"Белые линии" - Р. Шулиг

— Почему вы так решили?

— Это я сообразил уже во время второй встречи с Мерином, на которую он привел с собой и Таггарта. Он очень подробно меня расспрашивал. Интересовался моими личными и служебными связями и задавал при этом вопросы, которые я счел коварными. При этом он вел себя по отношению ко мне очень холодно, даже презрительно. Затем Мерин стал настаивать, чтобы я передал ему списки лиц, работающих в отдельных группах нашей подпольной организации. Я решительно отказался сделать это, сказав, что это противоречит правилам конспирации. После этого недоверие американцев ко мне и моим сотрудникам усилилось. Потом я узнал, что люди Таггарта за моей спиной интересовались мною. Это разозлило меня до такой степени, что я стал подумывать о том, чтобы прекратить сотрудничество с Мерином и Таггартом и обратиться к своим знакомым Катеку или Таубу. Позже я так и поступил. Через своего знакомого инженера Сыроватку, который был связан с Катеком и его службой с марта 1948 года, я послал во Франкфурт-на-Майне жалобу на поведение Таггарта. И Катек тогда действительно дело поправил. Не знаю, в результате ли его вмешательства или под влиянием других обстоятельств Таггарт и Мерин весной 1949 года из Праги были отозваны. Потом Мерин все-таки вернулся в Чехословакию. Тогда он привез мне письмо от Таггарта с извинениями и на встрече, о которой мы с ним договорились по телефону, это письмо мне передал.

— Когда точно это было?

— Встреча состоялась в начале июня 1949 года. Мы встретились тогда в Стромовке. Мерин передо мной извинился и просил восстановить наше сотрудничество в полном объеме. На этой встрече он сообщил мне пожелания Вашингтона.

— О каких пожеланиях тогда шла речь?

— Это было что-то вроде вопросника, в котором были вопросы, касающиеся как меня лично, так и деятельности нашей подпольной организации. Например, я должен был ответить, каково в настоящее время мое положение в армии, в каком состоянии находятся отдельные группы, где у нас спрятаны передатчики. Кроме этого, в ЦРУ хотели знать фамилии радистов, места работы передатчиков, а также фамилии моих главных сотрудников. В инструкциях содержались указания по курьерской связи с заграницей, а также строгий приказ прекратить всякую связь со всеми работниками американского посольства, кроме Мерина. Я сам на этой встрече попросил Мерина помочь нам финансовыми средствами, он пообещал это сделать...

Бывший майор Яромир Неханский далее рассказал о разведывательной и антигосударственной деятельности и о работе отдельных подпольных групп организации, о своих агентах внутри страны и в пограничных районах. Допрос шел не только в этот солнечный августовский день, но и в последующие дни и недели. А тома дела о его преступной деятельности, направленной на то, чтобы ликвидировать в республике народно-демократический строй, день ото дня становились все более толстыми.

Дело это закончилось судом в 1950 году, когда Яромир Неханский вместе со своими подручными оказался на скамье подсудимых.

Шеф шпионской организации, стремившийся стать одним из руководителей чехословацкой армии, получил тогда за измену родине высшую меру наказания. Строго были наказаны и подручные Неханского. Однако наказание понесли не все преступники, пытавшиеся воспрепятствовать строительству нового, народного строя в республике после февраля 1948 года.

Полковник Чарльз Катек, Курт Тауб, бывший полковник чехословацкой армии Ярослав Кашпар (этот агент ЦРУ был тайно переправлен за границу проводником, с которым сотрудничала группа Неханского) и многие другие сотрудники американской разведки продолжали и в последующие годы проводить свою подрывную деятельность против Чехословакии. Они были главными организаторами акций, во время которых на нашу территорию забрасывались агенты, террористы и саботажники. Но это уже другие истории, которые происходили после февраля 1948 года. Схватки на невидимом фронте продолжались и были намного интенсивнее, чем в первые послевоенные годы. Они, по сути дела, не прекращаются и до сих пор.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ЕЛОВОМ ЛЕСУ

Пистолеты, ружья, взрывчатка, показания преступников и свидетелей и, прежде всего, ряд документальных снимков — все это музейные экспонаты, напоминающие о трудном периоде первой половины пятидесятых годов. В это время убийства и террор стали одними из главных средств борьбы реакционных сил против коллективизации деревни. Убийства функционеров КПЧ, народной власти и сельхозкооперативов, горящие стога и кооперативные коровники, испорченные сельскохозяйственные машины — все это должно было запугать народ и заставить его отвернуться от коллективизации. Но народ не отвернулся. Однако по сторонам этой дороги к счастливой жизни в деревне кое-где встречаются и могильные кресты.

Четверг, 10 января 1952 года.

