Праздничный костер Макеры - Клара Моисеева

– Сделай, добрый человек, такую услугу Макере. Это будет ему наградой за его труд. Посмотри, как он хорошо сделал свою работу.

И Олове показал сановнику небольшую изящную солонку, вырезанную из слоновой кости. На солонке были изображены веселые, смеющиеся люди хауса. Они сидели, взявшись за руки, мужчины и женщины, сидели в кружок, поддерживая головами мисочку для соли. Солонка была так хороша, изображенные на ней люди хауса были такими веселыми, что старый сановник не смог отказать в просьбе и пообещал мастерам выполнить ее.

Однако Макере долго пришлось ждать обещанного. Он так томился, что Олове, ставший теперь его другом, пожалел юношу. Однако он строго сказал ему:

– Имей терпение, Макера. Без него не проживешь во дворце великого обба.

Макера томился, ждал и не мог дождаться желанного дня. Они тянулись бесконечно. К огорчению Макеры и его друзей, старый сановник больше никого не звал делать работу в том святилище, где побывал Олове.

Бронзовый всадник Бахаго

– Хотел бы я знать, сколько времени могут продержать во дворце Макеру? – спрашивал Бахаго своего соседа, который научил его делать бронзовые скульптуры и был добрым другом кузнеца из саванны.

– Это зависит от старого сановника, который является начальником всех ремесленников дворца. Должно быть, Макера понадобился ему для большой работы. Ходи к воротам дворца, может быть, встретишь царского слугу. Кто еще скажет тебе, кроме него?

Но Бахаго и без того часто ходил к воротам дворца. Он уже хорошо знал лица царедворцев, которых ему пришлось повстречать. Он видел, как открывались ворота по приказу главного охранника. Бахаго на всю жизнь запомнил бронзовую скульптуру священной змеи с раскрытой пастью, словно готовой проглотить целого леопарда. Но царского слуги не было.

Как-то раз, вернувшись домой, он обрадовал Мать Макеры новостью: уже видны башни, для которых он сделал бронзовых птиц.

– Должны же прийти за птицами.

– Давно должны, а все не идут. Никогда еще царский слуга не исчезал на такой долгий срок. Может быть, он умер? Может быть, духи предков призвали его к себе?

Это предположение жены очень взволновало Бахаго. Что же он будет делать, если случилась такая беда? И к кому тогда обратиться? Ведь охранники не разговаривают.

– Я знаю, что делать, – сказала Мать Макеры. – Мы возьмем всех этих птиц, принесем их к воротам дворца и потребуем, чтобы их забрал начальник двора ремесленников. Если они ему нужны, он их заберет. А мы увидим его и спросим про Макеру.

– Ты хорошо придумала это, только смотри, как бы охранник не проткнул тебя копьем.

– Никогда не думала, что подвеска, сохранившая мое лицо, принесет нам несчастье. Что же нам делать, Бахаго?

Они еще не придумали, что им делать, как вдруг пришел царский слуга, которого Бахаго уже не надеялся увидеть.

Бахаго так обрадовался, что даже не стал его укорять. А царский слуга, должно быть, не чувствовал за собой никакой провинности. Он был весел и приказал людям из дворца забрать всех бронзовых птиц, сделанных Бахаго.

– Я с тобой расплачусь, – сказал царский слуга. – А если хочешь, расскажу тебе про Макеру. Он понравился начальнику двора ремесленников.

– Расскажи хоть что-нибудь! Мы боялись, что уже нечего рассказывать о нашем сыне. Да и тебя, боялись, не увидим.

– Я видел Макеру. Он доволен! Он работает. Хорошую работу делает. Теперь ему уже не дают лепить глиняные головы для литейщиков, он делает резьбу по кости.

Мать Макеры впилась глазами в его лицо, словно старалась прочесть на нем что-то недосказанное. А Бахаго, опустив голову, думал о том, как же узнать истину. Наконец Бахаго решился и спросил царского слугу, нельзя ли ему повидать сына. И почему сына заперли за стенами дворца и не выпускают? А Мать Макеры вдруг, не сдержавшись, зарыдала, не стесняясь чужого человека.

– Замолчи! – прикрикнул на нее Бахаго. – Дай слово сказать!

– Зачем же лить слезы? – спросил царский слуга. – Твой сын удостоен великой чести, а ты, глупая женщина, не понимаешь этого. Пройдет немного времени, Макере станут доверять и позволят навестить вас.

Царский слуга был немногословен. Он забрал все, что было сделано кузнецом для дворца обба, оставил ему в уплату несколько кусков ткани, пару кож, какие-то ремни, немного проса и сказал, что Бахаго должен и впредь старательно работать, если он хочет пользоваться расположением божественного правителя.

– Помни, Бахаго, – сказал царский слуга, – гнев обба страшен.

Кузнец не решился ответить царскому слуге по достоинству. Но когда хижина опустела, гнев Бахаго вышел из него горячим потоком. Проклиная правителя Эдо и всех его царедворцев, кузнец призывал погибель на их головы.

