Это было в Праге - Георгий Брянцев

— А-а-а! — вспомнила Божена и подумала с досадой: «Какой он нечуткий, Милаш! Можно ли при ней говорить об этом! Ведь ей же тяжело».

Лоретта опустила голову.

Божена резко переменила тему разговора.

— Вы во время войны были вместе? — спросила она, переводя глаза с гостьи на мужа.

— Нет. Мы были в разных соединениях, — ответила Лоретта.

Вошла хозяйка, старая и рыхлая женщина. Она несла большой поднос, на котором стояли кофейник, молочник, сахарница и чашки.

— Там подошла машина, — сказала она Неричу. — Требуют вас.

Нерич выбежал, а возвратившись, стал торопливо одеваться.

— Это за мной. На заводе несчастный случай… рабочему повредило руку вальцами. Если у тебя, Лоретта, мало времени, то я могу тебя подвезти.

Лоретта посмотрела на Божену.

— Ну, уж это совсем неприлично! — вспыхнула Божена. — Вы будете пить со мной кофе. Муж скоро вернется.

— Я с удовольствием останусь, — ответила Лоретта.

— Как хотите, — бросил Нерич уже в дверях. — Я вернусь и провожу вас.

У Божены не было никакой задней мысли, когда она удержала гостью. Просто она считала, что Нерич очень неделикатно обошелся со своей землячкой, предложив ей уехать с ним. Она поверила в то, что София действительно землячка мужа. За короткое время трудно, конечно, определить, что представляет собою тот или иной человек, но с первого взгляда София ей понравилась. В ней было что-то необыденное и привлекательное. В ее голосе и в глазах Божена почувствовала затаенную глубокую, но какую-то ласковую грусть.

Расставляя чашки, Божена в первый раз заметила деньги и пододвинула их к гостье. Та поняла ее движение и сказала:

— Это ваши деньги. Я вернула мой долг Милашу.

— Простите, — и Божена переложила деньги на другой конец стола.

Теперь, и почему-то именно теперь в ее голове промелькнули одна за другою две мысли: во-первых, почему муж назвал гостью Лореттой, в то время как она отрекомендовалась Софией, и, во-вторых, почему он к ней один раз обратился на «ты», а другой раз на «вы»? Возможно, что толчком к этим мыслям послужили деньги. Она ничего не знала о том, что муж дал такую крупную сумму неизвестной ей женщине. И, опять без определенного умысла, а лишь для того, чтобы не попасть в неловкое положение, она спросила, наливая гостье кофе:

— Я не ошиблась, вас зовут Софией?

Гостья улыбнулась.

— Почему вы это спрашиваете?

— Мне показалось, что Милаш назвал вас Лореттой.

Лоретта помешала ложечкой в чашке. Сделала один глоток и поставила чашку на место.

— Я и София и Лоретта. Это немного странно на первый взгляд, но это так. Я не делаю из этого тайны и расскажу вам, почему у меня два имени.

И она рассказала, что познакомилась с Неричем в тридцать девятом году, когда она была разведчицей и носила имя Лоретты. Нерич тогда был ее коллегой — разведчиком, как и она, представителем второго отдела Югославского генерального штаба — с той лишь разницей, что она работала в Будапеште на вторых ролях, а Нерич в Праге был на самостоятельной, руководящей работе. Но война все изменила. Лоретта без сожаления рассталась со своей прежней профессией, связанной с риском и опасностями, и очень рада, что точно так же поступил и Нерич. Конечно, разведка увлекательное поприще. Но увлекательной может быть и всякая другая работа, к которой чувствуешь призвание.

София еще больше понравилась Божене своей непосредственностью и откровенностью. Но ее рассказ потряс Божену.

София продолжала рассказывать о народно-освободительной борьбе народов Югославии, о своем отъезде с родины, о гибели мужа. Божена слушала и не слушала. Ее мозг сжигала мысль: значит, Нерич был не тем человеком, за которого себя выдавал? Он был не только врачом, но и разведчиком на самостоятельной, руководящей работе. Почему же он скрывал это от нее? Почему теперь, вернувшись после долгой разлуки, он не посчитал нужным рассказать о своем прошлом? Ведь София не делает из этого тайны!

— Да что это я разговорилась! — оборвала себя София. — Милаш, наверно, давным-давно уже все рассказал вам обо мне.

Божена решила солгать. Самолюбие не позволило ей поставить себя в неприятное положение.

— Он говорил, но я с удовольствием вас слушаю, — сказала она.

Нерич, вернувшись домой, не застал гостьи.

— Долго она сидела у тебя? — спросил он.

— Только что ушла.

