Дневник войны со свиньями - Адольфо Биой Касарес

17

После минутного замешательства он узнал Эладио, владельца гаражей. Второй, державшийся чуть позади, был ему незнаком. Повинуясь давней привычке гостеприимства, Видаль спросил:

– Чем могу служить, сеньоры? Проходите, пожалуйста. Проходите.

Эладио был пожилой человек невысокого роста, с бритым лицом, кривоватым носом и брюзгливой складкой рта. Он сильно шепелявил, отчего казалось, будто у него между зубами застряли сгустки слюны.

– Спасибо, мы ненадолго, – ответил Эладио. – Нам надо возвратиться к друзьям.

– Да не стойте же в дверях! Войдите, пожалуйста! – настаивал Видаль.

Гости все же не вошли, а он не догадался включить свет. В поведении Эладио ему почудилась какая-то скованность, которая его раздражала. Видаль спросил себя, что тут делает второй, незнакомый ему человек, кто он и почему его не представили. Этот второй стоял в полумраке прихожей. «Я его знаю или недавно где-то видел», – сказал себе Видаль. Несомненно, Эладио нервничал. Видаль подумал, что если они пришли с неприятным делом, то должны бы, по крайней мере, сразу объяснить причину; они прервали его сон или воспоминания, а теперь еще и ведут себя как-то непонятно. Он хотел снова пригласить их пройти в комнату, как вдруг увидел, что Эладио робко улыбается. Эта улыбка была для Видаля так неожиданна, что он, опешив, молчал. И такими же неожиданными после этой улыбки прозвучали слова Эладио.

– Случилась большая неприятность. Не знаю, как вам сказать. – Эладио снова смущенно улыбнулся и повторил: – Право, не знаю, как сказать. Поэтому и пришел с этим парнем, помощником, как говорится, потому что я в этих делах слабак, и одному идти не хотелось. Я в таком смущении, что даже его не представил. Это Пако. Вы его знаете? Пако, слуга в отеле. И думать не хочу, как там бедняга Виласеко управляется сейчас один, без слуги, со своими клиентами. Прямо вижу, как он бегает от одной кровати к другой…

– Послушайте, объясните, что случилось, пусть это и неприятно.

– Нестора убили.

– Что вы сказали?

– То, что вы слышали. На трибуне. Прямо не верится.

– Где совершают бдение? – спросил Видаль и вспомнил шутку Джими, когда он недавно задал тот же вопрос.

– Где бдение будет, я не знаю, но друзья собрались у него дома, у его супруги.

– А сын?

– Ах, об этом не спрашивайте. Верно, бегает, улаживает всякие формальности, это же была насильственная смерть. Я хочу вам сказать, дон Исидро, что я очень огорчен. Я знал, что вы были большими друзьями. Я очень любил Нестора. А теперь мы пойдем.

– Я пойду с вами. Подождете меня? Только накину пончо и пойдем. Кажется, опять похолодало.

Закрывая дверь на ключ, он услышал смех в прихожей. Там стояли Нелида, Антония и Больоло – они внезапно умолкли. Проходя мимо них, он едва кивнул и подумал, что девушки, и даже Больоло, безусловно, понимают и уважают его горе. Это предполагаемое их уважение пробудило в нем чувство, похожее на гордость. Но вскоре, уже на улице, у него возник тревожный вопрос: что может быть общего у Нелиды с Больоло? И еще он подумал, что друг его мертв, а он уже начинает его забывать. На самом-то деле он упрекнул себя несправедливо – в этот момент смерть Нестора, подобно лихорадке, вызывала в нем некое раздвоение личности, меняла в его глазах облик предметов – желтые стены соседних домов давили на него, как тюремная ограда. Вдали он увидел три-четыре костра в ряд, их красное зарево с мелькающими возле них тенями углубляло перспективу улицы. Это зрелище тоже подействовало на него угнетающе.

– Нынче-то день Петра и Павла. Дети и взрослые пляшут у костров.

– Вот уж веселье! – отозвался Видаль. – Они похожи на бесов.

18

Друзья, собравшиеся в столовой в доме Нестора вокруг керосиновой печурки, оживленно разговаривали и курили. На печке стояла кастрюля с водой и листьями эвкалипта. Настенные часы были остановлены на двенадцати. Джими вслух читал газету. При появлении новоприбывших все умолкли. Кто-то кивнул, и Рей печально спросил:

– Ну что тут скажешь?

Видаль заметил, что Аревало в новом костюме. «И перхоти не видно, – подумал он. – Поговорю об этом с Джими. Прямо загадка». Вспомнив о Несторе, спросил:

– Как это было?

– Пока мы еще не знаем подробностей расследования, – торжественно ответил Рей.

– Этот болтун, его сын, не должен был туда идти, – заявил Джими.

– О чем вы говорите? – спросил Данте.

