Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Первый бой? Да, я понимаю.
Произнес он это вслух, или только подумал? Свой первый бой Амфитрион запомнил навсегда. Его отряд наткнулся на телебоев волей случая. Перевалили через холм – и вот она, деревня, где вовсю идет грабеж. Визг свиней, крики; на дороге – два трупа. Мешаясь с пылью, кровь превратилась в бурую грязь. Внезапного нападения не получилось: их заметили. Амфитрион несся по склону, на бегу целя копьем в лицо рябого детины. Сейчас жало вонзится в щербатый оскал, высаживая оставшиеся зубы…
Глухой лязг: копье скользнуло по щиту.
Дальше были медь и бронза, дубленая кожа и голое тело. Жгучий пот; влажный хруст. Соль на губах. Глаза забрызгало горячим и липким. Мир оделся в пурпур. Все закончилось, а он еще рубил мечом проклятого телебоя, не замечая, что сражается с мертвецом. Рубил, колол, кромсал; отбросив меч, голыми руками вцепился в шею – убитым дышать ни к чему, а он, дурак, старался, давил, чувствуя, как костенеют пальцы…
«Отец вдвое старше меня…»
Он видел, как люди гибнут, не успев нанести удар. Ломаются, превращаясь в труху. Бегут, не разбирая дороги. Бросают оружие, закрыв лицо руками. Видел, как от страха первыми кидаются в бой – обращая врага в бегство. А за спиной ревут десятки товарищей, идя в атаку лишь потому, что больше всего на свете они боятся прослыть трусами. Но каково это – взяться за копье, прожив всю жизнь калекой?
– Почему Птерелай не убил моего отца?
– Не знаю, – смешался Гий.
– Я должен…
– Алкей не станет беседовать с тобой.
– Прогонит взашей?
Дурной сон был свеж, как рана.
– Встретит, словно чужого. Будет молчать и глядеть мимо. Лекарь заверяет: это пройдет. Со временем. Оставайся в Микенах, ладно? Мы дадим тебе знать…
– Не слишком ли ты настойчив? – Амфитрион встал, навис над другом детства; упер руки в бедра. – Тебе велели меня отговорить? Да?!
– Твоему отцу нужен покой…
– В глаза! Смотри мне в глаза! Ну?!
И Гий сломался:
– Сфенел тоже возвращается в Тиринф.
– Что с того? – опешил Амфитрион. – Он торопится проведать раненого брата…
– Если басилей ранен, кто‑то должен заменить его. Выслушивать просителей, разрешать споры… У Алкея есть брат – и есть сын. Я плохо владею копьем, но эти весы мне знакомы!
– Споры? Не хочу я решать споры козопасов и гончаров! – возмутился сын Алкея. Сказанным Гий вязал его по рукам и ногам. – Пусть спорами занимается Сфенел…
– Да? А я уж было решил…
– Что?
– Что один бойкий герой не прочь занять тронос Тиринфа, – сообразив, что жизнь его висит на волоске, Гий затараторил: – Ты спросил, почему Птерелай не убил твоего отца, вот я и подумал…
– Чем ты подумал? Задницей?! Отец напал первым. Копье отца отправило в Аид кормчего ладьи. И вот вам – Птерелай пощадил хромого Алкея! Калеку пожалел, да? Я полтора года воевал с телебоями! Знаю я их жалость…
– Люди с годами меняются. Тебя долго не было дома… Не сердись! Ты – воин, внук Персея. Я же – сын советника. Отец учил меня видеть в словах второе дно. Случается, я вижу его там, где дна нет и в помине.
– Значит, так, сын советника… Утешь моего дядюшку: пусть посидит на троносе, пока отец выздоравливает. Я не стану ему мешать. Но я возвращаюсь домой, и хватит об этом.
Внезапно Гий успокоился:
– Сфенел не поверит, что ты доброй волей уступаешь ему Тиринф. Даже на время. Будет искать подвох – и в итоге найдет повод для ссоры. Вы с ним никогда не ладили.
– И что мне теперь? Домой – ни ногой?!