— Ну и как?

— Что как?

— Какое она произвела на тебя впечатление?

— Самое хорошее.

— Да, она умная и деятельная женщина. Много видела, много пережила. И так трагически потеряла мужа. Он тоже был незаурядный человек.

Божена прижала руки к груди — так сильно билось сердце. Передохнув, она спросила:

— Вы, кажется, были связаны одной профессией?

Нерич передернулся.

— Что? — приглушенно спросил он.

Божена повторила свой вопрос.

Нерич смотрел на нее неподвижным взглядом; в первый раз Божена видела у него такой жестокий и безжалостный взгляд.

Но этот взгляд был выражением не силы, а смертельного страха. Лицо его исказилось, и мелко, отвратительно тряслись колени. «Разболтала все, я гибну!» Слепой инстинкт вдохнул в него решимость. Надо сразу выбить почву из-под ног Лоретты.

— Ее только послушай, — проговорил он, прерывисто дыша и пытаясь скрыть это. — Она насквозь пропитана бредовыми идеями. Это случилось с ней после смерти мужа. Она шизофреничка.

— Странно, Милаш. Ты только что говорил, что она умная и деятельная…

— Была, была… Я подчеркиваю — была, а сейчас она стала заговариваться. Она может назвать своими сообщниками и тебя, и Ярослава, и кого угодно.

— И я, и отец всегда были патриотами своей родины, — возразила Божена.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Нерич, теряя голову.

— Ничего, кроме правды, — ответила Божена. Она не хотела обострять разговор, это противоречило ее привычкам. — Кстати, Милаш, она оставила здесь какие-то деньги для тебя.

— Да, да… Я просил выручить меня на недолгий срок. У нее есть сбережения. А ты больше не можешь ходить в осеннем пальто.

Кровь прилила к лицу Божены, ее щеки, уши зарделись. Она почувствовала в груди удушье.

Сославшись на усталость, Божена легла на диван в первой комнате. Закинув руки за голову, она тупо смотрела в потолок. Ее охватило отчаяние. Ей казалось, что ее жизнь осмеяна, разбита, оскорблена и никто не подаст ей помощи.

Это началось вскоре после свадьбы, когда она переселилась на квартиру к Неричу. Только здесь, в совместной жизни, встречаясь с ним каждый час и всякую минуту, связанная его привычками, его распорядком жизни, она начинала узнавать человека таким, какой он есть на самом деле. Божене бросилась в глаза и удивила та тщательность, с какой муж ежедневно совершал свой утренний туалет. Он превращал его в какое-то смешное и жалкое священнодействие: не меньше получаса сидел или вертелся перед зеркалом, со всех сторон оглядывая свою персону, выливал ручейки одеколона на волосы, выискивал на лице каждую маленькую точечку, каждую морщинку, натирал и массировал кожу после бритья и смягчал ее горячими компрессами. Вначале все это смешило Божену, а потом ей стало неприятно.

Выбрав минуту, она сказала Неричу, что мужчине не к лицу все эти туалетные церемонии. Он ответил с неожиданной грубостью:

— Это вы, бабье, приучили нас к этому.

Кажется, именно с этого дня между ними установились сдержанные, прохладные отношения, которые в будущем не обещали ничего хорошего.

Каждый новый день приносил новые огорчения. Божена многое была способна простить любимому человеку, могла безропотно страдать, но она не могла простить притворства, обмана, оскорбительной невнимательности к себе. А все это стало всплывать на поверхность их семейной жизни. Искушенный большим, чем у Божены, житейским опытом, избалованный женщинами, Нерич, как это случалось с ним нередко, переоценил силу своего влияния. Он был уверен, что для счастья Божены достаточно уже одного того, что он ее муж и живет вместе с нею. Он и мысли не допускал, что может утратить ее. Конечно, он не любил ее, он был способен любить только себя самого, а поэтому считал обязанностью поддерживать видимость своих чувств к ней. Но Божена, человек чуткий и восприимчивый, сразу обнаружила фальшь в отношениях Нерича к ней. Она с ужасом убедилась, что нужна ему только как женщина, а не как любимый человек и друг. Она упорно ломала голову: что заставило Нерича связать свою жизнь с нею? Ведь он мог прекрасно обойтись без нее, как обходился до свадьбы и, вероятно, обходится и теперь. Ни разу он не показывался с ней в общественных местах, в кино, в театре, даже на улицах. Когда она просила его об этом, Нерич уклонялся от прямого ответа и всегда отделывался шуткой.

— На тебя будут засматриваться мужчины, а я ревнив и не хочу нарушать своего душевного покоя.