Женить чудовище - Елена Трифоненко

– А вам даже идет! – смеюсь я. – Вы сразу такой праздничный стали.

Он внезапно хватает меня за руки и тянет на себя. От неожиданности я теряю равновесие и падаю. Правда, Кузнецов ловит меня в объятья, а потом перекатывает на диван.

– Ай! – пищу я. – Вы чего?

– Это месть! – цедит Кузнецов. – За пластырь.

Он наваливается на меня, наши лица оказываются близко-близко. Мне вдруг становится нестерпимо жарко.

– Нравится издеваться надо мной? – хрипло шепчет Кузнецов. – Удовольствие получаешь?

– Что? У меня и в мыслях не было издеваться.

Он убирает с моего лица прядь волос, прищуривается.

– Лучше не обижай меня, Танчик. Я с детства злопамятный.

– Я… Вы… – Мысли в голове путаются. На меня уже сто лет не наваливались полуголые мужики. Да и, если говорить откровенно, мускулистые парни вообще не наваливались на меня ни разу. За всю жизнь у меня был лишь один мужчина – мой муж. Он с детства довольно худенький, хоть и ел всегда за троих.

Пока я все это обдумываю, Кузнецов встает, подхватывает рубашку.

– Переодевайся давай, – сердито говорит он. – Или ты собираешься идти в халате?

– А вам не все равно, как я пойду?

Он пожимает плечами.

– В принципе, мне без разницы. Я просто хочу быстрей уже сходить в магазин и продолжать работу. У меня вечером еще одна важная встреча, мне надо на нее успеть.

Он выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь. Видимо, намекает так, чтобы приступала к сборам.

Я снимаю халат, бросаю его на диван.

Дверь вдруг приоткрывается, в проеме появляется лицо Кузнецова.

– Танчик, мы тебя на улице подождем, – говорит он. – Пусть дети порезвятся немного, пока ты тут марафет наводишь.

Его как будто не смущает, что я стою посреди комнаты в одном белье. А я никак не могу решить: мне лучше прикрыться или сохранять невозмутимость?

– Осколок выбросить не забудь, – напоминает Кузнецов. – Пока еще кто-нибудь не наткнулся.

– Ага, выкину.

Он собирается скрыться за дверью, но спохватывается.

– А телефон мой где?

– На столике в прихожей, рядом с сумочкой. Я оставила его там, когда ходила за пластырем.

– Кстати… – Кузнецов смотрит многозначительно и молчит.

– Что? – не выдерживаю я. – Что, кстати?

Он медленно, с наслаждением очерчивает взглядом мою фигуру.

– Обои у тебя прикольные.

Мне хочется швырнуть в него что-нибудь тяжелое. Утюг, например. Или горшок с фикусом. Но, конечно, я держу себя в руках. В квартире дети, если я нанесу Василию тяжкие телесные повреждения, это может повредить их психику.

– И все же я бы, на твоем месте, лучше покрасил стены, – добавляет Кузнецов. – Обои при горении выделяют опасные вещества.

– Василий, не время обсуждать обои,– скрежещу я, – тем более я их поджигать не собираюсь. Дайте мне уже переодеться!

– Ой, прости, – Его губы трогает улыбка. – Переодевайся, конечно.

Он еще раз оглядывает комнату.

– М-да… У тебя еще и окна пластиковые. Случись чего – надышишься гадости.

Я подхватываю с дивана одну из подушек и запускаю в Кузнецова. Он понимает намек – отваливает наконец и захлопывает дверь.

Кошмар какой-то! Такого чокнутого заказчика у меня еще не было. А может, не стоило доверять ему детей?

А-а-а! Точно не стоило.

Меня охватывает паника. Я бросаюсь к шкафу, выуживаю первые попавшиеся майку и шорты. Сердце бухает где-то в ушах, руки дрожат. Я впопыхах одеваюсь, отключаю телек и выскакиваю в прихожую. Но там уже никого.

***

Наверное, когда я выбегаю во двор, вид у меня немножко чокнутый. Воображение рисует страшные картины киднепинга и жестокого убийства (Соней меня). Но опасения оказываются напрасными. Василий и дети играют на площадке с фрисби. С ними еще какие-то мальчишки и бодрый дядька пенсионного возраста. Все кричат и визжат, то и дело валятся на газон.

Мне неловко прерывать такую задорную игру. Я сажусь на скамейку и терпеливо жду, когда на меня обратят внимание. Происходит это минут через пятнадцать. Меня замечает Пашка, говорит об этом Василию. Василий начинает махать мне, приглашая присоединиться к игре. Вид у него такой взъерошенный и счастливый, что на мгновение получается вообразить, как Василий выглядел, когда был мальчишкой.

Я жестами напоминаю ему, что нам надо в магазин. Василий отмахивается. Я – человек слабохарактерный, потому решаю дать ему и детям еще десять минут.

Выделенное мною время незаметно подходит к концу. И тут ко мне подсаживается незнакомая бабуля в голубом сарафане и босоножках на шерстяной носок.

– Какие детки у вас хорошенькие! – говорит она. – На папу похожи.

Я молчу. Понимаю, что если начну объяснять, кто тут из нас кому приходится, запутаю бабушку. Да и вообще непонятно, как окрестить Кузнецова. Кто он мне? Клиент? Звучит жутко пошло.

– А у нас тут неподалеку кружок по шахматам заработал, – продолжает бабуля, – не хотите своих отдать? Кружок очень хороший. Моя племянница ведет. У них там и кулер есть, и скамейки, и даже кондиционер скоро поставят.

– Мои дети шахматами не интересуются, – бормочу я.

– Так надо заинтересовать! – Бабулю переполняет энтузиазм. – Вы не ленитесь, приводите детей в кружок. Шахматы, они же мозги развивают, и успеваемость школьная от них улучшается.

– Ладно, я подумаю над этим, – обещаю я, надеясь, что бабуся теперь отстанет.

– Да что думать! – рыкает бабуля. – Вы на пробное занятие сначала сходите, а потом думайте. Я вас сейчас запишу.

Она со скоростью фокусника выуживает из кармана сарафана телефон и начинает кому-то названивать.

– Не надо, – оторопело мямлю я. – Не надо нас никуда записывать, пожалуйста! Мы, может быть, скоро на море уедем.

– Да не волнуйтесь, – посмеивается бабуля. – Я вас прямо на завтра и запишу.

Я молюсь, чтобы она никуда не дозвонилась, но мне не везет. Абонент старушки снимает трубку уже после второго гудка.

– Катюш, а я тебе учеников нашла! – радостно сообщает в телефон бабушка. – Завтра в одиннадцать посмотришь их? Что? Ну да, способные. – Бабуля косится на Машку с Пашей. – Ты не представляешь, какие детки хорошие: все на лету схватывают! Фамилия? Сейчас спрошу?

Бабуля смотрит на меня:

– Какая у вас фамилия?

– Кольцова, – бормочу я, не имея понятия, как выкручиваться.

– Кольцовы они! – кричит бабуля в трубку. – Записала? Давай тогда, до вечера. Не забудь окрошку в холодильник убрать, как поешь.

Я вжимаюсь в скамью и умираю со стыда.

– Вон в том доме, с торца вход, – объясняет бабуля, активно жестикулируя. – Катя моя вас на крыльце встретит. Она у нас педагог ответственный, детей любит.

– Мы в магазин-то идем? – раздается над моей головой недовольный голос Кузнецова. – Или ты так и будешь тут лясы