ДНЕВНИКИ 1973-1983 - Александр Шмеман

491

Человек должен умирать дома , не должно быть этой страшной отдаленности, этого помножения каждого умирания, каждого разложения на все другие… Только вот – в том-то и весь вопрос – как осуществить это "на практике" в этом страшном в своей бесчувственности мире, состоящем целиком из "экономических возможностей и невозможностей".

Тегеранская трагедия. Американское правительство огорчено молчанием "союзников". И действительно, не может не ужасать эта страусова слепота "белого мира", эта в плоть и кровь вошедшая подлость . Этот мир буквально поперхнулся той самой нефтью , на которой он построил все свое благополучие, всю свою силу. Вот, значит, и есть в мире "имманентная справедливость". Ужас от того еще, что ничто никого не "учит" – ни опыт прошлого, ни хваленый "рациональный подход", ни Мюнхен, ни Октябрь, ничего. Та же слепота, та же губительная логика самосохранения…

Суббота, 17 ноября 1979

Tulsa, Oklahoma: на двухдневный retreat в местном антиохийском приходе…

Воскресенье, 18 ноября 1979

В баре на аэродроме после двух дней невероятной "эксплуатации": вчера двенадцать часов подряд в церкви: Литургия, лекции, беседы, вечерня, общая исповедь… Но и большая радость: вчера Литургия с тремя бывшими студентами, теперь – приходскими священниками. Радость общения, единства в главном. Несколько студентов из Oral Roberts University (!) – обратившихся в Православие (!!). Несмотря на крайнее утомление – сознание пользы от этих погружений в "реальную" Церковь… И всегда – удивление от этих американских просторов, от этого огромного – по-другому не скажешь – неба.

За эти два дня, вернее – ночи (в постели, в усталости), прочел "Le Rhinoceros" Eugene Ionesco1 . Пожалуй, лучшее – в литературе, в театре – обличение "духа времени", похвальной сдачи "интеллигенции" духовному тоталитаризму. Но вот написано, сыграно тысячи раз, имело успех, – а читаешь "Le Nouvel Observateur" или "Review of Books" и видишь, что обличение это нисколько не подействовало. Все тот же левый крен…

Тегеранская трагедия продолжается, и выхода из нее не видно. Все то же чувство: бессилие, подлость, низость "белого мира", особенно Европы. Все по ионесковскому носорогу…

Вторник, 20 ноября 1979

Совершенно бешеные дни – по занятости… Вчера, например (и это после трех дней "интенсивной" Оклахомы), – четыре лекции утром (мои и вместе с И.М.), с 2 до 4 – литургическая комиссия, с 5 до 7:30 – "исполком", с 7:30 до 9:30 лекция (трудная, напряженная) о Пастернаке. В 9:30 – звонок от Наташи

1 "Носорога" Эжена Ионеско (фр.).

492

Солженицыной – до 10, в 10 – разговор по телефону с Давидом Д…. Ночью из-за этого – бессонница. Пилюля. Проспал… И от всего этого – какая-то внутренняя "дрожь", испуг – что дальше, не пропустил ли я кого-нибудь… Я знаю, что значит рвать на части.

Звонок от Наташи Солженицыной… Почти неприкрытая просьба – "защитить" А.И. против Чалидзе, Синявского и tutti quanti, вмешаться, написать… Разговор меня сильно взволновал, не знаю даже, чем специально. Разве что вечно "пронзающей" меня "уязвимостью" и тем, что это пришло от "неуязвимого". Может быть, потому и не спал: все думал – что и как написать, как остаться на том "плане", который один я считаю своим.

Париж. Воскресенье, 25 ноября 1979

Приехал сюда в пятницу 23-го. Заезд с Андреем к маме. В 4 часа прием в издательстве ["ИМКА-Пресс"] с чествованием П.Ф.Андерсона.

Вчера, в субботу, весь день в Монжероне, на совещании РСХД, имеющем целью вытянуть его из ссор и обид. Слава Богу – успешно, хотя до бесконечности утомительно…

В Тегеране все хуже и хуже. Хомейни объявил "священную войну"… Чем все это кончится, может кончиться – ума не приложу…

Париж – серый, сырой, ноябрьский. Но сегодня был просвет – в высокое-высокое серо-голубое небо.

Париж. Понедельник, 26 ноября 1979

Вчера вечером, [в церкви РСХД] на Olivier de Serres, кончили, слава Богу, и кончили, насколько это было возможно, благополучно, движенские дела. Сегодня – несколько часов у мамы, очень уютно и даже весело. Ей с трудом приходят слова, не говоря уже об именах, и разговор с ней походит на игру, состоящую в отгадывании того, что она хочет сказать. У нас даже один раз случился fou rire1.

Как всегда в Париже, чувствую себя "загнанной лошадью".

