Белый ферзь - Измайлов Андрей

– Ага! А то я вчера звоню – она не открыла.

Колчин прикусил язык: она еще не вернулась из Питера. Муж не в курсе, что жена вернулась из Питера, что провела непонятную ночь неизвестно где. Это уже за пределами допустимой деликатности. Колчин нутром понял: борисенковское «Я думал, вы его вчера заберете…» не легонькая пикировка по поводу несносности Сёгуна, – Борисенко действительно полагал, что Колчины (кто-то из Колчиных) вернулись вчера. ЮК и в самом деле вернулся вчера, но почти сегодня – и за железной дверью соседей была спящая тишина, и полковник не звонил в квартиру среди ночи. А значит, звонил в дверь утром, перед уходом на службу, либо вечером, после. Железные двери хороши тем, что преграда для домушников почти стопроцентная, зато плохи они тем, что преграда для слуха почти беспроцентная, звукоизоляция почти нулевая – во всяком случае, если хозяева не в комнате-кабинете-кухне, а в коридоре. А Борисенки с Колчиными соседствуют который годик – звуки знакомы. То есть ЮК вчера безошибочно определил спящую тишину в квартире напротив, и сегодня, сейчас полковник безошибочно определил тренажные шорохи в квартире напротив.

– Утром? Вечером? – уточнил Колчин, как бы готовый истолковать замкнутость жены ординарной и не самой важной, но понятной причиной, типа «она как раз в ванной шмотки полоскала, оттуда и телефона не слышно».

– Вечером. Когда я вчера?.. Часов в восемь. В девятом. Дай, думаю, поприветствую.

Колчин пожал плечами – неопределенно: ч-черт знает, бывает, бог с ним. Некоторую дистантность соблюл: донимать соседа поутру, мол, а что за звуки были в квартире (значит, были, если сосед позвонил поприветствовать: ага! прибыли, объявились! здра-ась- те!), а не наблюдались ли мокро-подошвенные следы на площадке, а не показалось ли тебе, Ром… – не к месту (на лестничной-то площадке, и не скажешь «Зайди-ка минут на десять», потому что…) и не ко времени – Борисенко-то позвонил отметиться, уже мысленно поспешая в свой РУОП, разве чтобы на вечер отпланировать.

– А сегодня как? – спросил Колчин, имея в виду как раз отпланировать вечер.

– Если бандиты, как обычно, паиньками будут, то – как обычно. Часов в восемь. В девятом.

Бандиты в отношениях с РУОПом старались быть паиньками, но зачастую какие-нибудь несмышленыши… капризничали.

– Зайду, – пообещал-обозначил Колчин. – Сакэ тебе привез. Попробовать.

– О! – восхитился простоватый мужичок Борисенко- Японец в собственном сакэ! – и на мгновение замер птичье-круглыми глазами. – Мыслишками перебросимся! – посулил полковник РУОПа Борисенко. – Квартиру не перепутай! – уже сбегая по лестнице, упредил своеобразный шутник Борисенко.

А вообще-то Роман Григорьевич Борисенко – майор РУОПа, не полковник, нет.

В отличие от «маздовских» ключей, деньги были на месте – в томе не к ночи помянутого Маркса. Читать его невозможно, однако доводилось изучать в пору эмвэтэушного студенчества. А книга есть книга – любую книгу НЕЛЬЗЯ пускать на подтирку или просто выбрасывать или торжественно сжигать. Но есть нечто пикантное: хранить деньги на насущные расходы в томе, на котором так и написано – «Капитал». Сказано: деньги! не рубли. Двухсот долларов на сегодня должно хватить.

«Мазда», к сожалению, так-таки оказалась на «Кармане».

Полдня пришлось ухлопать на суету. Очередь в обменном пункте – пожалуй, единственная из оставшихся очередей в Москве. Однако растет «зеленый», растё-от! Так, глядишь, через месяц доберется до уровня «черного вторника» и, вот ведь, никакого шока не вызовет – правильно! главное, неуклонно, последовательно и постепенно… главное, ПОСТЕПЕННО. Тогда и от взрывов – гарантия, и цель – достигнута. И выяснять положение дел с Инной тоже надо – неуклонно, последовательно и постепенно. Чтобы ни себя, ни ее не поставить в дурацкое положение. Хотя он-то – уже в дурацком положении. Но об этом знает только он сам, даже Борисенко не знает.

Сугубое недоразумение – утверждение, ставшее афоризмом и, следовательно, вроде бы непреложной истиной: отсутствие известий – уже хорошее известие. Сугубое недоразумение! Нет хуже, чем – вслепую. Еще и черепашьими темпами.

Без машины темпы казались очень, очень черепашьими.

Сначала – к Егору, в «Квадригу». Поймать попутку – только от «Полежаевской», там-то тебя поймут, если скажешь: «К тюрьме!» – за многочисленными Силикатными. «Полежаевцы» знают, какая тюрьма, где тюрьма. А в центре тебя не поймут: какая тюрьма?! где тюрьма?! не-ет уж! Выбрал себе Брадастый местечко для бурной производственной деятельности! Впрочем, ему-то, Брадастому, от «Квадриги» под боком у тюрьмы до родной брадастовской «Багратионовской» – всего ничего, особенно учитывая обильный лично-служебный автопарк.

