В моей руке - гибель - Татьяна Степанова

— Пошли за дом. Там есть кое-что, что тебе не мешает увидеть, — сказал он.

Кровь на заборе уже почернела и напоминала зловонный густой лак. И снова летали мухи… Катя молча смотрела на пятна.

— Следы здесь, здесь и вот тут. А тело, когда мы на него с Ренатом наткнулись, лежало здесь, возле угла сарая.

— Знаешь, Никита, ты мне все-таки толком расскажи, что вы тут обнаружили. А то я чувствую, что ты чего-то недоговариваешь. Если Антипову сломали шею, почему же тут столько крови в разных местах? Тут бог знает что вообразить можно.

Колосов помолчал, а затем продолжил свой рассказ. Уже более не колеблясь, он упомянул о посмертной ране на горле Гранта. Не далее как вчера вечером ему снова звонил по этому поводу судмедэксперт Семен Павлович. Звонил, чтобы сообщить, что заключение готово. Но голос при этом у него был какой-то странный — неуверенный, что ли? Это Колосова удивило: чтобы Палыч, который собаку съел на этих жмуриках, и в чем-то вдруг начал сомневаться…

— Значит, пистолет выпал из руки Гранта? — уточнила Катя, когда Колосов умолк. — И он даже не успел из него выстрелить?

— Вряд ли он сразу собирался стрелять, Катя. Думаю, что-то привлекло его внимание. Не напугало, нет, так я прежде думал, а сейчас отказался от этой мысли. Если бы Антипова что-то всерьез напугало или насторожило, он бы в доме засел и сразу начал палить из всех стволов, либо сделал ноги к своей тачке, чтобы смыться отсюда. А он просто вышел во двор взглянуть. А пистолет при нем всегда, так что…

— Но он же… как это у вас говорится? Успел обнажить ствол, — Катя блеснула познаниями псевдожаргона. — Значит, что-то все-таки его встревожило и он готовился к отражению нападения.

— Господи, да Грант даже на унитаз не садился без своей пушки, хмыкнул Никита. — Вторая натура это у них — с оружием нигде не расставаться. Скорей всего дело было так: он что-то заметил или услышал и захотел выяснить, что это.

Вышел во двор и направился вот сюда за дом и…

— На дворе ночь была глухая, ты сказал его убили около трех? Выходит, Антипов не спал?

— Дом мы осмотрели. В гостиной — диван, на нем куртка его и подушка смятая. Возможно, он и дремал там вполглаза.

У вдовы тут все в ажуре — посуда, постельные принадлежности, но Антипов ничего не тронул. Он тут долго рассиживаться не собирался, Катя. Думаю, утром уже хотел съехать.

— Почему ты так в этом уверен? Может быть, он планировал здесь дольше задержаться, пока не уляжется шум вокруг убийства. — Катя начала снимать забор и сарай. — Если Антипов что-то увидел во дворе, то только отсюда. Она указала на стекла веранды, завешанной соломенными матами. — Сквозь щели, наверное… А ты не узнавал, улица фонарями освещалась в ту ночь или нет?

— Нет. А насчет уверенности… На столе мы обнаружили остатки его жратвы: сплошь вакуумные упаковки — ветчина, суп быстрого приготовления, рыба-форель, хлеб, кофе в пакетике. Он взял себе харчей ровно на сутки. И потом он собирался…

Но тут Колосов осекся. Насчет версии совершения убийства Михайловской ОПГ Кате пока знать незачем. Халилов уже начал проверять предположение о том, что михайловцы, на словах обещая расплатиться с наемником в ближайшие сутки после убийства, на самом деле приготовили ему кровавую ловушку. Люди Халилова к этой версии уже подключились. Но пока нет результатов, упоминать об этой версии рано.

— Я все пытаюсь представить себе, как это случилось. — Катя наклонилась и осторожно дотронулась до пятна на заборе. — Ты говоришь, эти пятна не могли образоваться от того, что кровь брызнула из раны… Слишком далеко расположены были от трупа… Но тогда получается, что убийца намеренно наследил. Только вот как ему все-таки было неудобно орудовать — низко, надо наклоняться в три погибели. Я, конечно, не коротышка, — она оглядела свой 175-сантиметровый рост, еще увеличенный толстенными модными каблуками. Может быть, правда, тут недомерок орудовал, но все равно нелогично как-то… Жаль, что нельзя сразу установить, сколько людей было на месте происшествия. — Мысли ее чередовались весьма непоследовательно. В то же время она деятельно занималась какой-то странной гимнастикой: то наклонялась, то садилась на корточки — легко, несмотря на свои габариты, складываясь чуть ли не пополам. Колосов только диву давался: спортивной ее особенно не назовешь, как это она умудряется не терять равновесия на своих каблуках?

Вот она опустилась в траву, встав на одно колено.

— Нет, все это неудобно. Он не мог так перемещаться тут.