– Он угрожает мне гневом обба, а я больше ничего не боюсь! Все самое дурное уже обрушилось на нас. Я бы хотел сжечь дворец обба с его воинами и слугами. Только мне жалко Макеру.

И все же Бахаго набрался терпения, он ждал сына. А Мать Макеры каждый день на рассвете ставила пищу у стены хижины, где сохранилось изображение уходящего Макеры. Бедная женщина нередко целовала глиняную пятку сына. Когда не бывало Бахаго, она гладила сына по курчавой голове и говорила ему ласковые слова. А потом, словно очнувшись и почувствовав шершавую поверхность стены, убегала в хижину и принималась за какое-либо дело, чтобы отвлечь себя от печальных мыслей. Теперь она уже реже думала о трех старших сыновьях, потому что время разлуки с ними было слишком велико и отдалило ее от них.

Как-то Мать Макеры сказала Бахаго:

– Если бы ты сделал что-нибудь удивительное, тебя бы, может быть, пустили во дворец и ты бы увидел Макеру. У тебя золотые руки, Бахаго, ты все можешь. Подумай о Макере, ведь ты его любишь.

Бахаго всю ночь думал над словами жены. Конечно, он на все готов, чтобы спасти сына. Но что он может сделать? Все, что он умел, он уже сделал. Чем он может удивить царского слугу, жрецов, хранителя сокровищ? И тем более совсем невозможно удивить самого божественного обба. Однако что-то надо было придумать. И Бахаго придумал. Он решил сделать бронзового всадника со Священным топором в руках. Он хотел изобразить божественного обба сидящим на прекраснейшем коне. В руках обба – топор, упавший с неба.

Для этого Бахаго стал ходить к воротам дворца, чтобы как следует рассмотреть хорошего коня. Он ходил несколько дней подряд и увидел такого коня. Его привели люди в белых одеждах, жители Аравийской пустыни, пожелавшие взамен за горячего скакуна получить рабов и рабынь. Бахаго подошел к ним, спросил разрешения потрогать коня и не сдержался: спросил людей в белых одеждах, много ли они получат за этого красавца. И один из людей пустыни сказал:

– Если божественному обба очень захочется иметь этого скакуна, он не пожалеет пятнадцати невольников.

– Ты хочешь купить рабов? – спросил, не скрывая своего ужаса, Бахаго. – Людей ремесла? Пастухов? Или умеющих возделывать землю для посадок ямса?

– Пожалуй, лучше всего пастухов.

Это успокоило Бахаго. Это означало, что сегодня Макере не угрожает опасность. Сегодня его никуда не отдадут.

Кузнец принялся за работу. Он никогда еще так старательно не делал глиняных форм. Ему помогала Мать Макеры. Она месила глину. И хоть ноги ее были не такими сильными и крепкими, как у Макеры, она делала работу хорошо, и Бахаго был доволен. Он сделал красивого коня, но совсем не похожего на того прекрасного скакуна, за которого купец пожелал получить пятнадцать рабов.

Бахаго никогда прежде не делал такой скульптуры, ему было трудно. К тому же у него не было бронзы, чтобы сделать большую скульптуру. И хоть конь был невелик, а всадник совсем маленький, все вышло как нельзя лучше.

Всадник был похож на многочисленные фигуры обба и его предков, каких немало сделал Бахаго за годы, прожитые в Эдо. Высокий головной убор всадника был с причудливыми украшениями, на шее – тяжелые бусы, а в руках – священный топор, который отгонял гром и молнию.

Прошло много-много дней, прежде чем была закончена эта глиняная фигура всадника. А еще больше дней прошло, прежде чем это глиняное изображение было залито горячей бронзой.

Бахаго трудился втайне от царского слуги, оставляя работу лишь для того, чтобы приготовить форму для новых скульптур. Когда царский слуга приходил к нему, Бахаго показывал ему недоделанные фигурки петухов, ястребов, попугаев, а всадника не показывал. Мать Макеры всегда вовремя накрывала бронзового всадника циновками. Скульптура была небольшая, а работы было много.

– Когда же мы увидим Макеру? – спрашивал Бахаго царского слугу. – Ты давно обещал. Мы одни на всем белом свете. Разве ты забыл, что три старших наших сына угодили в лапы жрецов уму-чукву? Я говорил тебе об этом. Я просил твоей милости. Где же твое сердце?

– Я помогу тебе увидеть Макеру. Я обещаю тебе, что сегодня же скажу ему о том, как вы ждете его. Пусть надеется на встречу. А увидитесь вы во время большого торжества, когда на площади перед дворцом божественный обба будет призывать добрых духов и будет приносить жертвы перед бронзовыми и деревянными изображениями своих предков. Я позабочусь, чтобы Макера был на этом торжестве, а ты с Матерью Макеры сможешь повидать его.