Тайна прикосновения - Александр Соколов

Ловкая чёрненькая Катька выскочила из-за стола, схватила в руку платочек и тоненько заголосила:

— Здравствуй, милая моя, я тебя дождалси! Ты пришла, и я пришёл, и не рас- терялси!

… В Плещеевке только два сруба в центре села были крыты железом — правление совхоза «Путь к коммунизму» и клуб, над дверью которого трепал ветер алое полотнище с белыми буквами: «Привет работникам трудового фронта!».

Здесь, в комнатах правления и большом зале клуба, вечерами горели электрические лампочки, и народ охотно шёл сюда услышать новости, посмотреть кино. Правда, в разгар танцев лампочки могли неожиданно потускнеть, ввергая в темноту собравшихся, затем так же неожиданно загореться вновь. Тарахтенье за открытыми окнами английского двигателя, когда-то отобранного у помещика, временами захлёбывалось, словно предупреждая народ о грядущей темени, но, на этот случай всегда в запасе имелись свечи, кинозал тут же превращался в танцевальный, в дело вступала гармошка. А чего сидеть в хате тёмными осенними вечерами? Здесь было весело!

Агитбригада прибыла на двух подводах, запряжённых уезженными лошадками. Благо от Воронежа каких-то пятнадцать километров! Они везли с собой плакаты и лозунги, аккордеон, трубу и скрипку.

Девочки протиснулись в зал, когда артистов и агитаторов залу уже представили. На сцене, которая была освещена лучше, чем зал, они увидели «живую пирамиду» из четырёх человек, изображавшую звезду. В центре находился атлетически сложенный молодой человек с широко расставленными ногами; могучий торс обтягивало тонкое трико, на плечах и коленях атлета стояли худенькие барышни в красных блузках, белых плиссированных юбочках, белых тапочках и длинных белых носках. Яркие блузки девушек хорошо выделялись на фоне составных белых полотен, на которых был изображён крестьянин, огромным кулаком сметающий со своего пути маленькие корявые фигурки с карикатурными лицами, изображающие кулаков, попов и прочую буржуйскую «нечисть».

Паша с Катькой пристроились на свободной скамье. Клуб был забит селянами. Почти все мужчины и парни курили самосад, над головами зрителей стояли сизые клубы дыма. Девки и бабы грызли семечки, бросая шелуху на подолы платьев, тихонько хихикали, показывая пальцем на выпирающий рельефный бугорок на тонком трико физкультурника.

«Звезда» распалась, участницы ловко спрыгнули на дощатый пол сцены. Вышла девушка в чёрном берете, в очках, в чёрном платье с белым воротничком, объявила звонким певучим голосом:

— Стихи народных поэтов Кольцова и Демьяна Бедного, читает рабочий завода имени Коминтерна Андрей Первозванный!

На сцене появился долговязый парень в косоворотке, с вытянутым лицом и большими глазами. Белки глаз декламатора сверкнули в свете лампочек, он прищурился, стал оглядывать зал: одна рука в кармане брюк, пальцы другой засунуты за тонкий ремешок на талии. Колхозницы, жующие семечки, его не смутили, видно, выступал не впервой. Вот он снова сверкнул глазами, тряхнул густой шевелюрой, протянул руку, что была на поясе, в зал и начал негромко, поэтому те, кто хотел что-то услышать, стали призывать к порядку молодёжь.

Ты пахни в лицо, ветер с полудня,Растревожь, взволнуй степь просторную…

Постепенно чтец овладевал вниманием собравшихся, приглушённый голос крепчал, набирал силу. До Паши его слова долетали откуда-то издалека, певучий ритм стиха завораживал, но смысл не доходил до неё, ей хотелось уйти из этого задымлённого зала и уснуть.

Затем стали звучать агитки Демьяна Бедного, но Паша уже заснула на плече Катьки. Ей приснился брат Зиночки Жорж, как они, взявшись за руки, идут с ним куда-то…

Меж тем собравшиеся в клубе бедняки аплодировали стихам Демьяна. Но вот декламатор покончил с ними и, после небольшой паузы, сказал:

— А теперь я хочу прочитать вам стихи Сергея Есенина.

«Сорокоуст»! — объявил он и начал читать напевно, растягивая слова, некоторые громко выделяя голосом. Пашка проснулась, когда рабочий завода имени Коминтерна почти завопил:

О, электрический восход!Ремней и труб глухая хватка,И изб древенчатый животТрясёт стальная лихорадка!

Затем он сбавил тон и начал более проникновенно:

Видели ли вы,Как бежит по степям,В туманах озёрных кроясь,Железной ноздрёй храпя,На лапах чугунных поезд?А за нимПо большой траве,Как на празднике отчаянных гонок,Тонкие ноги закидывая к голове,Скачет красногривый жеребёнок?Милый, милый, смешной дуралей,Ну, куда он, куда он гонится?..Неужель не знает, что живых конейПобедила стальная конница?

На сцену выбежала девушка в очках и чёрном берете, бесцеремонно потянула за рукав охваченного стихией рифмы рабочего. Он недоумённо повернулся к ней, на сцене произошла заминка, и все зааплодировали, посчитав, что читающий закончил.

Паша взяла свою подругу за руку:

— Сил моих нет, пойдём на свежий воздух!

Они вышли, и Катерина вновь стала приставать:

— Ну, Пашуня, давай дождёмси танцев!

Возле торцевой стены клуба, брызгая маслом, тарахтел английский агрегат с динамо-машиной, возле него суетился перепачканный парень. Они обошли открытые окна и пристроились с другой стороны, на лавочке среди кустов сирени. Отсюда была видна вторая дверь клуба, из которой можно было попасть прямо на сцену. Дверь отворилась, из неё вышли двое: девушка в чёрном берете и долговязый парень, читавший стихи.

— Как ты мог? Как ты.

— Да что я такое сделал? Тебе, что, не нравится Есенин?

— А в утверждённой программе он был? Может, я объявляла эту фамилию? — кипятилась настырная девушка. От волнения она сняла очки и часто моргала ресницами. — Я руководитель агитпоезда, и я следую линии нашей партии: Есенин — поэт упаднический, к тому же своими кабацкими выходками дискредитировал своё имя, имя поэта.

— Мария, ты руководитель агиткобылы, а Есенин был и останется большим русским поэтом. Можешь жаловаться на меня.

От волнения защитник Есенина заикался, чего не было с ним на сцене. Мария резко повернулась на каблуках и исчезла за дверью, а парень закурил папиросу. Он увидел девушек и подошёл к ним.

— Почему не в клубе — не интересно?

— Стихи интересные. Сильно накурено, голова болить. — бойко ответила Катька, хотя длинный смотрел на Пашу.

— Ну, что ж, тогда приглашаю вас на танцы!

Теперь в зале курильщиков поубавилось. Осталась молодёжь, быстро растянули лавки вдоль стен, но лузгу от семечек и окурки убирать не стали. Это разве помеха!