Призыв мёртвых - Джеймс Барклай

— Миррон, — вмешалась Эрин, — слишком многие мужчины боятся того, что сами же порождают. И подумай о зависти. Иным, особенно тем, чьи таланты, проявившись, сошли на нет, нестерпимо видеть, как их дети добиваются того, чего сами они лишились.

— В данном случае не важно, справедливо это или нет, — подхватил Ардуций. — Значение имеет другое: это решение позволило покончить со смертями такого рода. Да, отцам приходится смириться, детям, когда подрастут, стараются все разъяснить. Мы тут все в одинаковом положении. Ни я, ни Осси тоже ничего не знаем о своих детях. Приятного мало, но мы относимся к этому с пониманием. По этой причине мы не занимаемся обучением той пряди, к которой могут принадлежать наши дети, если они одарены способностями. Мы вообще не знаем: обнаружились у них таланты или нет, находятся ли они здесь, в одной из классных комнат, или воспитываются в приемной семье в Вестфаллене. И ты не можешь требовать для Кессиана особого отношения.

— Хорошо, хорошо. — Миррон, сдаваясь, подняла руки. — Но это не меняет того, что мы затеваем дело несправедливое и неправедное.

— А ты предложи более гуманное решение, способное наверняка исключить угрозу, и я с интересом его обдумаю, — сказала Эрин. — Пока же мне представляется разумным поддержать мнение большинства. Пол, ты уж прости, но в нынешних обстоятельствах я не могу принять твою отставку. В начавшейся охоте мне могут понадобиться глаза и уши левимов. И я ни на кого не могу положиться так, как на тебя.

Но Джеред, похоже, даже не услышал этих слов — он смотрел на карку.

— Ты в порядке, Харбан? — спросил казначей.

Ардуций тоже обратил внимание на Харбана. Он сидел, уставившись на Миррон расширенными от ужаса глазами. Вернулась и дрожь, причем на сей раз дрожали не только руки.

— У Гориана есть сын? Твой сын? — выдавил карку.

Миррон кивнула.

— Тогда он тоже должен быть уничтожен, — прошептал Харбан.

На миг в комнате воцарилась полная тишина.

— Если ты его хоть пальцем коснешься, я расплавлю твой череп, — отчетливо произнесла Миррон.

Ардуций вздрогнул. Оссакер ахнул, ощутив мощную энергию ее ярости.

— Нельзя допустить, чтобы он присоединился к Гориану. Нельзя допустить, чтобы он достиг зрелости, — в ужасе и отчаянии воззвал ко всем Харбан. Лоб его покрыла испарина. — Пророчество…

Последние слова потонули в воплях и угрозах. Восходящие вскочили на ноги, Харбан тоже. Все жестикулировали и орали, силясь перекричать друг друга. Лишь Эрин сохраняла спокойствие.

— Тихо!!

Голос Джереда громом отразился от стен и привел в чувство всех, кто находился в комнате.

— У меня такое ощущение, будто я перенесся на десять лет в прошлое! — грозно продолжил казначей. — И все это безобразие вы творите в присутствии моего Адвоката. Вам надлежит следить за собой. Я ясно выражаюсь?

Последовало молчание. Потом все кивнули.

— Миррон, никто не собирается убивать твоего сына. Он в самом безопасном месте Конкорда. К нему никто не прикоснется. Харбан, ты просто лишил меня дара речи. Что это было за заявление? Мы все понимаем, что ты напуган, но вспышки такого рода недопустимы.

Ардуций видел, что Харбан не раскаивается. Он встал, и Джеред тут же призвал двух стражников.

— Проводите гостя в его комнаты. И пусть он никуда не выходит оттуда без вашего сопровождения.

— Да, господин Джеред.

— Я не стану убивать его, — пожал плечами Харбан. — Это ваше дело, а не мое. Но вы не понимаете, с чем столкнулись, а с каждым днем отсрочки угроза становится сильнее. Подумайте и о другом. Сотни лет мы неправильно истолковывали пророчество. В Карке наши лучшие умы всегда считали, что слова «отродье Восходящего» относятся к мертвым, которых он контролирует. Но, оказывается, это не так, вы понимаете?

ГЛАВА 7

859-й Божественный цикл, 5-й день от рождения генастро

Вечером Миррон стояла у двери в комнату, где мирно спал Кессиан, ее чудесный мальчик. Она ушла из покоев канцлера вслед за Харбаном — ее, разумеется, взяли под охрану, в саду под балконом патрулировала стража. Джеред позаботился обо всем, но ей было страшно.

— Никто не причинит тебе вреда, мой мальчик, пока я жива, — прошептала женщина. — Я никогда не покину тебя.

