Шальные деньги - Андрей Воронин

– Это водовоз едет, – пояснил Кругловский. – Прошу ко мне, – и он широким жестом указал на крыльцо.

– Водопровода, что ли, нет?

– Есть, но не везде он действует.

Кривошеев двинулся за главврачом. Они оказались на втором этаже в большом кабинете с четырьмя окнами. Двигаясь по коридору, полковник налоговой полиции догадался, что главврач Кругловский повел его не через приемный покой, где скорее всего находится секретарша, а через специальную дверь.

Кабинет был просторный, очень светлый, прямо за окнами качал ветками фруктовый сад. Стволы были аккуратно побелены. Казенный порядок, чистота на асфальтированных дорожках нагнали на полковника Кривошеева невыразимую тоску. “Настоящая тюрьма, – подумал он, вспомнив железные ворота и забор с колючей проволокой поверху. – Отсюда и убежать, наверное, непросто”.

Главврач не знал, чем занять дорогого гостя.

– Присаживайтесь, уважаемый, вот сюда, – он показал на старое кожаное кресло.

"Таких кресел сейчас днем с огнем не найдешь”, – отходя от окна, подумал Кривошеев, опускаясь в мягкое глубокое кресло. Ни одна пружина не скрипнула, кожа не затрещала.

– Чай, кофе, а может быть, коньяка немного? – осведомился главврач, пристально глядя на гостя.

– Что вы, Виктор Феликсович, хотя, в общем, от чашки чая я не откажусь.

Аппарат, стоявший на соседнем столе, напомнил полковнику что-то давным-давно виденное в кинохронике: то ли ставку Гитлера, то ли кабинет в Кремле. Главврач снял массивную трубку бежевого цвета, нажал на нижнюю клавишу – зуммер раздался прямо за дверью – и негромко сказал в трубку:

– Ирина Васильевна, чайку, пожалуйста, организуйте. Да, да, с пирожными, конечно же, конечно.

Ровно через минуту массивная дверь орехового дерева с медной начищенной до блеска ручкой бесшумно распахнулась, и в кабинет главврача вошла длинноногая блондинка на высоких каблуках и в белом халате. Губы девушки были накрашены.

Кривошеев взглянул на нее оценивающе снизу вверх и мысленно выставил оценку: “Эта девушка тянет на четыре с плюсом, а если она еще и умна, то, возможно, и на пять”.

– Здравствуйте, – нежным, вкрадчивым голосом произнесла секретарша, вкатывая в кабинет маленький деревянный сервировочный столик.

"Экая штучка. – подумал Кривошеев, – в колготках, но без лифчика”.

– Спасибо, Ирина Васильевна.

– Налить? – взглянув на главврача, поинтересовалась секретарша.

Кривошеев все понял с первого взгляда: эта девушка – любовница главврача, но претендует на большее, возможно, желает стать его супругой или с помощью Кругловского продвинуться по службе. “Неплохо было бы ее трахнуть”, – без всякого энтузиазма подумал Кирилл Андреевич, взглядом провожая девушку. Та, словно специально, шла неторопливо, давая насладиться и шефу и его гостю созерцанием своей точеной фигуры.

Когда дверь закрылась, Кривошеев щелкнул пальцами; он сделал это по-свойски, словно с Виктором Феликсовичем был в закадычных друзьях.

– Ничего штучка.

– Не жалуюсь, – по-хозяйски произнес главврач.

– Супруга как реагирует?

– Да никак, – ответил Виктор Феликсович, – живет, не тужит. Меня хватает на обеих.

– Это хорошо, – произнес Кривошеев, беря со столика чашку дымящегося чая.

Он сделал несколько глотков, а затем меланхолично принялся помешивать изящной ложечкой в чашке, думая о том, что главврач в каком-то задрипанном Мухосранске устроился совсем не плохо. Наверное, без особых проблем решает все свои дела, накоротке со всем местным начальством, трахает потихоньку женскую часть медперсонала и потихоньку, незаметно для самого себя, стареет. “Ничего ему не надо, никуда его не тянет, и никогда в жизни этот никчемный, по московским меркам, человечек, не променяет место в заштатной клинике на должность в столице. Умеют люди устраиваться в жизни, все у них катит, все у них путем, все складывается одно к другому”.

– Чай не горячий? У меня есть холодная кипяченая вода, можно разбавить.

– Не стоит беспокоиться.

"Интересно, сколько ему отвалил отец? Наверное, по тем временам деньги были огромные. Ведь за “так” подобную услугу не окажет даже родной брат”, – прокручивая в уме эту мысль, Кривошеев напрягся. Ложечка в фарфоровой чашке перестала звенеть.

– Я, Виктор Феликсович, прислушался к вашему совету.

– Очень хорошо, – сказал главврач, пристально глядя на гостя.

