Новое оружие - Владимир Савченко

М а к а р о в. Отлично понимаю, Иван Иванович. Ах, как же это все так... Хоть бы знать: что они-то в самом деле сделали, чего достигли в этой работе? Если ничего – чихали бы мы на все их доктрины, работали бы себе спокойно. Но – не знаем! Я говорю: хорошо было с ядерными бомбами – где ни испытывают, все известно. То по выбросу радиации, то по сейсмическим колебаниям мимо не пройдет. А в этом деле все темно...

Ш а р д е ц к и й. Я уже спланировал дальнейшую работу по всем правилам научной стратегии, Олег Викторович. (Мечтательно.) Сначала двигаем наших штаби-стов-теоретиков, тыловиков – снабженцев и наладчиков. Рассчитываем методики, оцениваем возможные результаты. Строим совершенные установки. И тогда – с оперативными картами в руках, с идеями, знаниями, расче-тами – начинаем и выигрываем величайшую битву у при роды! И вдруг – такая гадость...

Г о л о с Ш т е р н а. Первый экспериментальный Готов, Иван Иванович.

Г о л о с С е р д ю к а. Третий отдел приготовления закончил.

М а к а р о в (встает). Ну, что ж, Иван Иванович,– давайте пробивать переговоры. Надо! Хотя я, откровенно говоря, в наших потенциальных противниках не уверен.

Ш а р д е ц к и й. Но ведь они не только потенциальные противники – они же люди. Им тоже жить хочется. И можно жить. Отлично можно жить!

Затемнение слева. Освещается правая сторона: кабинет-лаборатория Голдвина. За прозрачной стеной из свинцового стекла – перспектива реакторного зала. Г о л д в и н – без пиджака, рукава рубашки закатаны – за пультом управления реакторами. Рядом у лабораторного стола ассистент манипулирует щупом счетчика Гейгера около прикрытого прозрачным щитком куска урана. Слышны редкие беспорядочные потрескивания.

Г о л д в и н (вращает рукоятки на пульте). Повышаю интенсивность. Отсчет!

А с с и с т е н т (подносит щуп к куску урана.Треск учащается.) Без изменений.

Г о л д в и н. Снижаю энергию нейтрин... Теперь, Френк?

А с с и с т е н т (измеряет). По-прежнему... Джон, сэр. Мое имя Джон. Изменений нет, профессор...

Г о л д в и н. Да-да, Джон. Прошу простить. (Отходит от пульта к столу.С досадой.)Да, вы Джон, вы не Френк. Тот бы давно догадался укрепить щуп около образца, а не совать его, как кочергу!

А с с и с т е н т. Но, профессор, я одновременно измеряю излучение от урана и от стронция-90.

Г о л д в и н. Так поставьте два счетчика – Джон!

А с с и с т е н т. Хорошо, сэр. (Устанавливает на столе второй прибор.) А доктор Гарди, профессор, третий день не выходит из своей лаборатории. Ведет опыты.

Г о л д в и н. Мне нет дела до опытов доктора Гарди! (Листает журнал.) Итак, 134-й режим тоже неудачен. Испытаем 135-й... (Задумчиво.) А что, если сразу вывести реактор на критический режим? Опасно, как вы думаете, Френк? А... простите, Джон. (Возвращается К пульту.) Ну, попробуем...

В этот миг резко усиливается треск счетчика. Вверху попыхивает красная надпись «Radiation!». Ассистепт выпускает щуп из рук. Треск но ослабевает.

Что такое?

А с с и с т е н т. Это... это русские! Радиация растет, мы сейчас все взорвемся! (Убегает.)

Треск вдруг стихает. Надпись «Radiation» гаснет.

Г о л д в и н. Уф-ф... значит, это еще не русские! Тогда... неужели – он? (Подходит к телефону, набирает номер.) Мисс, пригласите ко мне доктора Гарди. Немедленно! (Кладет трубку.) Так мы можем доработаться! Неужели он осуществил второй вариант?

Разносится по Центру гулкий радиоголос: «Доктор Гарди, вас требует шеф! Доктор Гарди, немедленно к шефу!» Под эти звуки в кабинет входит Френк. Треск счетчика заметно учащается.

Доктор Гарди, от вашей лаборатории распространился выброс проникающего излучения. Что произошло? Вы не находите, что о подобных опытах необходимо извещать меня? Вы подвергаете опасности всех!

Ф р е н к. Больше не повторится, Бен... простите, профессор. Больше не повторится. Вы позволите? (Направляется к креслу. Когда проходит мимо лабораторного стола, треск счетчиков еще более учащается. Останавливается, берет щуп, водит около тела. Счетчик ревет.) О... более двух тысяч рентген. Н-да...

Г о л д в и н (с ужасом). Боже милостивый, Френк, вы так облучились? Как же?.. У вас отличная биозащита!

Ф р е н к. От нейтрин нет защиты. (Садится.)

Г о л д в и н. Ах, как же это вы – неосторожно... я сейчас врача! (Поднимает трубку.)

Ф р е н к. Не надо, Бен, прошу вас! Вы же отлично знаете, что при дозе в две тысячи рентген врачи могут только испортить настроение. Слушайте лучше, что я скажу. Тем более, что, судя по приборам, у меня мало времени...

Голдвин делает шаг к нему. Френк поднимает руку.

Нет! Не подходите, пожалуйста. Кто знает, может, она заразнее чумы – эта наведенная нейтринами радиация. Сядьте там, Бен. Вот так... Уф-ф! Хорошо, что я вовремя остановил тот процесс. Он нарастал лавиной. Пришлось сбросить в тело реактора все аварийные стержни. Лаборатория тоже получила дозу – ну, да журналом пользоваться можно. Там все записано, Бен, потом прочтете. Словом, так: комбинация реактора и плазменного генератора дает потоки нейтрин, которые быстро возбуждают стабильные ядра. За доли секунды.