На землю опускается вечер, но уже сейчас ясно, что прежде чем настанет ночь, мороз станет еще сильнее. Правда, человека, севшего в черный «форд» в Праге на Пльзенской улице перед домом номер 80, холод особенно не волнует. Он хорошо одет, да и в машине тепло. Сев рядом с водителем и захлопнув дверцу, мужчина вместо приветствия строго приказывает:

— Поехали!

— Мы только вдвоем поедем? — удивленно спрашивает водитель, прежде чем повернуть ключ стартера. — Где Ланда? Он отказался?

— Зачем ему отказываться?.. С Ландой все в порядке. Он ждет нас внизу, около кладбища. Мы не можем рисковать, нельзя, чтобы нас здесь видели всех вместе. Поезжай!

«Форд» медленно трогается в сторону Смихова. Но прежде чем доехать до перекрестка, он останавливается еще раз. На заднее сиденье молча садится третий мужчина.

— Взял? — спрашивает его сидящий рядом с водителем.

— Взял. На каждого из нас по одной штуке и по две полных обоймы.

— Нормально. Давай, Йозеф, гони...

Черный «форд» выезжает из Смихова сначала на противоположный конец Праги, а потом по шоссе в сторону Кутна-Горы. В машине тихо. Разговаривать никому не хочется. Кто знает, какие мысли сейчас у каждого в голове?

Думают ли они о прошлом или о будущем?

Вряд ли они предполагают, что через несколько часов станут действующими лицами тягчайшего преступления, которое потрясет не только жителей кутногорского района. Один из них нажмет курок пистолета и хладнокровно застрелит мать двоих детей, которую до сих пор совсем не знал.

На их языке эта поездка именуется «карательной экспедицией». Они едут ликвидировать врага. Своего врага.

Почему?

Простой вопрос, который требует пространного ответа. Поэтому необходимо хотя бы коротко рассказать о прошлом убийц, спешащих к месту преступления.

Тот, кто будет стрелять, сидит сзади. Другие фамильярно называют его Ланда или просто Тоник, хотя знают его всего несколько недель, а его прошлое им вообще неизвестно. Сидящих вместе с ним в «форде» и всех других людей, знающих о «карательной экспедиции», вчерашний день Ландовского, в сущности, не интересует. Достаточно того, что однажды он сказал о себе: «Ненавижу коммунистов. Они отняли у меня все мое имущество и мои заслуги. Они не признают того, что я во время войны был парашютистом и каждый день рисковал жизнью ради того, чтобы наша республика стала свободной...»

Странно, по никто его тогда не спросил, о каких «заслугах» идет речь и какого имущества он лишился. Если бы даже кто-то сделал это, то услышал бы еще один рассказ — плод буйной фантазии Ландовского. На самом деле этот человек ни в какой армии не воевал, а парашют видел разве только во сне.

Антонин Ландовский за тридцать семь лет своей жизни не принес никакой пользы. Лишь время от времени ему удавалось обманывать людей. Он сменил большое количество профессий и ни на одной так и не остановился. В молодости он пек булки и хлеб, работал поваром и мельником. Всюду от него требовали работу, а работать не хотелось. После войны он устроился заведующим одной из пекарен на севере Чехии. Но вскоре вступил в конфликт с законом и лишь чудом не попал за решетку. Женился, стал отцом двоих детей, но и в семье не задержался, как и во всех местах работы.

В 1950 году он встретился с Марией Новотной. Вероятно, именно этой разведенной женщине он впервые стал рассказывать свои сказки о мнимом героизме под куполом парашюта, стремясь снискать ее благосклонность. В глазах Марии он скоро сделался непризнанным героем. Поверив лгуну, она старалась поправить несправедливость по отношению к Ландовскому тем, что рассказывала о его «героизме» своим знакомым. В большинстве случаев ее выслушивали скептически...

Рядом с водителем черного «форда» Йозефом Купилом сидит Йозеф Кабелка. Он самый старший из экипажа машины. В конце ноября 1952 года ему исполнится пятьдесят. Он не только самый старший, но и самый энергичный из них. Наверное, потому, что в жизни он привык приказывать. Сначала батракам и прислуге в имении своих родителей в Горни-Крутах. Потом продолжал отдавать приказы, когда стал сам вести хозяйство. Но он не собирался оставаться навсегда на родной земле. Женившись в сорок пятом году, он сдал свое поместье в аренду, а сам переехал в Прагу, где купил преуспевающую прачечную и гладильню. Тем самым количество людей, которым Кабелка мог приказывать, существенно увеличилось. Соответственно возросла и прибыль. Кабелка командовал уже не только батраками и прислугой, но и более чем полудюжиной работниц и учениц.