У Егора была запарка – кто-то что-то не туда отогнал, а то и угнал, а то и продал. Запарка продолжалась со вчерашнего вечера, надо полагать. Егор строго и точно придерживался амплуа ледяно-свирепого босса – подчиненные, если уж в чем-то обделались, должны чуять: убирать им и только им, и цветочков дезодорирующих насадить-укоренить на оскверненном месте, чтоб и памяти не осталось, ясно?! тут вам негосударственная халява, и кризиса неплатежей пока, не так ли, в «Квадриге» не отмечалось! ну так можно устроить! налепить фотофизиономии на полуразложившуюся Доску почета, от прежних времен торчащую по аллейке, а денег – по труду, а?! ну?! ты еще здесь?! и ты?! Короче, лик его ужасен, он весь как божия гроза!

– Здравствуйте! – сказал Егор, когда Колчин заглянул в кабинет. – Минуту! – сказал Егор мнущимся, пыхтящим трудящимся, пошарил в ящике стола, пошел на Колчина, топорща щетинистую бороду. Свиреп, свире-еп! Сильная профессия – режиссер. – Вот! – деловито сказал Егор, передавая ключи от «мазды». – «Девятка» завтра будет готова.

– Вя… – вякнул старший трудящийся, видимо, сопоставив, какая «девятка».

– Я сказал: завтра! – подтвердил Егор, даже не моргнув по адресу старшего трудящегося. – Минут сорок у вас есть?! Я раньше не закончу… – надо понимать, сказано не про ремонт машины, а про производственный разнос.

Колчин показал: нет.

– Тогда жду звонка. Сейчас – на колесах? Колчин показал два бегущих пальца.

– Так! – скомандовал старшему трудящемуся. – Возьми… что у вас на ходу?.. «Зилок»? Возьми «зилок» и отвези куда скажет. И чтоб через полчаса – здесь!

У «Полежаевской» Колчин отпустил бедолагу обратно, в «Квадригу». «Зилок» по центру не особенно и покатается, все огородами-переулками будет вынужден. А Колчину надо в район Кузнецкого моста – самый центр. А за отпущенные бедолаге свирепым командованием полчаса и в один-то конец не успеть, – что уж там – про обратно. И хоть хранил Колчин бровастую суровость под стать разъяренной брадастой… бороде, чтоб не нарушить игру Егора, но у «Полежаевской» – отпустил. При иных обстоятельствах подождал бы Егора и сорок минут, не теряя времени даром, – в гараж бы заглянул, пронаблюдал бы, как ильясовскую машину выправляют, потом бы посидели вдвоем с Егором, кофейку хлебнули, побалакали: «Как там, в Японии? Когда – к нам? С Инной. Алена та-аких креветок принесла! (Дались всем эти креветки!.. Ну да Колчин научен: у Алены начинается с креветок, потом оказывается, что еще мясо по-таковски, а салаты, салаты?! а вот этот еще?! ку-уда?! а пирог?!) Да, Юр! Ты как насчет тряхнуть стариной? Я сейчас, наконец, с «Квадригой» развяжусь и… вот пока почитай. Классный сценарий, старик! «Время ненавидеть». Название – мое. Идея – моя. Ох, там можно порезвиться, ох можно! Снимаем в Петропавловске. Близняшки-таэквондистки!.. – А я, Егор, которая из близняшек? – Старик… вот за что тебя люблю… (Сценарий действительно неплох, весьма неплох, даже очень неплох, но заколдованный – года четыре Брадастый его холит-лелеет, но… наверно, с «Квадригой» никак не развяжется. На сегодня оно и к лучшему – «девятка», «Карман», еще что-нибудь приспеет)». М-да, при иных обстоятельствах подождал бы…

От «Кузнецкого моста» – направо, метров двести. ИВАН. Два крыла, вдавленный в глубину парадный вход, розовый туф вестибюля, по слухам, заимствованный у метрополитена в период главенствования в ИВАНЕ господина Примака, деревянная симпатяга – статуя-азиатка. ИВАН. Институт востоковедения Академии наук. Дозвониться до них – проще дойти!

Поднялся на этаж, прошел коридором, дверь бы не спутать. Вот эта? Да.

Три стола, перегороженные стеллажами. Традескакции. Карта Китая, почему-то исколотая флажками, будто воюем и все туже стягиваем кольцо. В простенке между окнами, под потолком – эдакое дацзыбао – пожелтевшая широкая бумажная лента с умело выписанными иероглифами… Инна растолковывала: «Дэт Иоу-Линь-Тан. Кабинет, соседствующий с добродетелью. – Ага! В смысле, если вам – добродетель, то это ни в коем случае не здесь, а в другом кабинете? – Юр! Хм. Как раз наоборот! Такая китайская фигура речи: если уж сама добродетель и та – в соседнем кабинете, то уж ту-у-ут! – Верю. – Попробовал бы ты не поверить!».