Рассказы - Мария Киселёва

Витя об этом давно знает. А как ее победить, эту робость? Она вон какая сильная… Чуть что — сразу связывает Вите руки и ноги, так что он двинуться не может. А язык как будто приклеивает к нёбу. Ни единого слова сказать нельзя. Вот она какая, робость. Хорошо бы набраться силы да ее побороть. Совсем побороть, вот связать ей самой руки и ноги, приклеить язык к нёбу, да и выбросить далеко-далеко. Вот что надо с ней сделать.

Витя не будет больше вытаскивать на край тарелки капусту и морковку из супа, будет съедать все второе, не будет цедить компот сквозь зубы, вырастет большой и здоровый, вот тогда посмотрим, что станется с этой робостью. Тогда посмотрим. А пока… у Вити заболела бабушка. Утром не могла встать. В груди у нее хрипело, бил кашель. Доктор выписал ей рецепт и велел принести лекарство.

— Я вот тут написал «быстро». — Он показал на верхний уголок рецепта. — Так что приготовят срочно.

Доктор ушел. А рецепт остался на столе. Витя со страхом на него поглядывал. Как же быстро, когда мама с папой придут с работы вечером? А сейчас только утро. Кто же теперь сходит в аптеку?

— Вот ведь ты какой у нас мальчик, — сказала бабушка несердито. — Другой бы живенько сбегал. Аптека рядом, подать в первое окошечко у двери, и все.

Витя ничего не сказал. Язык у него прилил к нёбу, руки и ноги… Куда там! Одному в аптеку. И бабушка больше ничего не сказала. Отвернулась к стенке и тяжело дышала. Витя постоял, постоял, потом взял тихонько рецепт и свой двугривенный, который папа ему дал в воскресенье, и вышел.

У первого окошечка в аптеке была очередь.

— Дяденька, вы последний? — спросил Витя.

Может, он тихо спросил, а может быть, дяденька такой неразговорчивый попался, только он не ответил. Витя растерялся и не знал, что делать. Наверно, надо было бы еще раз погромче спросить, но Витя уж не спросил, а так и остался возле этого дяди. А сзади уже подошла какая-то женщина и сказала:

— Отойди, мальчик, в сторонку, не мешайся.

— Я в очереди стою, — надо было бы ответить Вите, но он еще больше оробел и не ответил. А женщина легонько его оттеснила и встала на его место. За ней уже еще стояли люди, и впереди было много, а Витя оказался просто так, совсем не в очереди, с зажатым в кулаке рецептом. Что же это такое? Так он и знал, что это очень, очень трудно и ничего он не сможет сделать.

— Я же в очереди стою! — совсем было собрался крикнуть Витя, но опять не крикнул, а только заплакал.

— Ты что, потерялся? — спросила Витю та самая женщина, которая его оттеснила. — Ты с кем пришел?

— Я ни с кем не пришел! Я вот тут стою, — сказал наконец Витя громко и сердито. Сказал и сам удивился. Это очень легко получилось, хотя на него смотрела теперь вся очередь. — У меня бабушка болеет!

— Ну так становись, — сразу сказала та женщина, которая раньше его оттеснила. — Я думала, ты просто так, балуешься.

— Я бы лучше где-нибудь еще баловался, во дворе, — сказал Витя, хотя, конечно, мог бы этого уже и не говорить. Но он сказал, потому что это очень просто — стоять и разговаривать в очереди с совершенно незнакомыми людьми. А где же еще разговаривать с незнакомыми людьми, как не в очереди? Рассказал и про бабушку, и про доктора, и про свой двугривенный. Незаметно подошел его черед, он поднялся на цыпочки и подал в окошечко рецепт.

— Будет готово завтра, — сказали ему. — Давайте следующий.

— Как завтра? — возразил громко Витя. — Бабушке сегодня надо!

В очереди кто-то засмеялся. А Витя совсем не обратил на это внимания, потому что это сейчас неважно, и вцепился в край окошечка, а то его уже отодвигали.

— Бабушке надо сейчас! Там написано «быстро».

— Где написано «быстро»?

— В верхнем углу, вон там. Только другими буквами.

И опять кто-то засмеялся, а кто-то сказал:

— Молодец! Бойкий парень.

— Настойчивый.

И снова очередь глядела на Витю, а ему было и ничуть не страшно и не стеснительно. Только в груди что-то стучало, но совсем не плохо стучало, а даже как-то хорошо, от волнения, наверно, просто. Из окошечка протянулась рука и взяла обратно обклеенный бумажками рецепт.

— Раз уж ты такой настойчивый и так заботишься о своей бабушке, сделаем быстро. Подожди двадцать минут.

