Время нашей беды - Александр Афанасьев

Все молчали.

– Куркуль… – наконец сказал Горин.

– Ага. Дедовское это у меня. И прадедовское. Только знаете что. И дед, и прадед – страну не про…ли. И я вам вот что скажу. Каждому из нас сейчас есть что терять. Что было на Украине – видели все. Было ваше – стало наше. Я сам русский и свой народ знаю. Менты козырнут и будут служить новым властям. Военные тоже… не надо кривиться, будут! В украинской армии сколько русских было – кто на нашу сторону перешел? Хоть один? А?

– Ну… были, – сказал Горин.

– Единицы. А большинство – по городам «Градами» фигачило, и ничего. Артиллеристы, Сталин дал приказ, твою мать. Одесса, блин… Чего там по интернетам говорили после второго мая – Одесса нехорошо молчит? Так она и до сих пор, блин… молчит. У кого совесть осталась – те на Донбасс служить уехали, но таких очень немного. А остальные так и молчат, три года уже молчат. В тряпочку. И это при том, что купить ствол, легальный, заметьте, и послать всех на хрен, что Беню, что Мишу, что еще кого – не проблема что там, что там. Но почему-то мало кто покупает – верно? А в городе лимон населения, вышибить всю эту бандеровскую сволоту можно на раз.

Тут – то же самое будет. Потому что это мы. Не факт, что плохие, просто мы – это мы. Про интелей говорить не буду – да? Их позиция известна с Перестройки. Работяги – я вас умоляю. Мы не сделали скандала – нам вождя недоставало. Вот и остается, что планируемая продразверстка бьет по нам. Только по нам. Тем, у кого что-то есть. Тем, у кого есть что грабить. Нам есть что терять. Значит, нам и действовать надо. Некому больше.

– Что ты хочешь строить? – спросил Горин.

– В смысле?

– Ну… империю или СССР восстанавливать?

– Я не знаю, – честно ответил я, – да, по-моему, этот вопрос и не главный. Я в одной книжке читал – про успех. Если ты хочешь добиться успеха в делах – ты в первую очередь должен решить не то, что надо делать. А то, что надо перестать делать. И самое главное – то, что надо перестать делать немедленно. Так вот – мне кажется, первое, что надо перестать делать, – это реформировать. Нефиг ремонтировать то, что не сломалось. Мы с восемьдесят пятого года реформируем – одну страну потеряли, вот-вот вторую потеряем. Как говорят, ремонт нельзя закончить, его можно только остановить. Вот я и хочу остановить тех, кто подступил к нам с очередным ремонтом…

Не знаю, выступление мое понравилось или нет, – но я выговорился. Впервые за очень долгое время.

Вы это тоже слышали… можете судить, я не против. Я понимаю, что неполиткорректно и во многом оскорбительно. Только вот… а что у вас есть в загашнике на случай прихода пушистого северного зверька? У меня вот много чего есть, и не только для себя, но и для других людей. А у вас ничего, но вы осуждаете.

Ну-ну. Кто-то должен и осуждать.

– Сань…

Ленар сел рядом, в руке у него была бутылка пива без этикетки.

– Пиво?

– Ага, живое. Тут заводик есть.

– Чего – в Каму меня спихнешь?

– Чего?

– Ну… говорят, в КГБ, если кого-то надо было убрать, это поручали лучшему другу. Последняя проверка на вшивость.

– Ты охренел?

Мне вдруг стало стыдно:

– Ленар… извини, бабай.

– Нет, ты реально охренел.

– Не бери в голову. Не в твою сторону.

– Ага, не бери все в голову, бери все в рот.

Обиделся…

– Ленар… извини, дружище. Реально извини… навалилось тут. Проверка эта… нервы на взводе… видишь, что делается. И здесь, и в стране.

– Проехали… – буркнул Ленар, глотнул пива. Мы сидели и смотрели на Каму… летний закат на Каме дивно хорош. Кстати, мало кто знает, что при слиянии Волги и Камы водосброс Камы больше, чем Волги, и потому по правилам главная река страны должна бы называться Кама, а не Волга…

Кама недвижно лежала средь берегов, стремя свои воды вдаль, на юг. Одинокий водный лыжник выписывал кренделя на воде, водомеркой гоняясь за катером. В последнее время на берегу Камы понастроили домиков и дач, и теперь в сгущающемся сумраке угольками светились огни окон и костров. С того берега доносилась музыка.