Ардуций и Оссакер предложили остаться с Миррон на всю ночь, но она заперла двери для всех, вознамерившись справиться со страхом в одиночку и не допускать каких-либо перемен, способных встревожить мальчика. Ей повезло, что Кессиан еще неопытен и не умеет толком считывать истинные эмоции с энергетической карты, однако чутье у него имелось. На протяжении дня Миррон не раз отмечала, что сын смотрит на нее с особым вниманием, не раз он опускал свою ладонь на руку матери, словно для того, чтобы ее успокоить. Он ничего не говорил и не задавал вопросов, но ясно было, что это ненадолго.

«Что же мне рассказать тебе, — ломала голову Миррон, — если нельзя говорить правду?»

Она прошла к окнам в комнате Кессиана и снова их проверила. Оконные проемы закрывали крепкие и плотные ставни. В дус на вершине холма было холодно, и толстые ставни, в дополнение к красивым, должно быть стоившим целое состояние, витражным стеклам помогали сохранять тепло. Наклонившись, мать поцеловала Кессиана в лоб.

— Спокойной ночи, милый, — сказала она, вышла из комнаты и закрыла единственную дверь.

Напротив, по другую сторону прихожей, находились распахнутые двери ее спальни, но Миррон туда не пошла, а устроилась прямо в холле, в кресле, куда принесла подушки и одеяло. Все-таки поближе к комнатке Кессиана. Кресло с откидной спинкой выглядело неудобным, но Миррон это не волновало — ей не верилось, что в эту ночь она вообще сомкнет глаза.

Устроившись с ногами в кресле, она взяла несколько записей и решила заняться ими, поскольку уж сегодня-то эта нудятина не погрузит ее в сон…

Пробудившись, Миррон увидела, что светильники продолжают гореть. Стояла глубокая ночь: который час, точно Миррон не знала, но чувствовала себя немного отдохнувшей и успокоившейся. Бумаги, выроненные во сне, рассыпались по белому мраморному полу, одна или две долетели по гладкой поверхности почти до двери Кессиана. Она почувствовала на лице ветерок, которым потянуло из ее спальни, и покачала головой.

— Идиотка, — выругала Миррон себя.

Рывком поднявшись на ноги, она размяла затекшую шею — все-таки в кресле очень неудобно — и, вслушиваясь в тишину дворца и ощущая босыми ступнями прохладу мрамора, подошла к двери Кессиана. Дверь отворилась с легким скрипом, и мягкий свет из прихожей пролился прямо на него. Сын сладко спал, раскинув руки и склонив головку набок.

Миррон улыбнулась и снова закрыла дверь, решив, что ей нужно взять с него пример. Стража у дверей и в садах, ставни заперты на щеколду. Всеведущий спаси и сохрани, но добраться до мальчика было бы нелегко и отряду окениев, не то что одному перепуганному карку.

Это точно.

Миррон зашла в свою спальню — там было прохладно, и она почувствовала, как под столу забирается холодок. Постель манила к себе ароматом лаванды, придававшим свежести подушкам и белоснежным, накрахмаленным простыням.

Дверь спальни закрылась, и из полумрака выступила фигура. Сердце Миррон сжалось, она отступила назад к окну. Наверное, ей почудилось.

— Кто там? — спросила женщина.

Нет, не показалось: сфокусировав сознание, Миррон увидела перед собой пульсацию энергетической карты.

— Ни шагу вперед, или я испепелю тебя на месте!

— Суровые слова, дорогая Миррон. И пустые. Откуда, интересно, ты собираешься черпать энергию в холодной, темной комнате? И с какой целью? Ни один Восходящий не доступен пламени.

Миррон обдало жаром так, что ее зрение затуманилось. Ноги подкосились, и она тяжело осела на каменный пол, не грохнувшись лишь потому, что успела ухватиться за раму кровати. Гориан медленно двинулся вперед, протягивая руку. В темноте его энергетическая карта светилась, и ее трепещущему сознанию он представлялся окутанным огнем. Но это был Гориан: его отпечаток навсегда остался выжженным в ее сознании. Миррон отпрянула от его руки и открыла рот, но не смогла издать ни звука.

— Не отталкивай меня. Я тебе не враг, — сказал Гориан.

Ее зрение прояснялось. Его черты стали вырисовываться из мрака, добавляя вещественности энергетической карте. В сознании женщины роились беспорядочные воспоминания. Красота и сила. Улыбка, от которой она таяла. Прикосновение под водопадом Генастро. И ярость в его глазах.

— Ты не можешь здесь находиться, — наконец выдавила она. — Это невозможно. Уходи.

Гориан продолжал двигаться к ней. Миррон поднялась на ноги и попятилась назад, к ставням. Больше идти некуда. Ее сердце стучало в груди так сильно, казалось, будто оно вот-вот разорвется. Она почувствовала, как все тело покрылось потом. Не надеясь унять дрожь в ногах, Миррон пыталась хотя бы замедлить дыхание.