...и Северным океаном - Георгий Кублицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нансен старался никогда не напоминать, что он — старший. Двое делили пищу, труд, радость и были довольны друг другом.
Когда хижину почти засыпало снегом, у них началось что-то, похожее на зимнюю спячку. Еда и сон. Сон и еда, Утром — кусок вареного медвежьего мяса, вечером — кусок жареного медвежьего мяса. Без хлеба, без приправ. Как. лакомство — кусочки поджарившегося сала из жировых ламп. Одни и те же разговоры: о доме, о «Фраме» и непременно — о том, какой это остров дал им приют и где он находится. Изредка — вылазка наружу: их зимняя одежда превратилась в лохмотья и не грела.
Даже дневники были почти забыты. Мозг работал вяло, не хотелось двигаться, следить за собой.
За стенами выла пурга. День, второй, третий, неделю… Не верилось, что где-то, в каком-то другом мире, люди ходят в театры, носят чистое белье, нюхают цветы, умываются с мылом, зажигают электрический свет.
Тот бесконечно далекий мир вспоминался как сон, как сказка.
Первые птицы появились в конце февраля. Их голоса как бы согревали морозный воздух. Небольшая стайка люриков летела с юга и скрылась за горой. Птицы лишь чуточку опередили солнце.
При его свете Нансен с Йохансеном наконец разглядели друг друга. Каждый находил, что другой похож на самого жалкого бродягу, грязного, заросшего, со слипшимися, всклокоченными волосами. Подобных субъектов, конечно, не пустили бы в порядочное общество…
Нансен все чаще задумывался о «Фраме». Он не сомневался, что Свердруп выведет корабль. Но теперь могло случиться, что «Фрам» придет в Норвегию раньше их. Какой удар для Евы, для бедной матери Йохансена! Сколько горьких ночей без сна!
С каждым днем выше солнце, сильнее птичий гомон и нестерпимее бездействие.
Наконец настает час расставания с островом. Тяжело нагруженные сани стоят возле хижины, и Нансен торжественно читает вслух:
— «Вторник, 19 мая 1896 года. Мы вмерзли в лед к северу от острова Котельного…»
Дальше шло описание дрейфа «Фрама», похода полюсной партии, открытия Белой Земли. Послание к тому, кто найдет его, заканчивалось так:
«…Сюда прибыли 26 августа 1896 года и нашли необходимым здесь перезимовать. Питались медвежьим мясом. Сегодня отправляемся к юго-западу вдоль земли, чтобы наикратчайшим путем добраться до Шпицбергена. Полагаем, что находимся на Земле Гиллиса».
Первый краткий отчет об экспедиции Нансен засунул в цилиндрик от примусного насоса и подвесил под потолок хижины.
Оба впряглись в нарты — ох, какими тяжелыми показались они с непривычки! — и зашагали на юг, туда, куда тянулась цепочка неведомых островов.
Началась знакомая, набившая им оскомину дорога со льдами и полыньями, с трещинами, прикрытыми снегом, с внезапными вьюгами, с надеждой, сменяющейся разочарованием, и с разочарованием, сменяющимся надеждой.
Однажды Нансен провалился в забитую снегом и ледяной кашей трещину. Яльмар успел вытащить его в последний момент; еще секунда — и конец.
Они пережили затем самые страшные, самые трагические минуты за все путешествие: ветер унес привязанные недостаточно надежно каяки. А в них было оружие, патроны, мясо. Потерять каяки — верная гибель.
И Нансен, отдав Спутнику часы, бросился в ледяную воду. Он плыл со всей быстротой, на какую был способен. Ветер уносил каяки еще быстрее.
Нет, не догнать! Но лучше сведенным судорогами комком пойти на дно, чем медленно умирать на льду.
И он сделал последний рывок…
Уцепился за конец торчащей над каяком лыжи. Теперь только подтянуться. Окоченевшее, сведенное холодом тело, непослушно. Но вот нога заброшена. Еще усилие. Нет, не получается. Еще, еще…
Он в каяке! Спасены!
А каяки они покинули потому, что в одном месте Нансен уловил сходство очертаний берегов бесконечно тянувшегося архипелага с береговой линией на карте южной части Земли Франца-Иосифа. Это поразило их, оба торопились подтянуться на высокий ледяной выступ, чтобы проверить догадку. Тут уж было не до крепких узлов на ремнях, державших каяки…
То, что произошло вскоре, описано Нансеном и вошло, кажется, во все хрестоматии о путешествиях.
Он поднялся на высокий торос, чтобы лучше оглядеться. И вдруг услышал собачий лай, а затем и человеческий голос, первый за три года. Нансен бросился в ту сторону. Человек!
