Наваждение - Екатерина Мурашова

– Пойдемте со мной, Софи. Мне надо с вами поговорить…

Софи послушно пошла вслед за Михаилом, который буквально волок ее за руку.

– Объясни!

Софи покорно вздохнула.

– Джонни – не мой сын. Он сын Саджун. Когда она умерла, я взяла его к себе. Он слабоумный, но кое-что понимает и вообще довольно мил и забавен. У нас в имении к нему все уже привыкли…

– У Саджун был сын?! – поразился Туманов. – Но… она же никогда не беременела… И вообще… Сколько ему лет?

Софи опустила голову и молчала. Ей было жаль Михаила, но помочь она ему ничем не могла.

– Софья, сколько ему лет?!

– Прекрати орать! – зашипела Софи. – На нас люди смотрят…

– К черту этот дурацкий карнавал! – сказал Туманов, срывая с глаза пиратскую повязку. – Пойдем ко мне сейчас же, поговорим толком… Иначе я…

– Господи, я уже забыла, как от тебя можно устать! – вздохнула Софи.

В прохладной гостиничной комнате Туманов схватил Софи за плечи и встряхнул ее так, что лязгнули зубы.

– Я спросил тебя, сколько лет Джонни!

– Джонни десять лет. Он – твой сын, Михаил, – сказала Софи. – Твой и Саджун. Прощальный подарок дхармы, как она мне это объяснила. И отпусти меня, пожалуйста. Если ты будешь меня трясти, от этого ведь ничего не изменится…

– Господи! Значит, я сбежал, а она… Да еще и ребенок получился больной. Она же всю жизнь мечтала и отчаялась давно… Бедная Саджун!

Софи отвернулась к окну и молчала.

– Софья! Прости меня, негодяя! – Туманов подошел сзади и обхватил ее руками. – Я должен пальцы тебе лизать, что ты Джонни не бросила. Что он тебе?… Теперь, когда мы в Петербург вернемся, я, конечно, заберу его к себе, но…

– Нет.

– Что?!

– Видишь ли, Михаил, дело заключается в том, что я не отдам тебе Джонни, а никаких прав на него у тебя нет.

– Что за чепуха, Софья?! – вскричал Туманов, отшатываясь от Софи. – Зачем тебе слабоумный ребенок Саджун? Что ты хочешь доказать или показать мне?

– Я никому ничего не хочу доказать, – устало сказала Софи. – Просто Джонни буквально с рождения боится мужчин. Особенно больших ростом и бородатых. И никогда даже не приблизится к тебе. К тому же у него больное сердце. Он потерял мать, дом, привычный круг и только-только привык к новым людям, полюбил их. Еще одного переворота судьбы он может попросту не пережить. Ты хочешь убить его?

– Конечно, нет! – смятенно пробормотал Туманов. – Но – почему? Почему он боится мужчин? Что за странная причуда?

– Вовсе нет, – возразила Софи. – Это было сделано Саджун из соображений безопасности. Ты, может быть, позабыл… и ты, разумеется, тут совершенно не при чем… ни сном, ни духом… – в голосе Софи против ее воли прорезались язвительные нотки. – Но обстоятельства сложились так, Михаил, что твой сын тоже вырос в публичном доме!

Туманов заревел так, что задрожали стекла. Софи, готовая к подобной реакции, успела выскочить в коридор и притворить за собой дверь.

Спустя пять минут испуганный Самсон круглил глаза и слушал, как англичанин мистер Сазонофф методично крушит обстановку у себя в комнате. Аннушка, по счастью, ушла на маскарад.

– Не волнуйтесь, Самсон, – утешала трактирщика Софи, которая сама выглядела достаточно спокойной. – И главное, не лезьте под горячую руку. Там, конечно, теперь одни щепки и клочки останутся. И тут уж ничего поделать нельзя. Но он потом, когда успокоится, за все заплатит. Даже с лихвой. Только не стесняйтесь запрашивать. Я его знаю, торговаться он не станет…

– Я могу так и сказать Розочке? Вы, Софи, действительно-таки хорошо его знаете, и не хотите просто так меня сейчас успокоить? – моргая покрасневшими глазками, спросил несчастный Самсон. – А то у Розочки вот-вот сделаются колики…

– Разумеется. Я великолепно знаю этого человека, и это не первый интерьер, который он крушит фактически у меня на глазах. Идите и успокойте Розу. Скажите ей, пусть она пока составит счет, а то вы сами что-нибудь позабудете. Это наверняка отвлечет ее от колик…

Потом она, заперев дверь изнутри, обнимала его посреди обломков мебели, и обрывков каких-то тряпок, а он, стискивая зубы, рыдал в ее объятиях, и все пытался и не мог рассказать какую-то кошмарную историю, после которой, будучи семи лет отроду, он сбежал из того публичного дома, в котором вырос сам.

– Ну, будет, Мишка, будет! – шептала Софи, стараясь не слышать того, что он рассказывал, а главное – не вдумываться в это.

Много раньше они договорились, что ей вовсе не обязательно знать обо всех испытаниях и унижениях, которые выпали на долю Михаила Туманова. Есть вещи, которые одному человеку про другого просто не нужно знать. Как бы люди не были близки между собой. Именно Туманов когда-то научил ее этому.

– Бедный Мишка, мой бедный, маленький Мишка… Тебя ведь тогда никто не пожалел? Давно, много лет назад? Давай я теперь тебя пожалею…

– Сонька, Сонька, Сонька… – шептал Михаил, растянувшись на полу во весь свой огромный рост и уткнувшись лицом ей в колени. – Я опять обидел тебя, а ты меня жалеешь… Я противен тебе? Злой, урод…

– Нет, Мишка, – просто ответила Софи. – Я знаю тебя таким, какой ты есть, и мне другого не надо… Сними одежду. Я попробую… я попробую приласкать тебя так, чтобы ты, наконец, позабыл обо всех этих ужасах. И помнил другое… Мне кажется, я знаю, как это нужно сделать…

– Какая же ты добрая, Сонька! – простонал Туманов.

– Я не добрая, я – просто практичная! – усмехнулась Софи. – Давай-ка я помогу тебе, а то ты, смотрю, совсем обессилел…

…..

– Скажи, Софья, – спросил Михаил некоторое время спустя, все еще слегка ошеломленный почти вызывающей интимностью тех ласк, которые Софи сочла возможным подарить ему в утешение (теперь он был уверен, что действительно никогда этого не забудет, и прямо сказал ей об этом). – Как ты думаешь, я смогу увидеть Джонни? Ну пусть хоть издали…

– Сможешь, отчего нет? А если решишься избавиться от бороды, так может, и не издали получится… После-то к нему привыкают, но при первой встрече Джонни производит… гм… поистине неизгладимое впечатление… А теперь уж нам пора одеться, привести себя в порядок и идти утешать Розу и Самсона. У тебя кошелек при себе? – деловито закончила Софи.

Туманов в ответ только тяжело вздохнул и поцеловал тонкое запястье женщины.

Урядник Карп Платонович Загоруев был в своем собственном мундире, но смотрелся посреди собрания едва ли не более ряженым, чем другие участники маскарада. Скучавшая в уголку Машенька случайно услышала, как он спрашивает Софью Павловну Безбородко, и подозвала Карпа Платоновича к себе.