Париж. Среда, 28 ноября 1979

Сегодня – ранний поезд в Cormeilles en Parisis [к маме]. Огромное – в тумане – солнце… Затем обратно в Париж: завтрак с Никитой и Машей Струве. Вдоль Сены мимо залитой солнцем Notre Dame de Paris – в "ИМКА-Пресс".

Crestwood. Суббота, 1 декабря 1979

В четверг, после трехчасовой съемки для телевидения в нижнем храме на rue Dara, поездка вдвоем с Андреем в [женский монастырь] Bussy, где я никогда не был. Удивительный солнечный день. "Есть в осени первона-

1 безудержный смех (фр.).

493

чальной…"1 . Поля, перелески, колокольни – та земля, которую покойный Вейдле называл "крещеной землей Европы". Сам монастырь меня очаровал – и внешностью своей, и радостью монахинь. Страшно постаревшая, больная тетя Тоня [Осоргина] (мать Серафима), Елена (только что постриженная в "Елизавету") Лейхтенбергская, мать Феодосия и другие. Духовные "флюиды" хорошие… Возвращение в Париж в тумане. Вечер кончаем с Андреем, страшно дружно и уютно, в "Доминике".

Вчера утром – все под тем же, несколько туманным, солнцем любимая прогулка по Парижу. Такое чувство, что с каждым годом Париж все прекраснее и прекраснее.

В семь вечера – отлет в Нью-Йорк.

В Нью-Йорке в девять вечера (три часа утра по парижскому времени). Радость возвращения домой с Л., умеряемая сознанием темного тупика тегеранской трагедии…

Вторник, 4 декабря 1979

Суетные, переполненные делами и заботами дни… Но в воскресенье кончил переписывать "Таинство благодарения" (год!) и отослал в Париж. И, как всегда, когда в последний раз перечитывал, – думал: а может быть, это совсем, совсем плохо… Но, несмотря на сомнения, радуюсь, что отослал…

В воскресенье крестил правнучку Федотова.

После обеда в Сайосет – на заседание предсоборной комиссии. Льяна в Балтиморе – на "check-up". Скоро годовщина ее операции… И вот зажигаются первые рождественские огни.

Вчера кончил свой "русский курс" – с большим облегчением. Устал, но, слава Богу, через неделю – каникулы.

Понедельник, 10 декабря 1979

Все эти дни, в промежутках между бесчисленными делами, пишу мою "апологию" Солженицына. Пишу с увлечением. У меня с С. свои "счеты". Но низкие нападки на него Чалидзе, Синявского, Ольги Карлайл и К° столь именно низменны, что все остальное отходит на задний план. Это желание – упростить, огрубить, эта все пронизывающая инсинуация – отвратительны… И, увы, "эффективны". Потому и пишу.

Вчера на 71-й улице – крестины двух девочек Сони Ширинской. "Высший свет". Но, увы, нигде я так не чувствую себя "шаманом", совершающим какие-то непонятные церемонии, как именно в этой – русской, "образованной" – среде. Вспоминаю слова священника, сказанные другому священнику, запутавшемуся в службе и спрашивавшему в панике: "Что дальше делать?" Тот ответил: "Do something religious…"2 . Вот мы и делаем "something religious".

Потом зато уютнейший ужин с Трубецкими "у нас" – на Park Avenue.

1 Начало стихотворения Ф.Тютчева "Есть в осени первоначальной…".

2 "Сделай что-нибудь религиозное" (англ.).

494

Книга Cioran'a "L'йcartиlement"1 . Человек, годами пишущий элегантнейшие, отточенные афоризмы – об абсурде, отчаянии, разумности самоубийства, не может быть серьезным. Говорят, его до неба превозносит Бродский.

Все та же прикованность к телевизору в ожидании новостей из Ирана, новостей одна хуже, возмутительнее, бессмысленнее – другой…

В пятницу Christmas Party в семинарии. Два студента играют длинный отрывок из моцартовского концерта для кларнета… Всегда поражающая меня, буквально до слез, преображенность лиц у исполняющих… И ясной становится ложь, поверхностность наших обычных суждений: он, она – "красивые". На каком-то уровне жизни, в редкие минуты, когда она "жительствует", красавец оказывается оскорбительным уродом, а урод – красивым. И это так, когда люди смотрят внутрь и ввысь и отдаются тому, что видят, что слышат…

Приближение каникул: ждешь их как освобождения.

Может быть, не нужно никогда перечитывать написанного, напечатанного. На этих днях "копнулся", почитал себя и впал в уныние. Чувство – ужасное – такое: стоило ли?

Самая насущная из всех молитв: "Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию". Эта молитва в защиту от ветхого Адама в нас, как гной, просачивающегося в наш "организм" и отравляющего его…

Вторник, 11 декабря 1979

Вчера поздно вечером разговор по телефону с "Вермонтом". Митя попал в тяжелую автомобильную катастрофу, страшно изувечен, Н. с ним в госпитале в Бостоне.