Г о л д в и н. Накопление нейтрин в нуклонных оболочках ядер – и мгновенный сброс, как в лазере?

Ф р е н к. Да. Вы рассчитали этот случай?

Голдвин кивает.

Вот видите: опыт подтверждает теорию. Режим записан в журнале... впрочем, это я уже говорил. (Откидывает голову.)

Г о л д в и н. Вам плохо, Френк?

Ф р е н к. Нет еще. Я просто не спал две ночи... Что я еще хотел сказать? Да! Там есть и другая возможность: если снижать концентрацию антинейтрин, все будет наоборот. Повышение устойчивости. Я не успел проверить этот вариант, повернул ручку не в ту сторону. Но – должно получиться, это ясно.

Г о л д в и н. Я сейчас проверял именно этот вариант, Френк.

Ф р е н к. Да? Вот видите, как все хорошо... как у нас с вами все хорошо. Вы проверяете один вариант, я другой... как всегда. Как будто ничего не было. Ничего и не было – да, Бен?

Г о л д в и н. Д-да, Френк. Ничего не было.

Ф р е н к. И отлично. Как в детстве: мир-и-мир-и-на-всегда, кто поссорится – свинья... Вы обо мне подумали немного хуже, чем следовало, Бен. Я просто хотел, чтобы все вышло хорошо... думал, если взяться, как следует, то получится... И получилось! Получилось... Только по моему пути идти нельзя, Бен. Это – крышка! В нашей Галактике вспыхнет еще одна «сверхновая». И ученые других миров будут ломать головы, пытаясь объяснить ее появление естественными причинами. Надо вертеть ручки в другую сторону, Бен!

Г о л д в и н. Я понимаю, Френк. Так и будет.

Ф р е н к. Да-да... Что я еще хотел? Я прикидывал там, в журнале,– есть возможность полного управления ядром. Очень топкая регулировка энергией нейтрин и антинейтрин, локализация пучков – и все получится. Это... это же золотой век, Бен! Любые запасы энергии, любые превращения веществ, любые структуры... Золотой век, мимо которого человечество пройдет! Потому что это тоже нельзя, Бен. Ото оружие. То самое, с великолепной скоростью доставки: от объекта А к объекту В – или наоборот. Это тоже нельзя, Бен!

Г о л д в и н. Я знаю, Френк.

Ф р е н к. Что я еще хотел? (Улыбается.) Мы сейчас как в аэропорту за минуту до вылета: все, что собирался сказать напоследок, вылетает из головы... (Поднимается, берет урановый образец.)

Г о л д в и н. Что вы делаете, Френк, – это же уран!

Ф р е н к. Неважно... (Перекидывает образец с руки на руку.) Еще неизвестно, кто сейчас больше испускает частиц: он или я... Дерьмовый все-таки металл этот уран. Окисляется, со всякими средами взаимодействует. Даже столовую ложку из него отлить нельзя. Цвет гнусный... И это дрянцо держит в страхе целый мир! (Кладет образец обратно.) Нет, вздор. Не он – люди сами держат в страхе друг друга. (Возвращается к креслу, шатается.Годвин бросается к нему.)Ничего, Бен, все в порядке. (Садится.) Но на этот раз, кажется, обойдется. В мире все останется по-прежнему. Есть только один путь: грубый, примитивный – но надежный. И мир уцелеет... Правда, этот математик говорил – ну, да что он понимает в физике, робот! Мир уцелеет. Все будет тихо, спокойно. Люди вздохнут с облегчением, будут жить. Только одно... только одно: какой мелкой сволочью должен почувство-вать после этого себя каждый мало-мальски думающий человек на Земле! Его спасли, ему снисходительно раз-решили жить дальше – до новой опасности, когда снова придется трястись от страха, бояться неба, воды, земли, друг друга – всего! Что может быть постыднее! А ведь все в руках их самих, всех людей Земли. И не требуется ни героизма, ни жертвенности... ни даже большого ума. Только одно: понимаешь, что твоя работа опасна для людей – брось это дело! Найди другое: выращивай сады, сей хлеб, играй в джазе, строй дома – не пропадешь, прокормишь и себя, и семью... Но нет, как это: бросить?! Я брошу, а кто-то другой займет мое хорошее место? И я останусь в дураках? Вот так и получается... Крик души: устроиться, устроиться, устроиться! Чтоб меньше работать, больше получать! Урвать, урвать любой ценой! Бегающие глаза, устремленный вид и потные ладони... И все остаемся в дураках. (Помолчав.) «Чем вас привлекает наша фирма? Сколько вы получали раньше? Сколь-ко откладывали? Есть ли у вас девушка, и любит ли он; бейсбол? Какую религию вы исповедуете?» Какое вам дело, что я исповедую, лавочники?! Будь ты проклята, планета лавочников, планета напуганных идиотов! Сго-ришь – туда тебе и дорога... (Прикладывает ладони к лицу.) Нет. Не то... Это у меня от общения с Хенишем, Кеннетом, Клинчером и его высокопревосходительством, господином адмиралом. Не все же такие, как они... А знаете, Бен: первое время мне это льстило. «Разрешите, сэр, представить вам доктора Гарди, руководителя экспериментального сектора Центра...» «Вы настоящий американец, док!» Куда к черту... А теперь, после общения с ними, такое отвращение к жизни, что и умирать не страшно. Зачем они? Для чего они живут на Земле?