затем, шагнув под более низкий свод, оказались в самой усыпальнице. Пока глаза привыкали к темноте, нам с трудом удавалось различать белый саван на каменном полу и поначалу показалось, что тело по-прежнему находится здесь. Однако, привыкнув к мраку, мы удостоверились, что тело царя иудеев исчезло, покинув свое посмертное покрывало, окаменевшее от ароматических веществ и еще хранящее его контуры. Часть плащаницы, покрывавшая голову покойного, была отодвинута.

Я, не веря своим глазам, ощупал пустоту между краями плащаницы. Ничего! Саван не был развернут или надорван, тело попросту испарилось.

Даже при надавливании рукой, саван сохранял очертания тела, бесспорно, к нему никто не прикасался, в этом я уверен, ибо сам осмотрел его. Таким образом, исчезновение тела представлялось делом совершенно невероятным, и тем не менее оно исчезло, что трудно было отрицать, ибо мы видели это собственными глазами.

– Видишь ли ты то же, что и я?

У меня перехватило дыхание, и я подтвердил это кивком головы, а центурион продолжил шепотом:

– Я же говорил, что он – Сын Божий!

Затем, обретя спокойствие и перестав дрожать, он провел рукой по лицу.

– Никогда не видел подобного колдовства! – добавил он – Лучше, чтобы до поступления новых указаний никто больше об этом не знал!

Итак, мы решили воспользоваться тем, что нам не удалось заставить легионеров войти в гробницу: с момента исчезновения своих товарищей, они постоянно испытывали чувство страха.

Ни Аденабар ни я даже не пытались найти объяснения тому, как тело человека могло выбраться из отвердевшей плащаницы, не раскрывая ее; она была буквально склеена миром и алоэ, и если бы кто-то попытался ее развернуть, обязательно остался бы какой-то след. Никакая, даже самая искусная рука, не смогла бы вернуть все складки на место, сохранив при этом очертания тела.