Чародей - Валентина Гончаренко

— Ты мне послан Богом! Господи, как долго ты где-то бродил!

Потрясенный Юрий счастливо засмеялся и покрыл мое мокрое лицо горячими слепыми поцелуями:

— Ну, наконец-то… Лебедушка моя ясная… Зачем же мучила меня и себя? Жена моя любимая…Капитан, капитан, улыбнитесь!.. Вот так, смелее… Порядок в танковых войсках…

Я припала смущенным лицом к его груди, стыдясь своего порыва и новых слез. Он обнял меня за плечи и повел к дому. Я шла, пустив голову, отдаваясь немыслимому счастью чувствовать у себя на плечах его бережные и надежные руки.

Возле калитки Юрий, продолжая счастливо улыбаться, стиснул меня в объятиях и по- мужски требовательно и страстно поцеловал в губы. Я двумя ладонями легонько оттолкнула его. Он с шутливым поклоном ткнул пальцем себе в щеку: дескать, следует его вознаградить за такую покладистость поцелуем, хотя бы в щеку. Я чмокнула в указанное место и тут же юркнула за калитку, успев задвинуть щеколду и крикнуть:

— Ты чародей, Юрка!

— Ну, жена моя, держись! Завтра я точно надеру тебе уши!

И несколько раз грохнул кулаком по воротам. Гул пошел по всей школе.

Перенаполненная счастьем, я вскочила на веранду и свалилась на подвернувшуюся табуретку. Только что мы с Юрием перешли собственный Рубикон, за которым меня ждала долгая беспросветная мука, как расплата за короткое беспредельное счастье. Но в ту минуту я об этом не думала, мысленно отдаваясь его рукам и поцелуям. Знала, что не засну, и затеяла сначала постирушку, а потом помыла голову и освежилась сама. Теплая вода, прохладный ночной воздух, тишина и спокойствие, царившие вокруг, сняли напряжение, но я еще долго лежала в постели с открытыми глазами и заснула под утро, поэтому пробудилась поздно. Воскресенье, а понежиться нельзя. Господи, все люди живут, как люди, и в этот день отдыхают, а меня ждет куча неотложных дел. Я до вечера буду разгребать этот деловой завал, даже пообедать толком не смогу. Юрия увижу только вечером. Скорей бы он наступил…

Нашей крохотной школе не положены ни завхоз, ни завуч, ни бухгалтер. Я одна выступаю в этих трех ипостасях, да плюс директорство, еще плюс полная учительская нагрузка… Не до жиру, быть бы живу. Но это привычная притерпевшаяся каторга, я с нею худо-бедно справляюсь. По моему недосмотру на этот раз на меня обрушилась новая напасть, которая неожиданно обнаружилась буквально несколько дней тому назад. Еще в январе на пленуме райкома партии, где обсуждались итого первого полугодия, мне поручили доклад, который я должна прочитать на летнем пленуме, посвященном итогам учебного года. Взяла листок с названием темы и забыла о нем. Напомнила о докладе официальная бумага с требованием представить текст предстоящего сообщения в райметодкабинет к такому-то мая, т. е. через десять дней. К счастью среди своих заметок я сразу нашла название злосчастной темы: "Воспитание чуткости (из опыта работы педагогического коллектива школы)"

Какой опыт! При анализе уроков мы занимались другими проблемами, нас совсем не интересовало, воспитывается при этом чуткость или нет. Это я преступно проморгала. Что теперь делать, ума не приложу. Мы, конечно, говорим о чуткости и на уроках и в беседах, но эти случаи вплетаются в воспитательный процесс органично, как неотделимая составная часть, и нигде обособленно не зафиксированы.

Поздновато хватилась. Воспитание патриотизма, интернационализма, бережного отношения к социалистической собственности и т. п. — другой коленкор. Утренники, вечера, встречи, субботники, экскурсии — огромный материал. Но невозможно представить вечер, посвященный чуткости. Вернее, такой вечер организовать не составит труда, но чуткости там не будет, ее заменит грубая показуха и подделка. Хоть караул кричи! Отказываться уже поздно, доклад включен в повестку дня пленума.