– Я бы хотел взглянуть на своего брата.

– Это можно устроить. Если хотите, прямо сейчас его и приведут.

– Нет, Виктор Феликсович, вы меня не совсем правильно поняли, я хотел бы на него посмотреть, но чтобы он меня не видел.

– Навряд ли он вас узнает, – задумчиво произнес психиатр.

– Но можно так устроить? – уже резко и настойчиво попросил Кривошеев.

– Конечно же, можно, не вопрос, как говорится. Может, все-таки коньячка грамм сто перед этим историческим шагом?

– Я за рулем, – небрежно махнул рукой полковник Кривошеев и чуть виновато улыбнулся.

– Останьтесь у меня, погостите. Кстати, сегодня у меня день почти не загружен, я сегодня свободен. Мы могли бы отправиться ко мне в гости, съездили бы на озеро, опять же шашлык, рыбалка…

"Сейчас, наверное, скажет о девочках”.

Но психиатр к вопросу, связанному с основным инстинктом, не перешел: наверное, счел, что пока не время.

"Девочек он, наверное, берет из числа своих сотрудниц. Посмотрит строго, затем скажет своим умным голосом – ведь он здесь царь, Бог и воинский начальник: “Ты, Клава (или Маша), поедешь с нами отдохнуть”. Та, как кролик перед удавом, застынет и двинется в указанном направлении и будет делать все то, что полагается делать в подобных ситуациях”.

– Кстати, у меня прекрасная банька, прямо на берегу озера. А вода там кристально чистая, святые источники бьют, можно сказать, целебная, от всех болезней помогает.

– Нет, что вы, я ограничен во времени. Слишком много работы в столице. К вечеру я должен быть на месте.

– Жаль, жаль, – сокрушенно покачал большой головой Виктор Феликсович Кругловский и положил ключ на чистый лист бумаги.

Положил аккуратно, двумя пальцами. Так кладут вескую улику и.., единственную, самую важную в деле. От этого движения Кривошеева передернуло. От взгляда Кругловского реакция Кривошеева не ускользнула.

– Не обращайте внимания на меня, вы же понимаете, Кирилл Андреевич, с каким контингентом мне приходится работать.

Кривошеев согласно кивнул.

– Так вы хотите посмотреть на нашего пациента.

– Да, но так, – уже во второй раз принялся толковать гость, – чтобы он меня не видел.

– Сейчас устроим, у нас есть комната. Вы сможете наблюдать, а я с ним поговорю.

– Буду весьма признателен, – старомодно ответил Кривошеев.

Воспользовавшись странным аппаратом, похожим на пульт в опорном пункте милиции или в космическом центре, главврач клиники связался с каким-то Сидоровым и уже другим тоном, абсолютно непохожим на тот, каким разговаривал с гостем, громко попросил:

– Сидоров, будь так любезен, больного из седьмой палаты, да, да, Ивановского пошли ко мне и немедленно, я жду.

– Виктор Феликсович, а можно мне взглянуть на бумаги?

– Вам можно, хотя это, в общем-то, врачебная тайна, и мы не позволяем, не в наших правилах давать заглядывать в истории болезни. Понимаете ли, разные люди бывают. Информация о болезни – вещь обоюдоострая и для пациента, и для нас, врачей, да и для родственников. Но для вас я сделаю исключение.

Через три минуты – Кривошеев еще не успел допить чай – на стол главврача легла пухлая папка толщиной в хороший том. Тот раскрыл ее и медленно подвинул к своему гостю:

– Вы потом внимательно посмотрите, уже пациента доставили.

Спустившись на первый этаж, главврач предложил Кривошееву войти в белую дверь с медной начищенной ручкой.

– Там все есть, – предупредил психиатр, – стул, стол. Вам даже принесут туда чай.

– Чай не нужен, но, если позволите, я буду там курить.

– Конечно, – согласно кивнул главврач. Кривошеев оказался в маленькой комнатке, стены которой были выкрашены в какой-то неопределенный цвет – то ли серо-коричневый, то ли желтовато-зеленый. В полумраке определить это было почти невозможно. Светилось лишь окно. Через оконное стекло Кривошеев видел соседний кабинет, куда более просторный, чем его комната, и куда более светлый. Пол там был выложен керамической темно-коричневой плиткой, а стены – белой.

Кабинет напоминал то ли кухню, то ли операционную. Правда, для операционной света было маловато. В центре кабинета, прямо напротив окна, стояло кресло. “Наверное, когда-то оно находилось в стоматологическом кабинете”, – решил Кирилл Андреевич.

Дверь открылась. На двери, естественно, ручки не было. Два санитара, дюжие, краснолицые, в белых халатах с закатанными рукавами, ввели пациента. Кривошеев вздрогнул: перед ним, озираясь по сторонам не испуганно и затравленно, а с любопытством, стоял его брат.