Личное оружие - Олег Губанов

Впереди опять громко засмеялись, и это вконец разозлило Гнилого: «Ну погодите и вы у меня, голубки, я вам посмеюсь!»

Они стояли у проходной завода, когда Галя сказала, прощаясь с Николаем:

— Какой-то странный дядечка прошел вон по той стороне улицы… Взгляд у него… страшный!

— Где? Вон тот, сутулый? Дался он тебе!.. Так договорились: встречаемся утром, у меня завтра выходной по графику, так что уже ничто не помешает.

— Опять обещаешь?

— Но я же говорю, что выходной, законный!

— Все равно… Я тогда ждала, ждала, наревелась всласть… А тут еще неожиданно хозяйка вернулась из отпуска, за Тарзана столько выслушала от нее, так прямо не знаю, съехать, что ли?..

— Потерпи немного, что-нибудь придумаем.

«А что здесь, собственно, думать? — спрашивал он себя потом в своей комнате. — Она, наверное, ответит «да», я… Ведь почему-то ей одной доверил я свою сокровенную тайну про Зою Борисову, даже мать о том ничего не знала, лучший друг Вовка не знал! Степан с Игорем не в счет — им рассказал все по глупости. Игорь уехал, со Степаном все кончено и даже с его Соней, раз она приняла во всем сторону мужа и саму Галю обвинила в происшедшем. Той даже пришлось перейти в другую рабочую смену. А были такие задушевные подружки! Все проверяется временем и жизнью. Все. Наверное, и любовь не к каждому приходит вдруг. Если ты нравишься ей, почему не постараться честно ответить взаимностью? Зачем заставлять страдать, ведь ему самому так знакомо это чувство! А пример женитьбы Степана Орлова? Так то же Степан, а не ты сам, и Галя — это не Соня, девушка столько лет надеется и никогда не попыталась заполучить тебя любой ценой…

А где им жить, может посоветовать Иван Михайлович Еськин, а то и с помощью Потапкина подыскать квартиру прямо на своем служебном участке.

XII

Заслыша условный свист, Ленька забросил топор в дровяник, вышел за калитку.

— Ты Дятел? — спросил незнакомый малец.

— Ну и что дальше?

— Иди к штабу, там тебя ждут поговорить.

— Кто?

— Свои, сказано…

В горзеленхозовском скверике на траве валялись Бык и Киса (Быков и Котов, сверстники почти, правда, из другой школы, у них в друзьях полно вовсе незнакомых Леньке мальчишек).

— К тебе на днях приходил участковый? — было их первым вопросом.

— Нет, а что?

— У нас уже был. Выспрашивает: где спим, что едим, когда ложимся? У матерей пытают, не замечают ли у нас какие-нибудь деньги, поздно ли пришли вчера, позавчера и раньше. Похоже, что за нами теперь слежка. Не верят все же про деньги… А к тебе, значит, не приходили? Хорошо. Насчет тебя они поверили. Знаешь, Ленька, выручи теперь нас: деньги нужны во как! Продай на барахолке в воскресенье один фотоаппарат?

— Какой еще?

— Клевый фотик, дорогой, наверное! Но ты проси рублей двести пятьдесят, а за двести отдай.

— Чей фотик?

— Да так, одних… Темный, в общем. Но мы с тобой рядом там будем, и если кто прицепится, то бросай и рви когти — мы помешаем догнать тебя.

Ленька помолчал, соображая, как же поступить. Чертов этот киоск в парке! И зачем только он тогда согласился?! Теперь вот каждый может предлагать что вздумается… С другой стороны, если с пацанами по-хорошему, то они достанут ему нож. Ведь достали же они ему ружье с пятью патронами, заряженными крупной дробью. Это ружье он по частям перенес и спрятал в дровянике, так что в нужный момент он сможет быстро изготовиться к защите. Но ружье всюду с собой не понесешь. Нужен нож. Рядом с этим чахоточным (вечно кашляет и харкается!) Кузнецовым чем дальше, тем опасней быть без личного оружия, так сказать.

— Знаете что, пацаны, заберите вы лучше те деньги, что из киоска, — хоть сейчас принесу, раз вам так нужны!

Бык с Кисой переглянулись.

— А ты не уплатил еще? Чего ждешь? Нам не веришь?

— А то, может, отнести их в милицию? — рассуждал, будто не слыша вопросов, Ленька. — Отнести и все рассказать — не расстреляют же! Вон вас…

— Чокнутый?! Опять все сначала: допросы-расспросы, как да почему? Еще неизвестно, что будет, ведь говорят, будто чем больше группа, тем строже. Так можно и в колонию попасть! Тут и так уже… Ты брось темнить лучше, Дятел, а то помогаем ему от души, а он лапки кверху!

— Не надо мне больше помогать, пацаны. Я сам. Это мое личное дело в конце концов, зачем из-за этого вам еще в тюрьму идти? Вообще мы порядочные дураки, что затеялись с тем киоском! — вздохнул Ленька. — Теперь уж ничего не изменишь. Так что я сам теперь. Только мне нож надо бы срочно достать, финку какую-нибудь.

