Заветные сказки - Сергей Иванович Чекалин

поколений-то ещё не набралось. Уж что-что, а про воскрешение мёртвого-то наверняка сохранились бы хоть какие-то слухи. Думаю, что и историк Иосиф Флавий вполне мог бы воспользоваться этой «исторической правдой», чтобы о ней упомянуть в какой-либо из своих тоже исторических книг.

Принимаю и возражения ваши, что по прошествии многих лет от событий до бумаги и чернил кое-что и забылось, да и не так вспомнилось. Склероз был и в те времена. Но, товарищи дорогие, написано было по наущению Оттуда, и никак иначе, не болеющим, понятное дело, склерозом. Вряд ли можно полагать, что у Бога имеется такая чисто человеческая болезнь как склероз. Да и к чему этот склероз прицепится? Вряд ли у Бога есть голова и мозги. Конечно, «по образу и подобию Нашему» говорит об обратном, чем я. Но, кроме мозгов, у человека есть и ещё очень многое, чего Богу совсем и не нужно. Так что с головой и мозгами я, думаю, прав. Нет их. А тексты Евангелий просто, как науськал, так и написали. Но кто во что горазд. А упомянутые «образ и подобие» можно назвать просто оболочкой такой вот формы.

Вообще-то ученики очень усиленно удивлялись деяниям Иисуса. Можно и это объяснить. Лестно ведь Иисусу, что так Его воспринимают, чисто по-человечески лестно: «Ах! Какой же Ты ловкий да умный!»

Ну, хватит злопыхать об этом. Пора переходить к другой главе от Матфея, в которой весёлая компания оказалась после изгнания бесов в свиней. Можно сомневаться, что после содеянного эту группу отпустили с миром. Но как-то неудобно было писать, что им по шеям накостыляли, и поделом бы. Как написано, отпустили с миром, валите, мол, подобру-поздорову:

«Пастухи же побежали и, пришедши в город, рассказали обо всём, и о том, что было с бесноватыми. (Что некоторая группа из пяти человек загнала всех наших свиней в озеро, где они все и утонули – С.Ч.) И вот, весь город вышел на встречу Иисусу и, увидевши Его, просили, чтобы он отошёл от пределов их».

Повезло этой компании несказанно! Потому что не настало ещё время собирания камней, как говорил Екклесиаст. Правда, он говорил, что «есть время разбрасывать камни, и есть время их собирать». Так вот «время их собирать» ещё не пришло.

Призвание Матфея (9)

Что знают двое, то знает и свинья.

(Немецкая пословица).

Если продолжать моё повествование, после главы «Кесарю – кесарево, а чудакам – расчудесное», то можно вполне записать так: что и было незамедлительно сделано (речь идёт о том, что Иисус с учениками удалились от тех мест, где им было отказано в нахождении, даже и не отказано, а, практически, приказано, а то…). Вот из-за этого «а то…», от возможной неминучей для себя беды, и вернулись они в свой город.

Тут и произошло избрание пятого ученика, Матфея, этого самого евангелиста. Конечно, странно, что находясь и раньше в родном городе, только сейчас был избран один из его жителей, мытарь Матфей. Нельзя же думать, что Иисус к нему долго присматривался, Ему известно должно было быть, что именно этот мытарь и будет потом с Ним мытариться. Но, видно не время было, подати ещё не все были собраны. Всему своё время, как говорил Екклесиаст-проповедник по имени Соломон (дальний родственник Иисуса по материнской линии, а также по линии приёмного отца) ещё задолго до этих событий. Что тут поделаешь, никуда не денешься от повторов, хотя бы и с этим Екклесиастом.

Но Марк (2:14) с Лукой (5:27,28) пишут, что подати собирал не Матфей, а Левий Алфеев, который потом, вероятно, волей гусиного пера, а то и какого другого пишущего инструмента, благополучно превратился в Матфея самим Матфеем же либо писавшим евангелие за Матфея. А у Иоанна процессу избрания учеников внимание не очень уделено. Да и правильно, что там разглагольствовать. Иоанну-то, этому особенному из летописцев, пришлось бы как-то обосновать божественное появление Иуды Искариота. А вопрос был, конечно, интересный. Очень хотелось бы знать, что думал (и думал ли) про это Иоанн. Но он решил своих мыслей на этот счёт не высказывать. Да и насчёт других учеников он как-то скромно умолчал. Даже себя с братом назвал всего лишь только сыновьями Зеведеевыми. Иуду упомянул практически только в день предательства. О Фоме сказал только в день доказательства Иисуса о Своём распятии на кресте. В самом начале 21-й главы (стих 1) говорит о семи учениках, но ленится назвать всех их поимённо, хотя и вряд ли это было трудно сделать, дописать ещё два имени:

«После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Пётр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его».

Или дальше (21:8):

«А другие ученики приплыли в лодке, – ибо не далеко были от земли, локтей около двухсот, – таща сеть с рыбою».

О двухстах локтях сказать можно, а вот кто из других из учеников приплыл – молчок. Жалел, вероятно, писца-Прохора, как бы его рука не устала. Но о себе Иоанн (будем пока считать, что сам, потому что это его Евангелие) отозвался однозначно, как самый любимый из учеников Иисуса (21:20,24):

«Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус, и который на вечери, прислонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст Тебя? … Сей ученик и свидетельствует о сём и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его».

Сам Иоанн, понятно, таких слов сказать о себе не мог. Это мог говорить и записать о нём посторонний человек. Ученик он Иоанна или нет, неважно, но другой человек.

Здесь же приводится чудо исцеления расслабленного (аналогично и у Луки в главе 5, стих 18), весьма почитаемое в церковной службе. Даже такая и неделя есть: неделя о расслабленном. (Расслабленный – это парализованный.) У Луки и у Марка (2:3,4), пожалуй, это даётся посильнее (приводится по Марку):

«И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопавши её, спустили постель, на которой лежал расслабленный».

Здорово, да? Никто не расступился из присутствующих, чтобы доставить к Врачу тело расслабленного. Пришлось даже для этого ломать чужую крышу, Бог с ней – не своя же! А Иисус, понятно, в соответствии со Своими способностями, знал о происходящем, но не вмешался, допустил разорение крыши, хотя мог бы