Тэртон Мандавасарпини был сумасшедшим - Анна Цендина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было очень жарко, но в палатке еще хуже. Устроили около машины навес и разложили снедь. Димка и Лена, как бешеные, налетели на печенье и конфеты с колой, чего у приехавших оказалось вдоволь. Пэлжэ-ах, Намдаг-гуай и прискакавший без дарг, но с кумысом Дорж-гуай беседовали с дочкой академика, недоверчиво, но с интересом поглядывая на нее и снова накачиваясь кумысом.
Толстенькая уткнулась в книги. Особенно долго она рассматривала две большие тетради с красивыми обложками, исписанные крупным почерком. То читала, то задумывалась.
– Да, несомненно, это две недостающие тетради из «Лунной кукушки» Равжи. Четыре мой отец обнаружил в 1959-м в библиотеке Гандана26, когда показывал ее Юрию Рериху. Через два года он специально организовал поиски здесь, в Гоби, и нашел еще шесть тетрадей. Не хватало двух. Это они. Абсолютно такие же, как шесть, которые хранятся в музее отца. Люди, это сенсация!
Все слушали, раскрыв рты. Даже Лена с Димкой понимали, что Равжа – это да, это круто. Буддийский хутухта, поэт, бунтарь, пьяница, развратник, зачинатель монгольского театра. Повезло так повезло!
Дочь академика продолжала копаться в книгах. Сначала все сгрудились вокруг нее, но потом разбрелись. Димка мерно раскачивался в наушниках. Лена слушала Алексея, который оказался вполне ничего. Он рассказывал про следы флексий в монгольском языке. Доги и Соня играли в какую-то монгольскую игру на бараньих косточках. Танич и Сухэ крутились в упражнениях йоги, хохоча и запивая хохот кока-колой. Пэлжэ-ах, Намдаг-гуай и Дорж-гуай, сморенные жарой и кумысом, заснули, накрыв головы.
– Ну что? Спать? – сказала, наконец, толстенькая и залезла в машину.
Все кое-как улеглись. Было тепло. Все-таки Гоби.
Наутро стали решать, что делать с книгами. Постановили – везти в Улан-Батор и поручить это экспедиции, так как она уже возвращалась. Дорж-гуай был недоволен, но все монголы очень доверяли дочке академика. Она написала расписку о том, что книги будут переданы Академии наук. Стали укладывать сундук между коробками со снедью, спальниками, куртками. Он никак не вставал. Наконец, втиснулся.
В последний момент маленькая-толстенькая заглянула внутрь сундука. Двух красивых тетрадей не было.
11.
Немая сцена. Гоголь. Ревизор.
Перерыли палатку, машины, обошли все вокруг. Тетради не нашлись. Стало очень противно.
– Тот, кто это сделал, поступил глупо, – устало сказала дочь академика. – В сундуке есть намного более ценные вещи. Например, неизвестные стихи Равжи, его полная биография, которую искали много лет и не могли найти. Я долго рассматривала тетради «Лунной кукушки», потому что не была уверена в том, что это они. А тот, кто их украл, подумал, что это самое главное, что там есть. Но он не сможет их ни продать, ни вывезти из Монголии. Я расскажу о нашей находке по телевизору, по самым главным каналам. Передам сведения на границу и таможню. Так что лучше их вернуть сейчас. А мы постараемся забыть об этом инциденте и никому не говорить о нем.
Все погладывали на Сухэ. Никто не отозвался на призыв вернуть книги. Экспедиция уехала. Сухэ распсиховался:
– Что эти русские тут выпендриваются?! Кто они такие?! Старая дура хочет сказать, что это я взял грязные тетради?!
Он пнул машину и крикнул:
– Надоел этот долбаный худон! Надоели эти идиоты! Поехали! Намдаг-гуай послушно сел в машину, и она тронулась. Из нее вылетели Ленин и Димкин рюкзачки.
Часть третья. Золото
1.
Мда. Второй раз Сухэ стремительно исчез, бросив Лену на произвол судьбы. Лена даже не осуждала его. Она просто не понимала. Все объяснил Димка.
– Ну чего ты не понимаешь? Намдаг-гуай – Сухэшкин папаша. Только они отдали его родственникам, у которых не было детей, а у Намдаг-гуая их было до дури. У монголов, сама знаешь, это в порядке вещей. Теперь Сухенций корчит из себя великого европейца, с Намдаг-гуаем и его детьми общаться не хочет, вообще их стесняется. А Намдаг-гуай у него под пятóй.
– Откуда ты знаешь?
– Откуда-откуда, от верблюда! Ты же ничего не видишь и не слышишь, кроме своих костей и всей этой мути.
– А зачем Сухэ поехал? На меня он внимания не обращает, как будто я не существую вовсе. Пустое место. Вон даже с этой Танич заигрывал. А говорил, что едет ради меня…
– Дура ты дура, Ленка! – Димка аж ногами задрыгал от такой наивности. – Его прадедушка послал, чтобы следить за тобой. Вдруг ты что-то найдешь.
Лена открыла рот и долго не могла закрыть. Все встало на свои места.
2.
Пэлжэ-ах и Дорж-гуай отвезли Лену и Димку в сомонный центр. Пэлжэ-ах накормил их бозами и лапшой. Лене лапша нравилась больше, но она стеснялась это говорить – бозы считались праздничной пищей, их делали специально для гостей. Из лапши можно было выловить кусочки жира и аккуратненько отложить, а бозы приходилось съедать целиком. Димка ел все и еще раз все. Повариха из хозяйства Пэлжэ-аха сделала капустный салат. Это было какое-то фирменное монгольское блюдо. Лена никогда не ела такого вкусного салата в Питере. Тонко-тонко нарезанная капуста, чуть-чуть уксуса, еще что-то неуловимое. Ммм!
Затем Лену с Димкой отвели к тетушке, которая все время тыкала Пэлжэ-аха в живот и весело хохотала. У нее купили билеты на автобус до Улан-Батора. Наконец, их поселили в гостинице до завтрашнего утра, приставили Доги, и Пэлжэ-ах с Дорж-гуаем ушли восвояси.
Когда все втроем рухнули на гостиничные кровати, аккуратно заправленные пикейными одеялами, Лена сказала:
– Доги, а ты можешь нас отвезти к Хар-усун-булаг. Совсем недалеко отсюда. Это еще одно место, на которое указывал дедушка.
Димка, который раскачивался на пружинном матрасе, аж подскочил.
– Охренела?!
– А что такого? Это же близко. Не хочешь – не надо. Я сама поеду.
– Нет, тогда на завтрашний автобус не успеете. Мне Пэлжэ-ах и Дорж-гуай сказали вас на него посадить, – забеспокоился Доги.
– Черт с ним, с этим автобусом. Уедем на следующем. Завтра здесь надом27. Будет не до нас.
– На лошадях можно. Но если копать… – все еще сомневался Доги.
– Там не надо копать. В том то и дело. Есть там такие огромные груды скальных камней? Остатки ледников? С трехэтажные, или еще выше, дома?
– Большие
