Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• Шестеро не пойдут под суд, когда прокуроры вынесут решение, что убийства совершены в ходе самообороны или по случайным причинам.
• Двоих подсудимых объявят не несущими уголовную ответственность ввиду невменяемости и отправят в психиатрическую больницу штата.
• Уголовные дела троих подсудимых шестнадцати лет и младше перейдут в суд по делам несовершеннолетних.
• Дела шестнадцати человек прекратят до обвинительного заключения большого жюри за отсутствием состава преступления. (По необходимости агрессивный детектив убойного с недостаточной доказательной базой может рискнуть и все-таки предъявить обвинение в надежде, что угроза тюремного заключения окажет нужное давление, чтобы вытянуть признание при следующих допросах.)
• Производство по обвинениям двадцати четырех подсудимых прекратят или приостановят прокуроры уже после обвинительного заключения большого жюри. (Прекращение производства, или nol prosse, – это окончательное отклонение обвинительного заключения большого жюри; приостановка отправляет дело в реестр неактивных, хотя производство может быть продолжено в течение года в свете новых доказательств. Большинство приостановленных дел со временем прекращается.)
• Производство по обвинениям троих подсудимых отклонят или приостановят, когда станет ясно, что они невиновны в предъявленных преступлениях. (Стандарт «невиновен, пока не доказано обратное» и правда играет роль самом крупном городе Мэриленда, где порой действительно предъявляют обвинение или даже выносят обвинительное заключение не тому. Например, так сначала вышло с делом Джина Кэссиди – и повторилось в трех разных убийствах, которые расследовали детективы из смены Стэнтона. В тех случаях невиновных обвинили из-за ошибочных свидетельских опознаний – умирающей жертвой в одном случае, очевидцами – в двух других, – и после дополнительного следствия с подсудимых сняли обвинения. Обвинить невиновного со слабыми доказательствами – просто, добиться от большого жюри обвинительного заключения – ненамного сложнее. Но вот дальше шансы посадить невиновного в тюрьму уже минимальны. В конце концов, прокурорам в Балтиморе и виновных-то осудить трудно; единственный сценарий, по которому невиновного могут осудить при слабых доказательствах, – когда адвокат неправильно оценивает ситуацию и насильно всучивает клиенту сделку.)
Виновные или невиновные, живые или мертвые, вменяемые или невменяемые – а все-таки 64 человека, или 30 процентов, из первоначальных 200 подсудимых отсеяно еще до судебного разбирательства. И из оставшихся 136 мужчин и женщин:
• 81 согласится на сделку с прокуратурой до суда. (Из них 11 признают вину в предумышленном убийстве первой степени, 35 – в убийстве второй степени, 32 – в непредумышленном убийстве, 3 – в обвинениях меньшей тяжести.)
• 55 подсудимых рискнут на суд с судьей или присяжными. (Из этого числа 25 оправдают присяжные. 20 из оставшихся 30 подсудимых признают виновными в убийстве первой степени, 6 – в убийстве второй степени, 4 – в непредумышленном убийстве.)
Сложим 30 судебных вердиктов с 81 сделкой – и налицо общий фактор сдерживания преступности: за совершение убийства осуждены 111 граждан.
По результатам этого года шансы быть осужденным после ареста равны 60 процентам. А если учесть нераскрытые убийства, по которым ареста не произведено, шансы быть пойманным и осужденным за лишение жизни в Балтиморе – чуть выше 40 процентов.
И это еще не значит, что невезучее меньшинство наказано соразмерно своему преступлению. Из 111 подсудимых, осужденных в этом году за убийство, 22 человека – 20 процентов – приговорены к лишению свободы на срок менее пяти лет. Еще 16 подсудимых – 14 процентов – приговорены к лишению свободы на срок менее десяти лет. Если учесть, что по правилам УДО штата Мэриленд заключенные обязаны отбыть минимум треть срока, можно сказать, что через три года после совершения преступлений за тюремной решеткой находится меньше 30 процентов выпускного класса балтиморского отдела убийств за 1988 год.
Прокуроры и детективы статистику знают. Знают, что даже в лучших делах, – которые прокурор штата готов представить присяжным, – шансы на успех только три к пяти. В итоге рискованные обвинения, где есть намек на оправданную самозащиту, где свидетели ненадежны, а вещдоки двусмысленны, – все эти дела вскоре остаются на обочине, получают отказ или мягкое наказание по сделке.
Но о сделке не всегда договариваются в недоказуемых делах. В Балтиморе на сделку идут и в достаточно крепких делах, которые, если бы их рассматривали в пригороде Энн-Арундел, Говард или округа Балтимор, ни один подсудимый или адвокат не рискнет доводить до суда. И все же в городе прокуроры знают: на слушаниях они, скорее всего, закончатся оправданием.
А вся разница, если говорить просто, – в девятом правиле.
Логика балтиморских присяжных заседателей настолько же непостижима, насколько и любые другие загадки нашей вселенной. Этот невиновен, потому что выступал с кафедры вежливо и грамотно, этот – потому что нет отпечатков пальцев на орудии убийства, несмотря на показания четырех свидетелей. А вот этот говорит правду, когда утверждает, что из него выбили признание; мы это, конечно, знаем наверняка, ведь зачем кому-то добровольно, без избиений, признаваться в преступлении?
В одном особенно примечательном вердикте балтиморские присяжные признали подсудимого невиновным в убийстве, но виновным в нападении и покушении на убийство. Они поверили показаниям очевидцев, видевших, как подсудимый ударил жертву ножом в спину на освещенной улице, а потом скрылся. Затем поверили и медэксперту, объяснившему, что из всех нанесенных ножевых ранений жертву убил удар в грудь. И присяжные решили, что не могут знать наверняка, сколько именно раз подсудимый ударил жертву. Предположительно, потом мимо мог пройти какой-то другой разъяренный убийца, подобрать нож и закончить дело.
Присяжные не любят спорить. Не любят думать. Не любят часами ковыряться в уликах, показаниях и доводах юристов. И, на взгляд детектива убойного, присяжные вообще противятся своей прямой обязанности – судить другого человека. Все-таки это дело некрасивое и неприятное – развешивание ярлыков убийц и преступников. Присяжные хотят домой: просто сбежать, заснуть и забыть обо всем. Наша система права запрещает выносить вердикт о виновности, когда существует обоснованное сомнение в причастности подсудимого, но на самом деле присяжные сами хотят сомневаться, и в стрессовой обстановке заседания все сомнения становятся обоснованным поводом для оправдания.
Обоснованное сомнение – это слабое звено в цепочке любого прокурора, причем в сложном деле сомнения только множатся. В итоге большинство закаленных в боях ветеранов из прокуратуры предпочитают простенькое убийство с одним-двумя свидетелями: это проще описать, а заседателям это проще уяснить. Тут они либо поверят свидетелям, либо нет, но в любом случае им не придется сильно задумываться или долго слушать. Но чем проработаннее уголовное дело – когда детектив готовит его неделями, месяцами, когда к нему приобщена гора не таких уж вопиюще очевидных улик,
