Укрощение любовью - Сьюзен Уорт

— Ну, вы-то, по крайней мере, уже постарались наверстать потерянное время! — едко заметил Луис.

Габи пристально посмотрела на него. Ее глаза наполнились слезами.

— Я не имела в виду, что… — начала она нетвердо, но Луис уже вскочил на ноги. Шестью большими шагами отмерив расстояние до лошади, он вскочил в седло, взмахнул хлыстом и, не оглядываясь на Габи, легким галопом поскакал к дому.

4

Спустя несколько дней Габи и Луис возвращались домой после поездки из города по незнакомой Габи дороге. Когда Луис вывел свою огромную машину к гасиенде, Габи обнаружила, что с интересом следит, как в поле ее зрения сначала появляются уже знакомые королевские пальмы, затем старые мощные стволы джакаранды и, наконец, сам дом, кажущийся ослепительно белым в лучах послеполуденного солнца. Все было настолько прелестным, что Габи повернулась к Луису, желая поделиться с ним своей радостью. На ее полных губах играла улыбка. Но кузен смотрел прямо вперед, от одного взгляда на его жесткий отталкивающий профиль улыбка исчезла, и Габи поспешно отвернулась.

За последние несколько дней она видела Луиса лишь мельком. Завтракал он очень рано, затем либо выезжал в поле, либо закрывался в своем кабинете, находившемся в передней части дома, рядом с его спальней. Однажды утром ей мельком удалось увидеть Луиса за рабочим столом, склонившимся над кипой каких-то деловых бумаг. Внезапно он поднял голову и увидел в дверях Габи. Его губы угрожающе сжались, и Габи поспешила удалиться. Не успела она дойти до конца коридора, как услышала грохот захлопнувшейся двери.

Накануне их поездки Луис за обедом как бы, между прочим, заявил, — не ей, конечно, а дону Району, — что завтра утром собирается съездить в город. Габи с усилием сглотнула и спросила, нельзя ли ей съездить с ним. Луис нахмурился и уже открыл, было, рот, чтобы отказать, но потом с плохо скрываемым неудовольствием пожал плечами.

Он даже прямо не ответил, берет ли с собой Габи, а лишь произнес куда-то в пространство, что выезжает в семь. И когда утром она, тяжело дыша, появилась на террасе перед домом, Луис уже заводил мотор «шевроле».

Сейчас, когда они уже возвращались домой, Габи проговорила, стараясь не обращать внимания на его холодную враждебность:

— Я очень рада, что вы взяли меня с собой, Луис.

В ответ он пробурчал что-то невнятное и слегка приподнял лежащие на руле руки.

— Я очень хотела бы попробовать для лечения дедушки новый пьезоэлектрический прибор, который недавно приобрела для своей клиники. Некоторым из моих пациентов, даже тем, у которых были серьезные заболевания, он очень помог. — Луис ничего не ответил, и Габи продолжила: — Прежде чем уехать, я за несколько дней могла бы научить Базилио, как им пользоваться.

Она вышла из машины раньше, чем Луис успел распахнуть перед ней дверцу, и подождала, пока он откроет багажник. Но не успела Габи протянуть руку за своими вещами, как на террасу стремительно вылетела Мария, уже сорок лет служившая у деда экономкой. Ее лицо было искажено тревогой.

— Сеньор! О, сеньор! Дон Рамон…

Луис бросил короткий взгляд на женщину и, не говоря ни слова, взбежав по ступеням, скрылся в доме. Габи последовала за ним, не поспевая так быстро. Сердце ее сжалось от ужасного предчувствия.

Она стояла в своей спальне у окна, обхватив плечи руками и ничего перед собой не видя, когда раздался торопливый стук в дверь.

— Он?.. — язык не поворачивался, чтобы выговорить роковые слова.

Луис кивнул.

— Да, два часа назад. Тяжелейший сердечный приступ. — Луис помедлил. — Он ничего не почувствовал.

Напряженное лицо Габи исказилось, и она приложила ко рту руку.

— Я не заплачу, — яростно проговорила она и в тот же миг почувствовала, как ее глаза наполнились горячими слезами.

Луис сделал непроизвольное движение, и Габи на мгновение показалось, что он хочет подойти и обнять ее. Но вместо этого тонкие губы Луиса насмешливо изогнулись.

— Стоит ли плакать по старику, которого вы едва знали?

— А почему бы мне и не плакать? За последние несколько дней я действительно привязалась к нему. Но еще больше жалею о том, что могло бы произойти в будущем и не произошло.

— Вы имеете в виду богатую и легкую жизнь?

Габи почувствовала, что нарастающая в ней ярость постепенно вытесняет горечь утраты.

— Нет, я имела в виду не это. О, что пользы объяснять? Человек, подобный вам, черствый и холодный, как лед, даже представить себе не может мои чувства.

— Ну, так попробуйте объяснить, дорогая.

Луис стоял, прислонившись к дверному косяку.

Габи взглянула на него и, проклиная себя за слабость, испытываемую по отношению к этому человеку, сказала:

— Если вам это так интересно, то я плачу из-за того, что потеряла семью. Теперь у меня не осталось никого.

— Но вы забыли еще кое-кого. — Он усмехнулся какой-то странной плутоватой улыбкой. — У вас есть я.

Только много часов спустя Габи, наконец, смогла лечь в постель. Доктор к тому времени ушел. Приходил Мигель Серрано — семейный адвокат. Позже зашла изящно одетая молодая женщина и сняла с Габи мерки для траурного платья. Габи попыталась объяснить, что ненавидит черный цвет и что сам дон Рамон, конечно же, предпочел, чтобы она была в розовом платье, которое ему так нравилось, но Луис резко оборвал ее робкие возражения. Глядя на его строгое неподвижное лицо, она сразу же подчинилась.

И вот теперь горе давило на Габи свинцовым грузом, не давая уснуть. Она лежала и смотрела в темноту. Внезапно за приоткрытым ставнем мелькнула тень. Когда Габи встала с постели и подошла к окну, она увидела Луиса, неподвижно стоящего в конце террасы, прислонившись к декоративной балюстраде. Что-то неуловимое в его неподвижности, в очертании широких плеч заставило сжаться нежное сердце Габи.

Едва сознавая, что делает, она накинула пеньюар и открыла дверь. Босые ноги ступали совершенно бесшумно, но каким-то шестым чувством Луис догадался, что он не один.

— Кто здесь? — Луис обернулся. Судя по тому, что вопрос был задан по-английски, он понял, что это Габи, и тело его еще более напряглось.

— Я… я подумала, что могу составить вам компанию, — проговорила она, запинаясь.

Луис не ответил. Казалось, что его изваяли из гранита.

Габи, конечно, понимала, что ей не следовало выходить из спальни. Что-то угрожающее было в этом человеке, не позволявшем себе проявить хоть какие-то человеческие чувства.

Наконец он очень медленно повернулся. Лицо его все еще оставалось в тени, но в сиянии лунного света, падающего на щеку, Габи заметила часто пульсирующую маленькую жилку.