Витя сел на скамейку возле кассы и стал рассматривать плакат с огромными мухами. Он не очень внимательно рассматривал, потому что все думал, каким он стал смелым и это… настойчивым. Просто все удивились. Вите было очень хорошо так сидеть и никого не бояться, никого не стесняться и быть смелым, настойчивым, молодцом. Но вдруг знакомый-знакомый страх снова сковал Витю, сдавил его и уже сжимал ему губы, потому что Витя вдруг подумал, что двадцать минут давно прошли, все про него забыли и ему надо самому об этом напомнить. Подойти и спросить. А как? Теперь стоят уже другие люди, чужие, и из окошечка, может быть, скажут: «Какая бабушка, что ты путаешь? Не мешай». Вите стало совсем-совсем страшно, но он спрыгнул со скамейки и крикнул:

— Дайте мое лекарство!

— Рано еще, не кричи, — ответили из окошечка. И хотя ответили сердито, у Вити опять радостно застучало в груди, потому что все в порядке, он со своей смелостью и настойчивостью добился, что нужно, а сейчас просто рано.

— Вон гляди на часы, — наклонился к нему старичок в очках. — Когда большая стрелка встанет поперек, — он показал пальцем, как поперек, — тогда твое время вышло, можешь требовать. А раньше не шуми.

Витя снова сел на скамейку. И в очереди, оказывается, стояли еще те же хорошие люди. А может быть, уже другие. Но это все равно. Обратиться можно к любому человеку. Вот в чем дело. Когда стрелка встала поперек часов, Витя подошел к окошечку и получил лекарство. Он крепко держал бутылку с плиссированным голубым колпачком, а мимо него по улице шли прохожие. И каждому было понятно, что идет человек из аптеки и несет лекарство. Сам получил. Значит, не мямля какая-нибудь, не трусишка, не плакса, а парень что надо: смелый, настойчивый, молодец.

Вот и бабушка, как глянула, сразу сказала:

— Принес? И так скоро? Вот молодец.

Зеленое болотце

Конечно, сидеть на заднем крылечке тоже интересно. Оно выходит в маленький бабушкин двор, и Анка сидела там первые дни, когда приехала в деревню.

Правда, разговаривать сначала было не с кем. Утка с самого утра уводила свой выводок на пруд. Куры просто искали чего бы склевать.

Но вот пришел петух. Рыжий-рыжий, с большим гребешком, похожим на ягоду малину.

— Разве ты всегда у бабушки жил? — спросила Анка.

— Кы-р-р! — раскатисто ответил петух, чуть приоткрыв клюв.

— Я говорю, откуда ты взялся?

Петух повернул голову, глянул на Анку сердитым глазом и отошел.

— Я не боюсь тебя! — крикнула она, когда петух уже был далеко.

Вот так они и разговаривали. Это, конечно, было интересно. Но потом появился Лок, и маленький двор был забыт. Может быть, это и не совсем хорошо, но ведь рыжий петух, надо признаться, относился к Анке не очень дружелюбно.

Ну а Лок… это совсем другое дело…

Однажды Анка прошла в конец бабушкиного сада и перелезла через прясло. Потом по узкой тропинке вышла к оврагу и сразу увидала болотце. Там и жил Лок. Только тогда еще Анка об этом не знала. Она села на большой теплый камень, который одним боком лежал на берегу, а другим уходил в воду.

Болото было зеленое, покрытое ряской. И только у самого камня, где свисали Анкины ноги, блестела чистая круговинка воды. Вдруг что-то легкое, прохладное прикоснулось к ноге, у выреза сандалии. Это и был Лок, маленький лягушонок. Совсем-совсем маленький, меньше Анкиного мизинца. Конечно, он был вовсе не страшный, но все же Анка немного испугалась и шевельнула ногой, и тут же лягушонок — лок! — прыгнул в болото. Лишь на минуту всколыхнулась круговинка и опять стала темной и спокойной. Может, все это только показалось? Но ведь Анка же слышала, как плеснула тихонько вода — лок! Значит, он был. И на ноге вот осталось блестящее мокрое пятнышко. Анка долго сидела, а потом слезла с теплого камня.

На другой день она снова пришла к болотцу.

— Ло-ок! — позвала негромко. — Здравствуй, Лок!

Она влезла на теплый камень и сказала в темное болотное окошко:

— Я все равно буду ждать.

И он появился. Выпрыгнул на маленькую корягу и смело посмотрел на Анку. Он был весь зеленый в белом нарядном фартучке.

— Ты здесь живешь? — спросила Анка. — А я вон там, за садом.

Лягушонок прыгнул по коряге и повернулся спинкой. Тут Анка увидела, что он только кажется толстячком, а у него под тонкой зеленой кожицей выступают косточки.

— Давай я буду тебя кормить. Ты что любишь? Вот так они подружились.

— Ты знаешь, — сказала как-то Анка, — вот эта высокая трава на поле — лен. Из него потом будут нитки белые-белые, как мои волосы. Правда, чудно?

Лок, конечно, не отвечал, но все равно разговаривать с ним было хорошо. А иногда Лок не выныривал на корягу. Тогда Анка говорила: