Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

– Зачем же вы, батюшка, так ее ругаете? – Иньэр улыбнулась. – На это вы мастак. Что толку в сравнениях? Каждому свое. Всюду встретишь и умного, и глупого. Она ж с вами пошутила!

– Он, сукин сын, только и знает чепуху болтать! – заметил Симэнь.

– А ты нам не мешай, – говорил Боцзюэ. – Вот возьму себе дочку, и заживем с ней в ладу и согласии. А пока, дочка, возьми-ка лютню и спой мне.

У Иньэр не спеша перебирала струны нефритовыми пальчиками, потом положила инструмент на колени и тихо запела на мотив «На иве золото колышется»:

Любимому я больше не близка,Вседневная гнетет меня тоска.Не ем, не пью, и тело стало хилым.Нет, не по силам мне расстаться с милым.Мне холодно, и сердце бьется еле,Где пропадаешь ты на самом деле?Не убивай меня, не исчезайИль не встречай меня и не терзай.

Ин Боцзюэ осушил чарку, и У Иньэр, наполнив кубок Се Сида, запела:

Куда мне от тоски уйти, куда?Когда душа передохнет, когда?О милом я страдаю постоянно,Следят за мною сестры неустанно.Отец косится… Ты не хочешь верить:Не золотом хочу я чувства мерить…Люблю тебя, ты мне навек родной,Нам быть бы нужно мужем и женой.И жили бы мы в мире и согласьи,И умерли бы вместе в одночасье.

Не будем больше говорить, как они пили в компании У Иньэр, а расскажем о Хуатуне.

Когда он пришел в дальние покои, Юэнян сидела в спальне с Юйлоу, Пинъэр, дочерью Симэня, Сюээ и старшей монахиней-наставницей. Завидев слугу, Юэнян хотела было послать его за старой Фэн, чтобы договориться о продаже Сяхуа.

– Батюшка велел сказать, чтобы вы оставили служанку, – объявил Хуатун.

– Как так? – удивилась хозяйка. – Он же велел ее продать! Кто это тебе сказал? Говори!

– Я нес одежду Гуйцзе, перед уходом она и упросила батюшку оставить служанку, – объяснил Хуатун. – Батюшка велел Дайаню пойти к вам, а тот не пошел. Отобрал у меня одежду, а меня к вам направил, матушка.

Гнев охватил Юэнян.

– Этот негодник и тем и другим услужить старается, – ругала Дайаня Юэнян. – Вот обманщик, рабское отродье! Его ж за свахой посылали, а он говорит, что батюшка продавать раздумал. Это все он, смутьян, придумывает. А теперь, извольте, певицу провожает. Погоди, придет, я с ним поговорю!

В это время к ним вошла У Иньэр.

– За тобой Ламэй пришел, – сказала ей хозяйка. – Гуйцзе ушла. Неужели и ты вслед за ней собираешься?

– Если вы желаете, чтоб я осталась, я ни в коем случае не пренебрегу вашим гостеприимством, матушка, и домой не пойду, – отвечала Иньэр и, обернувшись к Ламэй, спросила: – А ты зачем пришел?

– Мамаша велела проведать вас.

– Дома все в порядке? – спросила Иньэр.

– Все хорошо.

– Тогда зачем же за мной пришел? Домой ступай. Видишь, меня матушка оставляет. Вечером в гости пойдем, потом погуляем, разомнемся. Скажи, что я поздно приду.

Ламэй пошел.

– Задержи его! – сказала Юэнян. – Надо бы покормить.

– Постой! – крикнула Иньэр. – Матушка хочет тебя накормить. Потом одежду мою не забудь захватить. А мамаше скажи, чтобы паланкин не присылала. Я и пешком дойду. Почему У Хуэй не появляется?

– У него что-то с глазами, – ответил Ламэй.

Юэнян велела Юйсяо отвести Ламэй и покормить. Перед слугой поставили два блюдца с мясом, тарелку пампушек и вина. В одну из принесенных певицей коробок положили новогодних пирожков, а в другую – сладостей и чаю.

Надобно сказать, что узел с одеждой Иньэр лежал у Ли Пинъэр, и та заранее завернула в него отделанное золотом парчовое платье, два вышитых золотыми нитями платка и лян серебром.

– К чему, матушка, вы одариваете меня одеждами? – говорила Иньэр, беря узел. Она улыбнулась и продолжала: – Откровенно говоря, у меня нет белого платья. Это парчовое оставьте у себя, матушка, а мне, может, найдется хотя бы старое белое.

– О, есть у меня белое шелковое, – вспомнила Пинъэр. – Но оно тебе будет слишком широко. Как же быть?

Она позвала Инчунь и передала ей ключ.

– Ступай наверх и принеси из большого шкафа кусок белого шелка для сестрицы Иньэр, – велела Пинъэр служанке.

– Скажи своей мамаше, чтобы портного позвала, – наказывала она Иньэр. – Тут два платья выйдут. Тебе, может, цветного шелку?

– Нет, матушка, мне хочется гладкого. С безрукавкой красиво будет. – Иньэр обернулась к Инчунь и, улыбаясь, сказала: – Заставляю я тебя, сестрица, наверх подниматься и нечем мне тебя отблагодарить. Ладно, я потом тебе песню спою.

Немного погодя появилась Инчунь. В руках у нее был кусок широкого белого шелка, выделанного в Сунцзяне. На этикетке значилось: «Вес 38 лянов». Служанка протянула его Иньэр, и та поспешила ей навстречу. Певица напоминала цветущую ветку, ее расшитый пояс красиво развевался. Она грациозно отвесила Ли Пинъэр четыре земных поклона, потом поклонилась несколько раз Инчунь.

– Иньэр, и платье заверни, – сказала Пинъэр. – Когда вином обносить будешь, пригодится.

– Матушка, вы меня совсем задарили, – отвечала певица, отвешивая земной поклон.

Появился Ламэй и, взяв узел, отправился домой.

– Ты мне нравишься, Иньэр, – говорила Юэнян. – Только не бери пример с Гуйцзе. Вон она как возгордилась. Вчера весь день и нынче утром капризы свои показывала. Отпусти ее, да и только. Никак не уговоришь. Будто дома дела неотложные. Даже пела без души. А как за ней пришли, так и есть не стала. Улизнула, след простыл. Не будь такой, как она, Иньэр!

– Дорогая моя матушка! – обратилась к ней певица. – Куда мне торопиться? Тут у меня дом родной с матерью! Где-где нрав свой показывать, да только не у вас, матушка. Гуйцзе молода еще, не понимает этого. Не сердитесь на нее, матушка!

Пока шел разговор, от госпожи У пришел слуга Лайдин.

– Моя матушка кланяется вам, сударыни, и просит вас вместе с Гуйцзе и Иньэр пожаловать в гости. Матушка надеется, что и госпожа Сюээ прибудет.

– Передай матушке, что мы собираемся, – сказала Лайдину хозяйка. – У матушки Второй нога заболела, она не сможет прийти. Батюшка гостей принимает, потому матушка Сюээ должна на кухне распоряжаться. А мы с госпожой Симэнь и Иньэр, вшестером, скоро придем. Скажи матушке, чтобы не утруждала себя хлопотами, ничего особенного не готовила. Мы будем рады побыть с ней, поговорить. А певица будет?

– Да, барышня Юй, – отвечал Лайдин.

Лайдин удалился. Юэнян с Юйлоу, Цзиньлянь, Пинъэр, дочерью Симэня и Иньэр, предупредив о своем отбытии Симэня, наказали кормилице смотреть за ребенком и, разодетые, вышли к паланкинам. Шесть паланкинов сопровождали Дайань, Цитун и Лайань, а также четверо солдат. Паланкины двинулись к старшей невестке У.

Да

Торжественное шествие весны.Горят огни, так празднично ликуя!Мгновенья эти мы ценить должны –Когда и где узришь красу такую?!

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Как много праздничного блеска

в ночь новогоднюю в столице!

Великолепию Пэнлая

с пыланьем этим не сравниться!

Луна безмолвно освещает

сады, террасы теремные.

Вот, яшмовую пыль вздымая,

повозки мчатся расписные

К дворцам, где ночь напропалую

на пышном празднестве ликуют,

Где кубки-лотосы бессчетно

взлетают кверху беззаботно,

И где, один другого краше,

цветные фонари сияют,

Расставлены курений чаши

и барабаны не смолкают.

Этот созданный в прошлом романс воспевает новогоднюю ночь – когда царит праздник, на земле ликуют люди.

Так вот, проводил Симэнь своих жен на пир к старшей невестке У, Ли Чжи с Хуаном Четвертым посидели еще немного, и Боцзюэ стал их поторапливать.

– Насчет вас я договорился, – объяснил он подрядчикам. – Завтра приходите. Пятьсот лянов выложит.

Ли Чжи и Хуан Четвертый не переставая кланялись посреднику. Начинало смеркаться, и они, простившись, удалились. А Боцзюэ и Сида за компанию с Симэнем продолжали пировать в западном флигеле.

Неожиданно зашелестела занавеска, и появился Ли Мин.

– А, Ли Жисинь! – протянул Боцзюэ.

Певец опустился на колени и отвесил земной поклон.

– Где ж У Хуэй? – спросил Симэнь.

– У Хуэй и в Дунпине не был, – отвечал певец. – У него глаза заболели. Я Ван Чжу привел. Ван Чжу! Поди сюда, бей челом батюшке.

Вошел Ван Чжу и после земного поклона встал в сторонке рядом с Ли Мином.

– Гуйцзе видал? – спросил Боцзюэ. – Только что ушла.

– Нет, не видал, – сказал Ли Мин. – Я домой забежал помыться и сразу сюда.

– Они, наверное, не ели, – обращаясь к хозяину, заметил Боцзюэ. – Распорядись, чтобы покормили.

– Пусть обождут немножко, – сказал стоявший рядом Шутун. – Вместе с музыкантами поедят. Сейчас подадут.