– Вы свидетели, что я сделал все, что мог, чтобы его отговорить, – заявил Рей. – Я назвал его самоубийцей.

– Бедняга думал, что раз он идет с сыном, то ему ничего не грозит, – заметил Аревало.

– Я назвал его самоубийцей, – повторил Рей.

– Бедный парень, – сказал Видаль. – Какой груз на его совести.

– О ком они говорят? – спросил Данте.

– Я назвал его самоубийцей, – ответил невпопад Рей.

В комнату вошел лысый, флегматичный, тучный господин с огромными руками и тихим, мягким голосом. Видалю объяснили, что это родственник Нестора или доньи Рехины. Когда упомянули имя хозяйки, Видаль спросил:

– Где она?

– В своих покоях, – торжественно ответил Рей.

– Могу я пройти к ней поздороваться?

– Не докучай ей, – раздраженно посоветовал Джими. – Ты же ее, в общем-то, никогда не видел.

– Что ты читал? – спросил Видаль. Появились двое молодых людей. Один был высокий, тощий, с прыщеватым лицом. Второй – приземистый, с очень круглой головой и выпученными глазами, которые, казалось, смотрели снизу вверх с плохо скрытым любопытством. Парни поздоровались издали, судорожно кивнув, и уселись на другом конце комнаты. «На самом холодном месте, – подумал Видаль. – Нам, старикам, повезло, мы-то рядом с печуркой. Запах эвкалипта в сочетании с керосином полезен при простуде». И опять вспомнил о Несторе.

– Видишь их? – указал Джими на парней. – Эти два типа мне не нравятся.

– Что ты читал?

– В «Ультимаора» статью о «войне со свиньями».

– Войне со свиньями? – переспросил Видаль.

– Вот и я спрашиваю, – сказал Аревало. – Почему «со свиньями»?

– И я не понимаю почему, – подхватил Рей.

– Да нет, – возразил Аревало. – Я спрашиваю, почему они пишут «со свиньями». У этих щелкоперов нет никакой логики, даже в употреблении слов.

– Достаточно какому-то газетчику что-то ляпнуть, и вся страна будет твердить о войне со свиньями, – рассудил Рей.

– Вовсе нет, – возразил Данте. – Другие называют ее «охотой на сов».

– Сова, по-моему, лучше, – заявил Аревало. – Сова – символ мудрости.

– Но признайтесь, – сказал Джими, обращаясь к Аревало и Рею, – вы двое предпочли бы, чтобы вас называли свиньями.

Все засмеялись. В столовую вошла соседка, неся на подносе чашечки кофе. Она укорила их:

– Ведите себя прилично, сеньоры. Вы забываете, что в доме покойник.

– Его уже привезли? – спросил Видаль.

– Пока еще нет, но это все равно, – ответила женщина. – Кофе хорош?

– Какой ужас, – сказал Данте. – Покойника привезли, а мы как ни в чем не бывало.

Помешивая сахар, Видаль обратился к Джими:

– Послушай, что это за разговор о каких-то совах и свиньях?

– Почем я знаю.

– Спрашиваете, откуда такое название? Говорят, что старые люди, – пояснил Аревало, – эгоисты, жадины, обжоры, неряхи. Настоящие свиньи.

– Пожалуй, это справедливо, – согласился Джими.

– Посмотрим, что ты скажешь, – уколол его Данте, – когда за тебя возьмутся.

– Я не из этой компании, – возразил Джими. – Я не старик. Все меня уверяют, что я в самом расцвете лет.

– То же самое говорят мне, – поспешил вставить Рей.

– Мне уже надоело это слушать, – сказал Данте.

– Ты нам не чета, – с раздражением возразил Джими.

– Недаром эскимосы и лапландцы отвозят стариков в тундру, чтобы они там замерзли насмерть, – сказал Аревало. – Защитить стариков можно только сентиментальными доводами: мол, сколько они для нас сделали, у них тоже есть сердце, они тоже страдают и так далее.

Джими, снова развеселясь, заметил:

– Очень жаль, что молодые этого не знают, а знаем только мы, несчастные. Я думаю, даже активисты комитетов молодежи не знают…

– Беда в том, – сказал большерукий господин, – что они не нуждаются в разумных доводах. Им хватает тех, которые у них есть.

Вошел невысокий, худощавый человечек с острым лицом, напоминающим набалдашник трости.

– Вы знаете, как это случилось? – спросил он.

– Могу сказать вам мое мнение, – не унимался Аревало. – В основе этой войны со стариками в пользу молодежи одни лишь сентиментальные доводы.

– Вам известно, как это случилось? – повторил новоприбывший. – Его, кажется, повалили наземь и затоптали те, кто поднимался и спускался с трибуны.

– Бедный Нестор, эти скоты затоптали его насмерть, – сказал Видаль.

С другого конца столовой высокий парень провозгласил:

– Уже едут!

– Ну, тогда я пойду заниматься своими делами,