Ветер перемен - Корделия Биддл

– Что будет с нами? С детьми? С нашей семьей? – требовательно проговорила она.

– С нами?

– Ты не попугай, Джордж! Нечего повторять все, что я скажу.

Юджинии показалось, будто под ней провалилось сиденье, будто у нее чужие ноги, будто она стала невесомой и кто-то пришпилил ее к этому месту.

– С детьми… – Джордж задумался. Нельзя ли из этой фразы сочинить какой-нибудь тост? Встать, плеснуть в стакан, потом красивым жестом опорожнить его…

– Джордж, ты просто не можешь быть таким тупым, каким хочешь казаться.

Тон Юджинии напугал Джорджа. Он в жизни не слышал ничего такого же злобного. Он вытаращил на жену глаза, но она спокойно встретила его взгляд. Какое-то мгновение ни тот, ни другой не начинали говорить, наконец Юджиния не выдержала. Внутри нее что-то взорвалось, горячая волна захлестнула позвоночник, стиснула горло, докатилась до кончиков пальцев. «Какой в этом прок? – сказала она себе. – Какой прок?» Она непроизвольно взмахнула рукой и, сама того не желая, стукнула по маленькому столику, на котором стояли миниатюрные статуэтки из слоновой кости. Статуэтки опрокинулись, покатились и попадали на пол.

– К черту все эти вещи! – проговорила Юджиния, звонко и зло. Слова душили ее.

– Нэцке, – машинально поправил ее Джордж. Когда тебе угрожает опасность, лучше всего прятаться там, где тебе все знакомо. – Это японские…

– Какое мне дело, как они называются! Юджиния вскочила с кресла. «Это все равно, что быть замужем за медузой, – подумала она, – или осьминогом, или замороженной мухой». Она посмотрела на ковер, усыпанный крошечными собачками, свинками, драконами и жабами из слоновой кости. Какими же глупыми, заброшенными, беспомощными они казались! Юджиния представила, как хорошо было бы разнести их в крошки. Крошечные черные глазки-бусинки испуганно взирали на нее, и казалось, в страхе напряглись растопыренные лапы и горбатые спинки.

– Я говорю, Джордж, о том, что происходит между нами. Я чувствую себя так, словно на корабле все умерли. Не только Огден. Я чувствую, что никого из нас больше не осталось в этом мире. Мы ходим по кораблю и стараемся избегать друг друга. Мы говорим: «Извините», «Прекрасная погода», «Очень любезно с вашей стороны». Мы же ничего не говорим! Даже дети замечают, что здесь что-то не так.

Юджиния замолчала, понимая, что напрасно тратит время на вопросы, которые еще не очень четко сформулировались у нее в голове. «Ну почему у меня не получается сказать то, что я чувствую? Почему я не могу сказать ему, что думаю? От чувства неудовлетворенности до ненависти к себе рукой подать. Что толку винить Джорджа? – спрашивала себя Юджиния. – Лиззи сердилась на меня, а не на него. Если кто и виноват, то это я».

– Но разве дети не играли сегодня утром?.. – Джордж блуждал во мгле своей памяти, старательно выискивая ответ на вопрос, когда же в самом деле он в последний раз видел детей. Скорее всего, сегодня утром… Не был ли он с ним на палубе?.. Нет, наверняка вчера вечером…

– Я знаю, я слышал их где-то… и они были такие радостные, такие веселые… Я бы не сказал, что это происшествие с Огденом как-то повлияло на них…

– Господи Иисусе, Джордж! – взмолилась Юджиния. – Ты когда-нибудь прислушивался к тому, что говоришь?

Опять появилось это ощущение медузы, чего-то холодного, мокрого, отягченного нерешительностью и обволакивающего ее плотной пеленой. Куда бы она ни поворачивалась, всюду ее доставали липкие, растекающиеся по ней щупальцы. Стоило высвободить ладонь, как попадался локоть, она высовывала шею, и тут же у нее полностью пропадали ноги.

– Ты ничего не хочешь сказать мне? – резко произнесла она. – Или спросить? Разве тебе нечего сказать?

«Ну вот, – сказала себе Юджиния. – Сказано – сделано. И я рада. Меня не трогает, что он сделает. Он может меня ударить. Может угрожать. Все что угодно. Так жить больше нельзя, это ясно». Смелые мысли родились в голове Юджинии, горячили грудь, румянили щеки.

Джордж боялся этого момента. С тех пор как они покинули Ньюпорт, его тревожили винтовки и Юджиния. Не то, чтобы груз оружия сам по себе представлял какую-нибудь опасность, нет, то и дело убеждал себя Джордж. Просто чувствительная женская душа может прийти в ужас от этой задачи, на выполнение которой он дал согласие. И Джини не составляет исключения – Джордж давно в этом убедился.

Она будет настаивать на том, чтобы повернуть корабль назад или выкинуть все эти ящики в морс либо предложит еще что-нибудь, столь же экстравагантное. Потом она поднимет шум в отношении того, какую роль здесь сыграл Турок, и по поводу всего замысла вообще и места, которое отводилось в нем ее отцу. Мало того, она еще станет требовать объяснений. Когда он задумывался об этом столкновении, вопросы жены начали казаться все более неразумными и все более не поддающимися объяснению. От одного воспоминания об ее выдумках его передергивало.

– Мне нечего сказать, Юджиния, – ответил Джордж. Раз уж он решился ответить, то нужно доводить дело до конца. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне не о чем спрашивать. Или говорить.

«Отлично, – сказал себе Джордж, – соврал, и проглочено, как лимонный шербет». От этой мысли ему даже полегчало, в голове появились проблески ясности, некое приятное ощущение, которое подобно хорошей освежающей дреме взбодрило его.

– Просто не могу придумать, что такое могло бы обеспокоить тебя, моя дорогая. Я, например, ничего такого не заметил в наших гостях. Я знаю, твоя женская натура более чувствительна, чем моя, но все-таки я ничего не вижу… То есть, у детей все идет, как обычно, кажется, ничего необычного…

«Ложь все равно, что кусок торта, все, что бы я ни сказал, проглотят, – сказал себе Джордж. – Я могу сказать все, что взбредет мне в голову».

– …Кончина Огдена была только несчастным случаем, и, как всякое несчастье, вызывает сожаление, я согласен. Но ты не чувствуешь… как бы это выразиться, чтобы не казаться выспренным… ты, Джини, не чувствуешь… Но ты не думаешь, что смерть… естественно, только в данном конкретном случае… может рассматриваться всего лишь как несущественный урок?..

Джордж чувствовал на себе взгляд жены. Она стояла не шевелясь, как каменное изваяние, рот приоткрыт, над переносицей между бровями две глубокие складки.

У Юджинии усталый, поблекший вид, как будто за спиной десятилетия изнурительного труда.

«Не разгадала ли она моей лжи, – внезапно пришло на ум Джорджу. – Вдруг она знает? Не мог этот дурак Браун проболтаться ей? Или Огден? Не мог Огден?..

Юджиния решила, что не верит ни единому объяснению мужа. «Если он ждет, пока мы отправимся обратно домой, чтобы устроить мне с Джеймсом скандал, я буду к этому готова, – убеждала она себя. – Если он хочет заручиться поддержкой всего экстельмовского клана, ну что же, повоюем». Юджиния выпрямилась, она чувствовала, как обретает душевное равновесие и покой, как берут свое мудрость и решимость.