Ветер перемен - Корделия Биддл

К тому же ему было не по душе относить Юджинию к разряду секретов, которых следует стыдиться, но невозможно было сидеть с Джорджем в его кабинете и не чувствовать ее присутствия. Браун заставлял себя сосредоточиться на работе, которую он должен был выполнить. «Действие – это спасение», – сказал он себе.

Затем он вышел из кабинета и пошел по коридору. «Борнео – моя забота, – решил он. – За всем этим стоял Бекман, а, возможно, и какое-то безликое лицо в Филадельфии. Джордж же не знает ничего. Его ответы относительно Сеха и нашей встречи с ним были наивными или глупыми, или и то и другое, вместе взятое. К тому же у него на уме одна только семья Айвардов, которая тоже участвует в деле, но не получит ничего. – Браун привел свои мысли в порядок. – Проблемы Джорджа меня не касаются. Сех будет ждать, и это все, что имеет для меня значение»…

Браун подошел к лестнице, которая вела на палубу, расположенную ниже, где были каюты-спальни. Через мгновение он будет проходить мимо каюты Юджинии, но не позволит себе остановиться. На его лице появилось то непроницаемое выражение, которое заметила Юджиния утром после смерти Бекмана. По его лицу невозможно было узнать, что он думает, что чувствует, проходя мимо двери Юджинии.

«Сех будет ждать, – сказал себе Браун. – Он подаст сигнал, чтобы «Альседо» подошел к берегу, где будет безопасно разгружаться. Но нужно будет все сделать очень быстро; рисковать тем, что нас накроют, нельзя. Султан должен оставаться в полном неведении. – Браун подошел к лестнице в трюм. – Внизу мне будет спокойно. У меня будет несколько часов разобраться с мыслями, подготовить план передачи оружия и прикрытия на случай, если Сех не явится в условленное место или меня схватят. Нужно придумать такой план, который прошел бы без сучка и задоринки. Я имею дело с дикарями, а меньше всего Экстельмы хотели бы, чтобы упоминалось их имя. Восстание Сеха должно казаться событием внутренней политики, и ничем больше. Маленькая новость в старой газете».

В темном проходе у двери стояла Юджиния. Она прервала ход его мыслей.

– Джеймс, – прошептала она, не сводя глаз с коридора. – Могу я поговорить с тобой?

Браун несколько опешил и не сразу сообразил, кто она и почему называет его по имени.

Они стояли по обе стороны белых ящиков и по сравнению с ними выглядели плоскими, как бумага. Казалось, ящики – это единственные живые вещи в темной комнате: они полны гордости, они выкрашены и солидных размеров, а Юджиния и Браун были похожи на вырезанные из картона фигурки, торчащие из-за ящиков и совсем не похожие на настоящие.

– Но я не понимаю, Джеймс, – снова начала Юджиния. – Почему ты считаешь, что Джордж знает?

– Предчувствие, только предчувствие, – ответил Браун.

Лучшей лжи он придумать не мог, она значила: твой муж знает, нам нужно прекращать. Прямо и неоспоримо, но он это уже пробовал, и бесполезно. Юджиния отвергает все такие слова.

– Почему? – непрестанно спрашивает она, как будто настойчивость может помочь.

«Но ведь она верит в смелость, – сказал себе Браун, – в порядочность и справедливость по отношению к бедным. Верит, что доброта вознаграждается на том свете. Вера, надежда, милосердие.

– Я говорил уже, – повторил он, – Юджиния, это предчувствие.

Другого ответа он придумать не мог. Посмотрев на ящики, он дал себе слово, что Юджиния никогда не узнает правды, никогда не узнает, что лежит в ящиках. Он стер рукой пыль с одного из них и, не доведя руку до края крышки, остановился, как будто рука могла его выдать.

– Но он ничего не сказал? – не унималась Юджиния. – Он скажет? По крайней мере мне?

Мысли в ее голове пришли в беспорядочное движение, останавливаясь то на одном, то на другом. Она взглянула на лежавшую на ящике руку Брауна, перевела взгляд на лицо. Оно было совершенно не таким, как раньше – решительное, насупленное, упрямое, как будто он что-то знает, но не хочет поделиться. Она помнила совсем другое его лицо.

– Я не представляю, на что способен твой муж. Браун уставился на ящики. Он не мог произнести имени Юджинии. Или Джорджа. «Кончай, кончай с этим, – говорил он себе. – Делай свое дело и сматывайся. Она вернется в Филадельфию, я исчезну в джунглях».

– Но… после того, как стало известно об этом ужасном происшествии с Огденом… Я уверена, он должен был бы…

Юджиния испытывала такое чувство, словно она бежит, спасая свою жизнь, и спотыкается, падает лицом вниз, не в состоянии перевести дух или закричать. «Посмотри на меня, – хотелось ей громко крикнуть. – Скажи, что любишь меня. Обними меня. Возьми меня». Но потом что-то прервало эти эмоции, и вместо них появилась твердость, или стоицизм, или пустота, вроде дыр в ее снах, «…что ты сделаешь по своему собственному выбору», – вспомнила Юджиния.

– Ты должна доверять мне, Юджиния.

У Брауна перехватило горло, и он не мог произнести больше ни единого слова. «Я не должен это делать, – подумал он. – Ведь я мог выйти из игры. Сойти с корабля, сказать Джорджу: «Я передумал. Можете забрать свои деньги и сжечь их, меня это не трогает». И, возможно, это было бы к лучшему. Я мог бы выбросить из головы этот дурацкий план. Проявить решительность. Стать человеком».

Юджиния наблюдала за пробегавшими по его лицу изменениями. В какой-то момент у нее появилась надежда, потом она поняла, что проиграла.

– А я доверяю тебе, Джеймс, – проговорила она, но еще не закончив фразы, осознала, что это неправда.

«Когда мы вернемся домой, – пыталась рассуждать Юджиния, – когда мы с Джеймсом будем самостоятельными, не будет зависеть ни от кого…» Успокоительные фразы падали тяжелыми камнями. Насколько мог охватить взгляд, перед ней не вырисовывалось ничего, кроме ряда за еще более темным и непонятным рядом вопросов.

– Я пойду, – сказала она. Голос ее прозвучал уверенно, но это стоило ей больших усилий. Звук произнесенных слов имел большее значение, чем само их значение. – Я вижу, ты занят… Наверное, теперь, когда мы так близко от Саравака, предстоит много работы с этим оборудованием, – Юджиния посмотрела на ящики и постаралась улыбнуться. – Сколько тут машин, чтобы плавить руду… Я в этом совершенно не разбираюсь, но я уверена, что… – Она почти сказала «теперь, когда не стало Бекмана».

– …ну, я уверена, что Джордж… и мой отец… – но невозможно было добавить ни слова, чтобы не напомнить, в какой западне они оказываются. «Невероятно, – могла бы сказать Юджиния. – Все это просто невероятно».

Браун услышал «Саравак» и «Джордж», и это напомнило ему, хотя в этом не было необходимости, в каком он положении.

– Да, тебе лучше уйти.

«Альседо» загрузился углем в Порт-Виктории на острове Махе, как и было запланировано с самого начала. Никаких экскурсий по острову не было. Детей под неусыпным оком Прю и Уитни выпустили побегать по причалу, но остальные взрослые оставались на борту. Сады Эдема генерала Гордона остались неосмотренными. Вся компания была тихой, как будто собиралась с силами для предстоящей схватки.