Тянулся к забору рукой и… Никит, ты меня извини за неэстетичные позы, но мне кажется… Смотри, если труп лежал здесь, а пятна тут и вот тут наверху, однако недостаточно высоко для… Представь, вот я стою на коленях возле тела, тянусь, тянусь сюда — и не достаю, даже если у убийцы рост больше. Тогда я опираюсь рукой вот сюда и…

Никита смотрел. Поза у нее, дай бог… Вид такой, что…

Кое-кто за одну такую позу в тихом местечке при зашторенных от солнца окнах и мягкой кроватке самое дорогое, быть может, отдал… Он быстро отвел глаза. Ч-черт! Кашлянул.

Катя, вошедшая в экспериментальный раж, оглянулась.

Мигом поднялась, отряхнула обтянутые лайкрой коленки от травинок. Щеки ее покраснели.

— В такой позе есть что-то звериное, — сказала она. — До этого места на дровах и на заборе удобнее всего было дотянуться только вот так, встав на… четвереньки. Странно, правда?

Они помолчали. Катя деловито щелкала фотоаппаратом.

Колосов злился на себя: приехал мозгами шевелить, думать, размышлять, а сам… Но ничего с собой поделать не мог. Становилось только хуже. Если б был тут пруд какой или лужа — ей-богу бы плюхнулся, чтобы пыл остудить. У чекиста, когда он при исполнении, как говаривал дедушка Феликс, все должно быть в ажуре: холодная там головка, чистые ручки, а уж касательно иной анатомии…

— Теперь куда? — невинно осведомилась Катя. Надо же было хоть что-то спросить, а то он так странно на нее смотрел.

— В отдел. — Колосов решительно зашагал к машине.

Катя поплелась следом.

В Раздольский ОВД Колосов ехал по двум причинам: надо было посоветоваться со Спицыным по организации в районе первоначальных поисковых мероприятий и дать ЦУ по кое-какой новой информации, вроде бы появившейся по этому делу.

Эту самую новую информацию не далее как вчера принес начальнику „убойного“ его коллега из отдела по розыску без вести пропавших и установлению личности неопознанных трупов. Майор Егоров, дни и ночи проводивший за своим компьютером, считался в розыске ходячим справочником о том, кто пропал в области и Москве за истекший квартал, в какой стадии находится розыск, какие меры приняты и тому подобное. К начальнику „убойного“ коллега пришел по личной инициативе, выполняя инструкцию: если в районе совершается убийство, то отдел по розыску без вести пропавших должен представить по этому месту все справки — имелись ли там пропавшие и неопознанные трупы. Поначалу сведения Егорова показались Колосову совершенно не относящимися к делу, однако потом…

Егоров сообщил, что в апреле, точнее даты установить не представилось возможным, в Раздольском районе пропал без вести некто гражданин Соленый Федор Григорьевич. Он проживал в коммунальной квартире в центре городка, состоял на учете в местной милиции как злостный дебошир, тунеядец и квартирный хулиган. Пропал он — точнее, просто перестал приходить в свою коммуналку — еще в начале апреля, но только спустя неделю соседи проинформировали об этом участкового. Все надеялись: завел, мол, себе алкаш, какую-то бабенку и переехал к ней, давая возможность отдохнуть от своих безобразий. Когда вышли законом установленные сроки, на пропавшего без вести завели дело. Колосов пометил фамилию алкаша в блокноте, но по его виду Егоров понял, что сделал он это лишь для проформы. Однако коллега уходить не собирался. Сел напротив Колосова, заглянул в его персональный компьютер, тут же нашел какие-то сбои в программе, а потом заметил:

— По этому вашему Раздольску вроде бы есть и еще кое-что.

— Еще? — Никита украдкой взглянул на часы — ему должны были звонить с минуты на минуту, но для посторонних ушей такой звонок не предназначался.

Егоров, однако, сидел как приклеенный.

— Не совсем вроде бы наше, но…

— Слушай, не тяни резину, а?

Егоров тянуть резину не стал. Поначалу Колосов слушал его вполуха, но затем…

Дело заключалось вот в чем: Егоров, человек чрезвычайно аккуратный и обязательный, имел привычку штудировать всю программу „Поиск“, куда вносились без вести пропавшие, дела по которым велись не только областной милицией, но и правоохранительными органами всей страны. Короче, он „листал“ министерскую программу, делал выборки, анализировал информацию.

— Вот взгляни: некий Яковенко Андрей Геннадьевич. — Он положил на стол Колосова фото — распечатку с компьютера, откуда глядел молодой мужественный блондин в тельняшке и камуфляже, с усиками и заметным шрамом над правой бровью. — Старший лейтенант. Сотрудник спецподразделения „Сирена“. Пропал без вести тридцатого апреля сего года. В программе есть все на него. Он за Центральным окружным управлением числился. — Егоров вздохнул. — Пропал парень. Картина такая: после сдачи дежурства в здании министерства на Житной примерно в 8.30 он убыл с места службы, а домой так и не вернулся.