— А на кой, если у тебя ружье есть? Садани как следует, если полезет! — шмыгнул носом рыжеволосый Киса.

— Нет, нож надо…

— А гранату не надо? — засмеялись оба приятеля.

— Вам хорошо скалиться!

— Ты давно видел этого своего урку? Хоть бы как-нибудь показал нам, мы б сказали кое-кому тоже — есть, знаешь, какие парни! — Совсем по-кошачьи облизнул свои заеды в уголках губ Киса и прижмурился от восхищения.

— Бросьте! — отмахнулся Ленька. — Он хитрый, у него побольше, наверное, таких. Эх, ничего вы не знаете, так вам все просто! Говорите лучше: достанете нож?

— Это проще простого! Только… Вообще ладно, — решил Бык, как старший, — с фотиком как-нибудь потом. Волоки сюда те деньги, раз тебе не нужны. Зачем тогда шли на дело? Поделим поровну, ведь все равно платить присудят больше, чем попользовались. Ты знаешь, сколько ревизия насчитала? Шестьсот дукатов с хвостиком! А мы только одну бутылку выпили, одну разбили по дороге, шоколад по паре плиток на брата… Жулье!

— Но мне никакой доли не надо, не возьму, как хотите! — запротестовал Ленька.

— Так не честно! А вообще смотри. Приходи тогда в воскресенье на толкучку, нас найдешь — и будет тебе нож… Слушай, Ленька, а не лучше ли про твоего бандюгу участковому рассказать? Он будто ничего, младший лейтенант этот! Милиция все же, она быстро бы накрыла — пистолет р-раз — он бы и лапки кверху! — сказал Киса.

— У Кузнецова тоже есть поди пистолет — он мне обойму с патронами показал как-то. И ножик такенный! Да и поздно уже, кажется… — вздохнул Ленька. — Не стоит. Только разозлишь, а потом хуже будет.

— Конечно, дяде Ване Еськину лучше бы сказать — он опытный и смелый, — рассуждал Быков. — А то давай мы с Кисой вдвоем сходим, будто ты ничего и не знаешь, а мы сами решили?

— Нет. Я же сказал, что поздно! — совсем уже неуговорчиво отрезал Ленька и поднялся. — Я сам. Вы про нож не позабудьте.

Мать Леньки работала на электроаппаратном заводе обмотчицей индукционных катушек. До того часа, когда Леньке идти встречать ее с работы, было еще далеко.

Наверное, опять Потапкин за ними увяжется от самой проходной. Леньке не то что неприятен этот человек, но досадно иногда бывает за мать: он, Ленька, ради нее идет на всякие кражи, еще неизвестно на что пойдет, а она с Потапкиным разговаривает какие-то пустые разговоры, улыбается… Конечно, она ничего не знает, и Ленька не может ей сказать, но все равно досадно.

Интересно, как бы сам Потапкин поступил на Ленькином месте? Про него слышно, будто, будучи бригадмильцем, он переловил много всяких бандитов, был ранен и ни разу не побоялся, не струсил. Правда, что Леньке-то с того? Поймал много, да вот не всех — Кузнецова слабо поймать хоть кому!

Такой страх иногда чувствовал Ленька рядом с Кузнецовым, что прямо хоть беги. Он способен на все. «Слишком любопытных я давно не видел живыми!» — частенько повторял он. Ясно: сначала пристрелит, а потом уж думать будет — вон как метнулся к двери и сразу за карман!

С дровами опять возиться Леньке не хотелось. Что дрова, если в жизни все так перекрутилось, хоть плачь. И ему действительно хотелось плакать от растерянности, от неумения ничего надежного придумать, от того, что вынужден скрывать свои переживания. Он завидовал сейчас и Быкову и Котову: все ясно впереди, все чисто позади, можно теперь и всякие глупости советовать!

А Ленька той ночью чуть не умер от страха, когда в жуткой тишине темного киоска рядом вдруг раздался звонкий удар, звякнуло стекло — это Кузнецов ни с того ни с сего принялся крушить ломиком бутылки в ящиках, протыкать мешки, коробки! Прямо бешеным сделался, бормотал что-то бессвязное, жутко ругался, закашливаясь…

Полторы тысячи записал Кузнецов после этой ночи на счет Ленькиного долга. А унесли они всего несколько бутылок коньяка, сыр, шоколад, конфет немного, пяток кругов колбасы. Если действительно он взял Ленькин долг на себя и хочет, как говорил, на этом тоже заработать, то почему так барски ведет себя, денег не жалеет? Попортил он в киоске всего, конечно, на большую сумму, но кто ж за это ему платить будет?! Непонятно поведение Кузнецова, подозрительно, и потому еще страшней Леньке за жизнь матери. Назначили пятьдесят тыщ, а за какой-то миг Кузнецов ломиком нагрохал бутылок с вином на добрую половину! Что тогда вообще стоит им человеческая жизнь?! А что еще теперь задумает этот чахоточный, куда позовет Леньку, что делать заставит?