Тревожные думы вконец расстроили меня, но нужно вставать, печалью делу не поможешь. Одеваясь, я всмотрелась в зеркало и живо почувствовала бережную твердость рук Юрия и сдержанный жар его поцелуев. Тут же прогнала сладостные мысли. Вечером! А сейчас немедленно за работу. Натянула старенькое, когда-то очень любимое ситцевое платьице, торопливо умылась, кое-как причесалась, а обуваться не стала, и марш в учительскую. По пути прихватила блюдце с двумя ватрушками — пожую между дел. Дверь в учительскую оказалась незапертой. Что за притча? Открываю ее — из-за стола поднялся улыбающийся Юрий. Гладко выбрит, рубашка свежайшая, брюки отутюжены…Жарким ласкающим взглядом он вобрал меня всю, от блюдца с ватрушками до босых ног. Такой франт, а я в рубище и босиком! Даже не причесалась толком. Вот незадача! Он не стал усугублять мое смущение, не подошел ко мне, а широким жестом указал на мой стул: дескать, ничего не поделаешь, жить без тебя я действительно не могу. Вот видишь, не вытерпел, явился в неурочный час, но мешать тебе не собираюсь, вчерашний вечер ничему тебя не обязывает, можешь без опаски занимать свое тронное место и спокойно работать, меня нет. Насмешливо фыркнув, я захлопнула дверь. Убегая, слышала, как он раскатисто рассмеялся. Платье не поменяла, только получше причесалась и надела тапочки. А что делать с ватрушками? Обычно он завтракал в школе, когда на большой перемене мы пили чай. Значит, и сегодня еще не перекусил. В кухонную миску наложила ватрушек, несколько ломтей кукурузного хлеба, пяток отмытых редисок, сверху поставила тарелку с яичницей, посыпанной зеленью, и прикрыла другой тарелкой. На плечо — полотенце вместо скатерки, в одну руку — миску с припасами, в другую — чайник, и через двор — кормить любимого. Вошла, будто в свою кухню, и говорю: "Давай завтракать!" Не удивился, снял полотенце с моего плеча, постелил на угол стола и достал из шкафчика хранившуюся там общую чайную посуду. Ловко помог разложить по тарелкам принесенное угощение, расставил их так, чтобы обоим было удобно пользоваться. Ел сноровисто, с завидным аппетитом, вкусно похрустывал редисками, чай пить пересел на подоконник. Разговаривали неспеша, будто мы всегда так завтракаем.

Потом каждый занялся своими делами. Юрий снова разложил ватман и продолжил печатать плакатным пером текст заказанной кем-то таблицы. Я сначала составила ведомость на учительскую зарплату, она затруднений не вызвала. Теперь этот проклятый доклад. Обратилась за помощью к печати, бегло просмотрела статьи в журнале "Народное образование" за последние два года. Ничего фундаментального не нашла, только упоминания вскользь. Предметные журналы и "Начальная школа" мне лучше знакомы, поэтому их просмотр не занял много времени. Опять — ничего достойного внимания. Осталась "Учительская газета". Юрий спросил, чего я ищу, может ли он помочь или рожей не вышел. Рассказала о своей беде. Он взял подшивку за прошлый год, я — за нынешний. Снова ничего основательного.

Весь стол завален подшивками газет и журналов.

Обедали за столом в соседнем классе… Было неизъяснимо приятно смотреть, когда он ест. Не торопясь, основательно и так вкусно, будто у него не тот же борщ, не тот же салат из редиски и не тот же урюковый компот, что и у меня. За столом подвели печальные итоги своих поисков. Решили после обеда не расходиться и просмотреть учебники по чтению и литературе. Анализ учебников — дело знакомое, мы этим занимались целый год. Беда в том, что при этом анализе, мы совсем не интересовались формированием личности школьника, нас интересовал только объем программного материала, определенный на данный урок, и степень его усвоения учащимися. Как при этом усвоении формировалась личность школьника, мы упускали. Не до жиру, быть бы живу. К вечеру обоим стало ясно, что ничего "из опыта" придумать не сможем. Но что-то нужно найти для сообщения, иначе попаду под такую головомойку, что мало не покажется. Не помню, кому из нас пришла в голову счастливая мысль построить доклад на основе анализа программ, учебников и методических пособий, в котором выпятить идею, что о чуткости там позабыли. Увлеченно обсуждали эту идею и за ужином. И мамалыгу он ел не торопясь, основательно и вкусно.

Закуривая, сказал:

— Никогда так сладко не ел, никогда так сладко не работал, спасибо, лебедушка, за такой день. Пойдем, погуляем!

— Пойдем, чуть попозже. Давай подготовимся к завтрашнему дню, тогда будем свободны.

Справились и с этим делом. Он потянулся:

— Если ты всегда так работаешь, тебе нужно не двадцать четыре часа в сутки, а в два раза больше. Один я бы не выдержал, а с тобой, видишь, как огурчик, готов на новые подвиги… Все, пойдем погуляем.

За воротами обнял меня за плечи:

— Знаешь, я сегодня сделал два любопытных открытия. Первое — готовиться к докладу — захватывающее занятие. День пролетел как минута, ни разу не заскучал. И завтра, если позволишь, я приду в конце дня, и мы еще посидим, как сегодня. Или от меня мало толку и ты обойдешься?

— Не набивай себе цену. Знаешь, что не обойдусь. А что за второе открытие ты сделал?