Я ведь не просто так это начал. Корни мои – в центре России, но вырос и живу я здесь. Эта земля мне такая же родная, как и русское Нечерноземье. И это – русская земля, в том нет никаких сомнений. Здесь жили и живут особенные люди, в чем-то крепче сибиряков. Татарин если рогом упрется – трактором не сдвинешь, но и русские тут немного другие. Здесь Урал. Край заводов. Сто лет назад тут такое творилось! Из моего родного города большевиков турнули так, что пыль пошла. Многих тут же и порешили. Посланный на усмирение латыш Азиньш отсюда еле ноги унес. Колчак считал выходцев из моего родного города лучшими солдатами, они шли с ним до конца. В девяностые здесь тоже отличились, я это хорошо помню – среди урок город заслужил очень недобрую славу. Одного за одним замочили четверых воров в законе. Какое-то время смотрящего в городе не было вообще, потому что никто не хотел идти. Была тут у нас одна тачила… желтый «Лотус Эсприт»… экзотика! По дороге на Пермь взорвали вместе с хозяином. Веселые времена были…

Да и ожидаются не лучше.

– Ленар… Сам-то как?

– А как думаешь? – огрызнулся он.

Немного отойдя, заговорил:

– То, что ты сказал… не знаю, как остальные, но я за тебя, сто процентов. Про эти реформы – ты как из головы моей вынул.

– А чего? Может, будет Татарстан незалежный, а?

– Шутишь? Мне, блин, эта незалежность ни шла, ни ехала. У меня брат двоюродный в Казани, недавно звонит – сам офигевает. Местные бабаи, говорит, собрали тайный сход и говорят: больше денег в Москву перечислять не будем, все налоги будем оставлять себе и заживем. Потому что на армию не будем тратить – вокруг Россия. Вот это – как?

Я скрипнул зубами.

– Умный.

– Ага, блин. Только он что-то не задумался о том, как людям работать. И он не один такой, самодуров хватает. Я недавно на отсыпку дороги на тендер заявился. Там, у себя… Выиграл, все по-чесноку, явился. Там сидит такой кабан, в тюбетейке, говорит – десять процентов. Я ему такой – чего? Я конкурс выиграл! А он мне – десять процентов, или ни одного акта не подпишу, по судам пыль замучаешься глотать. Я ему – мы ж с тобой оба татары, ты чего? А он мне – какой ты татарин, ты по-русски говоришь, значит, русский выродок. Я не знаю, как сдержался, ему прямо в кабинете в морду не заехал… И вот этот вот кабан, который в жизни руками рубля не заработал, будет мне говорить, татарин я или нет?! Да мне на… это не нужно! В… мне это не сдалось! – Ленар помолчал и продолжил: – Сейчас он никто. Так, пыль. Мелкий ворюга, боящийся свое кресло потерять и на нары приземлиться. А вот будет незалежность, – это слово, как и я, Ленар сказал на украинский манер, – будет незалежность, так он еще разгуляется. Тут не десять процентов будет, тут все пятьдесят. И знаешь, что самое хреновое, – за ним пойдут! Пойдут, блин. Я по своим мужикам сужу – из тридцатника больше половины пойдет. Двадцать пойдет, не меньше. Потому что против, но не знают, против чего. Охота начальству каку сделать. А что потом делать – тоже не знают, кроме как натворить делов и разойтись по домам…

– А что – намечается что-то?

– А сам как думаешь?

Да уж…

Уральск, Россия

30 мая 2017 года

Ждал всего. Жизнь сейчас такая, что никому доверять нельзя… никому совершенно, и пионерские костры в пятой точке давно отыграли. Но не произошло ничего…

У нас контора в центре города, приличное такое, в последние годы советской власти построенное здание. Утром – только припарковал машину, стоящий неподалеку «БМВ» взревел каким-то музыкальным клаксоном. Пригляделся, посмотрел номера – Ленар.

Надо по сторонам смотреть…

В машине играла музыка, легкая. На руках Ленара черные перчатки с отрезанными пальцами – но не стрелковые, водительские. Он – водила. И не просто водила – а мастер, у него отец водитель, он за руль лет с семи сел. Это я – как беременная каракатица езжу, мне до Ленара – как до…

Понятно, в общем.

– Чего?

– Довожу до тебя решение общества…

Музыку он не глушил.

– Ты принят. Единогласно.

Я выдохнул.

– Принят – куда? Что там у вас – я так и не знаю.

– Куда-куда… – раздраженно сказал Ленар, – на кудыкину гору. Потом – сам поймешь. Значит, по правилам у нас каждый новичок принимается с испытательным сроком полгода, за ним закрепляется старший, который за него отвечает. Твой старший – я, и я за тебя отвечаю.

Не так плохо.

– Ясно. Еще чего?

– На выходные есть планы?

– Никаких.

– Подъезжай в субботу часов в шесть. Где я живу – знаешь.

– Знаю. Чего с собой брать?

– То же, что и в прошлый раз.

– Ясно. Буду.

– Тогда давай. Мне работать надо, тебе тоже.

– Ленар?

– А?

– А чего почитать дашь? Ну, устав там, литературу какую…