– А ты хочешь, чтоб твой дом вскипел котлом на костре? Тиринфяне любят тебя. Все любят победителей! Знаешь, сколько было разговоров о тебе, да о твоей добыче? Но и у Сфенела есть сторонники. Допустим, ты ни во что не станешь вмешиваться. Одно твое присутствие в Тиринфе уже развяжет людям языки. А там и до кулаков недалеко, и до ножей.
– Все так серьезно?
– Более чем. Пусть Сфенел погреет тронос, порадуется. Глядишь, глупостей наделает. Поправится Алкей, ты вернешься, твой отец со временем передаст тебе тронос…
– Дался вам этот тронос, – буркнул Амфитрион, сдаваясь. – Ладно, остаюсь в Микенах. Но едва отец пойдет на поправку…
– Сразу сообщим!
– И скажи, чтоб пригнали сюда мой скот. Овец, коров…
– Всех?! – ужаснулся друг детства.
– Советничек! Тебя послушаешь – голым по миру пойдешь… Всех не надо. Гоните так, чтоб пристойно выглядело. И подарки из добычи отбери. Дяде, сестре, остальным… Не нахлебником же мне в Микенах сидеть!
«А ведь я позволил себя уговорить, – с опозданием сообразил Амфитрион, когда многоречивого Гия уже и след простыл. – Как отец на семейном совете. Только отца вдвоем уломали, и то с трудом… А на тебя, герой, одного Гия хватило. Ты, помнится, еще отца укорял…»
На душе было гадко. В ней, как мухи над выгребной ямой, жужжали два мудреца, донимали вопросами. «Почему все‑таки Птерелай пощадил твоего отца? – зудел первый. – Ты веришь в благородство вождя телебоев? И вообще, что делали пираты близ Навплии? На единственной ладье?» Не знаю, отмахивался Амфитрион. Поди прочь! «Тогда, может быть, ты знаешь, – приставал второй, – с чьего голоса пел твой друг детства? Со своего собственного? Вряд ли. Папаша‑советник надоумил? Или дядюшка Сфенел? Не лезь, племянничек, куда не надо, кукуй в Микенах! А мы тронос седалищем погреем – глядишь, прилипнем…»
У дверей ворочался Тритон: чуял раздрай.
Храпом грозил врагам.
2Тонкий и мягкий ремень из кожи хорька был насквозь пропитан оливковым маслом. Сперва – набросить петлю на запястье. Теперь обмотка. Виток – на мизинец. Виток – на безымянный палец. По витку – на средний и указательный. Обмотаем ладонь – слой за слоем. И в конце закроем ремнем большой палец, пустив финальные витки опять же на запястье…
– Не туго? – спросил Амфитрион.
Старший сын Электриона сжал и разжал кулак.
– Отлично!
Шутя он нанес удар, целясь Амфитриону в глаз, повторил шутку – и, смущенный, оставил пустое занятие. Одно дело, когда твои удары не достигают цели, как говорится, «на шаг муравья». Этим можно гордиться. И совсем другое – когда мишень, не двигаясь с места, глядит на тебя с немым вопросом: что дальше?
– С кем будешь биться?
– С Горгофоном. А ты?
– Я слаб в кулачном бое, – отговорился Амфитрон. – Я буду зрителем.
– Может, судьей?
Не дожидаясь ответа, парень умчался на площадку – там его, приплясывая от нетерпения, уже ждал брат‑близнец. Высоко подняв руки, бойцы закружили по утоптанному песку. Дрались Электриониды, как принято на состязаниях – целясь сопернику в голову, и никуда больше. Руки они обматывали по новой моде – только правую. Шлемами парни пренебрегли. Амфитрион быстро перестал соображать, кто из братьев Горгофон, а кто – Амфимах. Он и раньше путался в дядиных сыновьях, как ребенок в дремучем лесу. С ужасом глядя на четыре пары близнецов, награжденных вдобавок общим семейным сходством, он безнадежно гадал: Горгофон? Филоном? Номий? Нет, Номий выше, а это Еврибий… Или не Еврибий? Близнецы, подумал он. Жребий нашего рода. Приятно ли бить лицо, до мелочей сходное с твоим? Наверное, после боя подслеповатый старец – и тот без труда различит братьев. Или они – мастера ставить друг дружке одинаковые синяки?