«Мы быстрыми шагами приближались друг к другу, я замахал ему шляпой, он сделал то же. Я услышал, что человек окликнул собаку, прислушался — он говорил по-английски. Когда я подошел поближе, мне показалось, что я узнаю мистера Джексона, которого видел, помню, один раз. Я приподнял шляпу, мы сердечно протянули друг другу руки.
— Хау ду ю ду? (Как поживаете?)
— Хаю ду ю ду?
Над нами висел туман, отгораживавший от остального мира. У ног громоздился исковерканный сжатиями плавучий лед. Вдали сквозь туман маячил клочок земли.
А кругом — только лед, глетчеры и туман. С одной стороны стоял европеец в клетчатом английском костюме и высоких резиновых сапогах, цивилизованный человек, гладко выбритый и подстриженный, благоухающий душистым мылом, аромат которого издалека воспринимало острое обоняние дикаря; с другой — одетый в грязные лохмотья, перемазанный сажей и ворванью дикарь с длинными всклокоченными волосами и щетинистой бородой, с лицом, настолько почерневшим, что естественный светлый цвет его нигде не проступал из-под толстого слоя ворвани и сажи, наросшего за зиму и не поддававшегося ни обмыванию теплой водой, ни обтиранию мхом, тряпкой и даже скоблению ножом. Ни один из нас не знал, кто стоит перед ним и откуда пришел…
Но вот при каком-то оброненном мною слове он вдруг остановился, пристально посмотрел на меня и быстро спросил:
— Не Нансен ли вы?
— Я самый!
— О Юпитер! Я рад вас видеть!
И, схватив мою руку, он снова потряс ее. Лицо его озарилось самой приветливой улыбкой, и темные глаза засветились радостью от столь неожиданной встречи».
Эта встреча могла произойти несколько раньше. Разведочные партии экспедиции английского путешественника Джексона, зимовавшей на Земле Франца-Иосифа, — это была именно она, а не мифическая Земля Гиллиса, — только немного не дошли до каменного зимовья на безымянном острове.
Но эта встреча могла и не произойти вовсе, если бы Нансен не услышал собачий лай.
И вот он и Йохансен — в бревенчатой избе среди взволнованных англичан, которым не терпится узнать подробности их необыкновенных приключений. Оказывается, сюда, на мыс Флора, скоро должен прийти корабль «Виндворд». Джексон был рад сообщить, что два года назад, когда англичане покидали Европу, Ева и Лив, маленькая дочь Нансена, были здоровы.
— Боже мой, у меня ведь есть для вас и письма! Мне дали их на всякий случай, — спохватывается он и приносит запаянную жестянку.
Письма написаны два года назад. Но ведь они написаны той, которая верила в него, ждала…
В первый же день Нансен принялся за разгадку того, что мучило его так долго. Сверили часы. Разница 26 минут. Значит, в вычислениях долготы они могли ошибиться не более, чем на 6°30/. Тогда в чем же главная причина?
Ответ дал набросок карты, составленный по наблюдениям Нансена и съемкам экспедиции Джексона. Он плохо вязался с картой Пайера. Может быть, того ввели в заблуждение сверкающие на солнце полосы тумана? Они, пожалуй, похожи на покрытую льдом далекую сушу.
Но ни Нансен, ни Джексон не знали тогда главного — карта Пайера была неточна в еще более существенном. В природе не существовало Земли короля Оскара, мифом были Земля Петермана и мыс Будапешт. Пайер думал, что Земля Франца-Иосифа состоит из двух больших массивов; на самом деле она представляет множество островов.
Все это окончательно выяснилось в более поздние годы.
В конце июля к кромке льда подошел «Виндворд». Новости, скорее новости! Нансен узнал, что дома у него все благополучно и что о «Фраме» в Европе еще нет никаких известий. Значит, они все-таки опередили Свердрупа!
«Виндворд» развел пары, поднял паруса и с попутным ветром пошел на юг.
Дома!
Наступил наконец день, о котором мечтал Нансен. С сильно бьющимся сердцем он вглядывался в темную полоску, которая виднелась по правому борту. Она все росла, приближалась. Норвегия, родина!..
По пути к рыбацкому городку Вардё они встретили первого норвежца, старого лоцмана. Изумленный и обрадованный, он поздравил Нансена с возвращением к жизни: людская молва давно похоронила героев «Фрама».
На рейде Вардё дремали просмоленные парусники. Еще не загремела якорная цепь, а Нансен с Йохансеном уже гребли изо всех сил к берегу. Они так разогнались, что лодка выскочила на скользкие береговые камни.
Было раннее утро. На улицах — ни души. Чиновник телеграфной конторы покосился на самодельную клетчатую куртку Яльмара, на долговязую фигуру Нансена в коротком чужом пиджаке.
