Жизнь моя - Мишель Пейвер

Девушка появилась из пещеры. Роясь в стареньком голубом виниловом ранце, свисавшем у нее с плеча, она вручила Моджи совок, блокнот и несколько пластиковых пакетов с кусками щебня. Она протянула Патрику другую руку, но он был слишком поражен, чтобы взять ее. К тому времени, как он пришел в себя, она уже опустила ее.

К своему удивлению, он понял, что девушка нервничает. Она смахнула пыль с рук, опустила рюкзак, наклонилась, подняла его, стряхнула с него пыль, затем заметила, что снова испачкала ладони и вытерла их о свои шорты, прежде чем еще раз протянуть ему руку. На сей раз он взял ее.

Она откинула назад свой «конский» хвост и бросила на Патрика застенчивый взгляд.

Что, черт возьми, заставляет такую девушку так нервничать? — думал он в изумлении.

Майлз прозвал ее Девственница Весталка, но это было совсем не так. Она не была похожа на римлянку, она выглядела как критянка. Он мог представить ее церемониальный прыжок через спину быка. Хотя прежде чем сделать это, она, вероятно, извинится перед быком.

Она была высокой — несколькими дюймами ниже него, с широкими прямыми плечами, узкой талией, с щедрыми бедрами и грудью. Ее цвета были чисты и драматичны: бледная кожа, темные глаза, темные длинные волосы. Широкий рот и точеный прямой нос с высокой греческой переносицей.

Верховная жрица, подумал он в оцепенении. И, подобно жрице, она горела цветом позднего полуденного солнца. На ней были винно-красные шорты и топ без рукавов, пульсирующий зигзагами чистых цветов: изумрудный, сапфировый, топазовый и рубиновый.

Ее волосы были перевязаны сзади скрученными атласными лентами. Одна — цвета спелого винограда, другая — глубокого, яркого шафрана, а на мочках висели крошечные попугайчики из папье-маше. После выгоревших на солнце оттенков во время подъема такое богатство цвета резало глаза.

До него с опозданием дошло, что на его плече все еще висит розовый рюкзачок Моджи. Он, должно быть, выглядел полным идиотом. Но Антония Хант, кажется, этого не замечала. Она забрала свои образцы у Моджи и упаковывала их в свой рюкзак. Через плечо она сказала:

— Майлз говорил, вы из Вайоминга?

Патрик сдержал себя. Но она удивила его, спросив, учил ли он в школе испанский.

— Угу, — ответил он осторожно.

— Вам повезло, — сказала она с чувством. — Вы, вероятно, преуспеете гораздо лучше в общении с местными жителями, чем мы с нашим французским. Я все время заставляю их повторять все по три раза. Каталанский акцент невозможен!

— Так ты говоришь по-испански? — спросила Моджи, глядя на него. — Вау! — Ей хотелось подчеркнуть свою близость к Патрику.

Обеспокоенный, он взял у Антонии Хант ее вновь раздавшийся рюкзак — несмотря на ее заявления, что она прекрасно справится сама, — и они начали спускаться по тропинке.

— Извините, что вам пришлось карабкаться сюда, чтобы найти меня, — сказала она, по-прежнему не глядя на него.

— Нет, я совсем не…

— Но я надеюсь, вы не будете скучать здесь. Люди часто скучают на раскопках, вы знаете, что это гораздо менее увлекательно, чем они ожидают. И боюсь, на этот раз у нас не много удач. Вернее, совсем ничего. Мы надеялись на следы присутствия римлян, но это огромное разочарование.

— За меня не беспокойтесь, — вставил он, когда она остановилась перевести дыхание. — Я, конечно не сильно разбираюсь в археологии, но был на нескольких раскопках, так что знаю, чего ожидать.

— Правда? Но это же изумительно! Если бы Майлз сказал мне! Мы выискиваем опытных людей.

— Я бы не сказал, что я…

— Вы не представляете, как трудно заставить кого-нибудь помогать нам.

Моджи, скакавшая впереди с блокнотом Антонии в руках, сияя, оглядывалась на них.

Патрик все еще не мог придумать, о чем говорить. Он чувствовал себя так, словно его ударили в грудь. К счастью, Антония Хант активно вела разговор за двоих. Она рассказывала ему о раскопах — об обоих раскопах, — и он отметил, что она удивительно уничижительна по отношению к себе, но слишком великодушна по отношению к своему отцу. Она даже оправдывала его решение снять всех волонтеров с раскопа в Серсе, хотя было ясно, что для нее это многое значит.

Когда она начала говорить ему о римском поэте Кассии, который, как она полагала, был связан с Серсом, она стала совсем другой девушкой. Собранной, острой и ничуть не взволнованной. И она не делала скидки Патрику на то, что он не специалист. Он мог слушать ее, он мог спрашивать непонятное, но, похоже, она считала, что он все понимает. Этим она ему нравилась. Это выгодно отличалось от покровительственно-снисходительной манеры остальных. Но Патрик не мог задавать много вопросов. Фактически он и не спрашивал ничего. Она оказалась совсем иной, чем он ожидал.

Что, черт возьми, делает Майлз, играя с такой девушкой? Почему он не держится кого-нибудь своего типа, вроде Нериссы?

— Так что вы думаете о Серсе? — спросила Антония Хант, резко прерывая его мысли.

— О Серсе… — повторил он с глупым видом.

— Извините, мы называем его Серсом, источником, я имею в виду ту пещеру.

Он задумался, что сказать. Беседуя с кем-либо другим, он мог бы сделать тонкое замечание и на этом успокоиться. Но с этой девушкой он не мог этого сделать.

Впервые со времени их встречи она прямо посмотрела на него. Ее лицо было открытым и слегка обеспокоенным, как будто то, что он думал, было действительно очень, очень важным для нее.

Он вспомнил, как утончились губы ее отца при упоминании ее имени, он вспомнил слова Майлза:

— Ах, Девственница Весталка! Бедняжка Тони ничего не знает, так что ее это задеть не может, а Нериссе все равно.

Патрик почувствовал, что он должен защитить ее, рассказать ей всю правду.

— Мне кажется, — начал он наконец, подыскивая слова, — обитаемым это место не назовешь. Но такое ощущение… будто кто-то живет там. Или жил однажды… — Он залился краской. — Нет, это неправильно. Думаю, это такое место, где прошлое ощущается очень близким.

Ее губы дрогнули.

— Вы хорошо сказали! Именно это и ощущаешь.

Потом она улыбнулась ему. Не быстрой короткой улыбкой, как в Серсе, а широкой, настоящей, от которой у него перехватило дыхание.

— Идите сюда, вы, оба, — кричала Моджи внизу на дороге.

— Идем, — отозвалась Антония и пошла за девочкой.

Смутно Патрик ощущал солнце за своей спиной, и запах дикого тимьяна, и бриз, мягко взметающий пыль вокруг его лодыжек. Медленно он последовал за Антонией Хант вниз по тропе.

* * *

…К облегчению Патрика, Майлз ничего не заметил, когда он и