Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино

Она рыгнула.

Наверное, даже не заметив.

Противно, громко, утробно.

Булькающий звук взбунтовавшейся желчи эхом отдался в пустынных пещерах души.

Она перенеслась на кухню из собственной Вселенной, куда не пускала меня, и посмотрела мне в глаза. Белки пожелтели, взгляд – как у больного животного.

Я заранее знал, что сейчас услышу.

– Андреа, я… поживу какое-то время у матери. Завтра соберу чемодан и на пару недель уеду к ней. Я здесь больше не могу. Мне здесь…

Она разрыдалась. Я подошел и положил руки ей на плечи.

Вся как комок нервов.

– Хорошо, – сказал я. А потом добавил. – Мне жаль.

– Мне тоже, – пробормотала она. От нее пахло алкоголем и потом.

Не знаю, сколько времени мы провели вот так, в молчании, разделенные пропастью, которую не помогло преодолеть даже объятие.

Я знал, что она не вернется, если уедет.

Но она не уехала.

На следующее утро Элеонора спустилась в подвал и обнаружила непостижимое.

День казался бесконечным.

Снова приближалось Рождество, снова сыпал и сыпал снег.

Второе Рождество без Луны.

Прошел год.

Весь груз воспоминаний о тех ужасных минутах в супермаркете обрушился на меня с новой силой.

По пути на работу началась паническая атака; из-за краев лобового стекла выползли черные щупальца, угрожая подчинить все вокруг своей воле. Пришлось съехать на обочину и остановиться, чтобы прийти в себя и перестать задыхаться.

На работе я почти ничего не сделал. Час за часом мучился вопросом – дождется ли меня Элеонора, чтобы попрощаться, или я вернусь в пустую холодную квартиру. В голове впервые в жизни возникла мысль о самоубийстве.

Тоже вариант. Значит, день прошел в общем-то не зря – я придумал способ прекратить мучения, и это немного утешало. Вдруг только так я смогу узнать, что случилось с моей дочерью?

Поставлю машину в гараж, закрою тяжелую металлическую дверь, прикреплю к глушителю резиновый шланг, – и все, ставки сделаны. Кто знает, вдруг надышавшись угарным газом и отключившись, я превращусь в чистый дух, во всеведущего призрака, который знает ответы на самые жуткие вопросы, и наконец обрету покой? Или просто провалюсь в никуда – и поминай, как звали.

Днем позвонил капитан Гандже. Уже недели две от него не было никаких известий. Каждый раз, когда на экране загоралось его имя, мое сердце начинало бешено колотиться. Новые улики? Ее нашли? Мертвую или живую?

– Синьор Бальдуцци, как вы? – в хриплом голосе капитана чувствовалась усталость.

– Стараюсь держаться на плаву, – соврал я. Если бы. В этом адском котле, в который превратилась моя жизнь, можно лишь утонуть. – Есть какие-то новости?

– Нет, к сожалению, нет, – со вздохом ответил он. – Но мы продолжаем поиски. Продолжаем. Я хотел раздобыть хоть что-то к… к Рождеству.

– Понимаю. Спасибо.

– Как ваша жена?

– Справляется, – снова соврал я. – Начала понемногу работать.

– Хорошо. Хорошо. Нужно попытаться жить обычной жизнью, насколько это возможно.

Мы еще немного поговорили. Не помню, о чем (а вы, капитан Гандже, помните?). Пустая болтовня. Я что-то отвечал, но думал о «Джингл Беллс», копченом лососе, «киндер-сюрпризах» и проходах между стеллажами в гребаном провинциальном супермаркете, который украл пятилетнюю девочку.

В 17:15 прозвучала сирена об окончании рабочего дня, а мне показалось, что с момента моего прихода в офис прошли сотни лет.

Я сел за руль и, сам не знаю как, оказался у супермаркета.

Припарковался у заднего входа и разрыдался.

Потом, наконец, вернулся домой.

Но машину в гараж ставить не стал.

Когда открыл входную дверь, увидел, что Элеонора ждет меня в коридоре.

На ней был мятый спортивный костюм, в руках – фонарик. Выражения ее глаз я разгадать не мог, но такого раньше точно не видел, даже когда мы в первый раз сидели в отделении.

– Что… что случилось? – ее гримаса меня пугала. – Я думал… ты уже уехала.

– Нет, – прохрипела она. Потом сглотнула воздух и расширенными от изумления глазами посмотрела на лестничную площадку за моей спиной. – Андреа, я… наверное, схожу с ума. Я нашла… кое-что. Ты должен это увидеть. Пойдем в подвал.

Теплые, влажные бетонные кишки подвалов нашего дома соединены лестницами (их всего шесть) и спрятаны за маленькой ржавой металлической дверью. Хотя они в хорошем состоянии, использовать их невозможно.

Когда особо одаренные инженеры проектировали этот дом в шестидесятые, они не учли, что под землей течет речка, сырость от которой будет проникать в подвалы, делая воздух влажным и нездоровым.

Владелец здания не собирался проводить стоившие заоблачных денег работы по отведению подземных вод, а чтобы арендаторы не возмущались, предлагал выгодную скидку на аренду гаражей. На каждом собрании жильцов кто-нибудь поднимал вопрос о подвалах, предлагал проекты гидроизоляции и другие возможные способы борьбы с сыростью, но дальше слов дело не шло, и с того времени, как мы сняли здесь квартиру – за пару лет до рождения Луны – единственными, кто спускался в подвалы, были дезинфекторы. Во влажном, украшенном причудливыми наростами плесени чреве дома, где их никто не тревожил, прекрасно чувствовали себя тараканы, пауки и мыши.

Наш подвал находится в конце узкого коридора, заросшего паутиной, почти под самой лестницей; здесь гораздо суше – то ли благодаря удаленности от подземной речки, то ли благодаря проветриванию через маленькое окошко, выходящее во внутренний двор.

Мы почти не заглядывали в подвал, устроив там хранилище всякого барахла: старой одежды, никому не нужного хлама, коробок, телевизора с электронно-лучевой трубкой, вещей для кемпинга и разных милых ненужных безделушек, которые жалко выбросить.

Там же лежали вещи Луны. В первую очередь, вещи Луны. Люлька, коляска, надоевшие ей игрушки, коробки с детскими комбинезончиками и слюнявчиками, игрушечная посуда… и подаренная на крещение шкатулка для драгоценностей с золотыми цепочками и вульгарными медальончиками, которую мы спрятали в отстегнутый карман коляски и убрали в целлофановый пакет.

Сверток положили в угол, между железным стеллажом и дальней стенкой, на старую деревянную крышку люка, которая закрывала его еще с тех пор, когда мы въехали.

Я не спускался в подвал много месяцев.

И вот теперь мы шагали вместе по лестницам и темному коридору, едва освещенному пыльной лампой; Элеонора вцепилась ногтями мне в руку и шла чуть позади, как щенок за матерью. Я несколько раз спрашивал, что случилось, – ее потрясенный вид тревожил меня, – но она отвечала лишь: «Ты должен сам увидеть. Я… не знаю, как это объяснить. Я даже не знаю… может, мне все это показалось».

Поворачивая ключ в замочной скважине, я терялся в догадках, что там – огромная мертвая крыса, какой-нибудь невероятный нарост плесени? Или кто-то из прежних жильцов забыл здесь набитый деньгами чемодан.

Но что бы ни представлял себе, ничего из этого не объясняло ужаса моей жены.

И не могло подготовить меня к встрече с загадкой, с немыслимым, к встрече с тем, что не должно существовать, что, может быть, стало ужасной шуткой, которую сыграли с