Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Англия, еще недавно родина высокого мастерства и высокой мудрости, твои дети мертвы, твоя слава угасла! Ты была воплощенным торжеством человека. Создатель одарил тебя скупо, Северный Остров; но человек нанес на грубый холст яркие краски. Теперь они потускнели и не засияют вновь. О чудо света! Мы вынуждены проститься с тобой, навсегда проститься и с облаками твоими, и с холодом, и со скудной почвой. Мужественные сердца твоих сынов упокоились в могиле, история твоего могущества и твоей свободы дописана до конца! Покинутый людьми, о малый наш остров, ты будешь одинок среди сердитых волн; ворон станет махать над тобою крылами; твоя почва будет рождать одни лишь плевелы, а небо - отражать пустоту. Не розами Персии был ты славен; не бананами Востока; не пряностями Индии; не сахарным тростником Америки; не винами, не двумя урожаями в году, не ясной весной, не летним солнцем. Только своими детьми был ты славен, их неустанным трудом и высокими помыслами. Их уж нет, а вслед за ними и ты идешь проторенным путем, ведущим к забвению.

Я прощаюсь с тобою, остров скорбей,

И поведаю миру о славе твоей*'275.

* Из "Стихотворений" Кливленда.

378

Последний человек

Глава вторая

Осенью 2096 года276 немногие пережившие эпидемию и собравшиеся в Лондоне со всех концов Англии впервые подумали об эмиграции. Это было еще только смутным желанием, промелькнувшей мыслью, но едва она стала известной Адриану, как он с жаром за нее ухватился и принялся строить планы ее воплощения в жизнь. Страх немедленной смерти отступил в сентябре, когда миновала теплая погода. Нас ожидала еще одна зима, и можно было подумать, как благополучно пережить ее. Рассуждая здраво, мы не могли бы придумать ничего лучше, чем эмиграция, которая уведет нас из мест, где пережито столько горя, позволит повидать живописные края и на время убаюкает наше отчаяние. Взявшись обсуждать эту мысль, все мы загорелись желанием ее осуществить.

Наша семья все еще жила в Виндзоре; новые надежды врачевали душевные муки, испытанные после недавних потерь. Смерть многих обитателей замка отучила нас от мысли, что он недоступен для чумы. Но мы вновь получали несколько месяцев отсрочки, и даже Айдрис подняла головку, словно лилия после бури, когда вновь выглянувшее солнце освещает ее серебряную чашечку. Тогда-то и приехал к нам Адриан; бодрый вид его показывал, что он полон каким-то новым замыслом. Адриан поспешно отвел меня в сторону и сообщил свой план эмиграции из Англии.

Покинуть Англию навсегда! Отвернуться от ее оскверненных полей и лесов, уплыть от нее за море, покинуть, как мореход покидает утес, где потерпел кораблекрушение, когда подходит корабль, на котором он спасется. Таков был его замысел.

Оставить страну наших предков и их священные могилы! Это было нечто иное, чем далее прежнее добровольное изгнание, когда человек покидал родину ради удовольствия или житейских выгод; отделенный от нее тысячами миль, он оставался ее частью, а она жила в нем. Он получал оттуда вести; он знал, что, если захочет вернуться и занять в обществе прежнее место, путь ему не закрыт; стоит ему пожелать, и он снова окажется в краю своего детства. Не то было с нами, последними жителями страны. Мы не оставляли никого, кто представлял бы нас и вновь заселил бы опустевший край. Само имя Англии исчезнет, когда мы покинем ее, "блуждая в тщетных поисках спасенья"277.

И все же надо ехать! Англия облачилась в саван; зачем же приковывать себя к трупу? Надо ехать - теперь нашей страной будет весь мир, и мы изберем для себя самый благодатный край. Неужели мы должны, закрыв глаза и сложив руки, сидеть в этих опустелых покоях, под этим хмурым небом и ждать смерти? Лучше смело выйти ей навстречу. А быть может... быть может, не вся планета, не весь этот драгоценный камень в диадеме небес поражен чумой и где-нибудь в укромном уголке, среди вечной весны, зеленой листвы и Том III. Глава вторая 379 журчащих ручейков, мы сможем найти Жизнь? Мир велик, и Англия со всеми ее полями и лесами, которые кажутся необозримыми, составляет лишь малую его часть. В конце дневного перехода через высокие горы и заснеженные долины мы можем обрести здоровье, обеспечить им наших любимых, снова посадить вырванное с корнем древо людского рода и оставить потомству повесть о дочумной эпохе, о героях и мудрецах погибшего мира.

Надежда манит нас, печаль нас торопит, сердца трепещут ожиданием, и, быть может, эта жажда перемен есть предвестник успеха. Поспешим!

Прощайте, мертвые! Прощайте, дорогие могилы! Прощай, гигантский Лондон и спокойная Темза, прощайте, реки и горы, родина мудрых и великих, Виндзорский лес и его старинный замок! Все они становятся историей. Мы будем жить в иных краях.

Такова была часть доводов, которые Адриан приводил с воодушевлением, не давая нам времени возражать. Но что-то еще лежало у него на сердце, чего он не решался высказать. Он чувствовал, что наступает конец времен; он знал, что нам суждено исчезнуть одному за другим. Не следовало ждать печального конца в родной стране. Путешествие будет ежедневно давать нам пищу для ума и отвлекать наши мысли от быстро близящегося конца. Если мы поедем в Италию, в священный и вечный город Рим, мы терпеливее покоримся приговору, который некогда поверг наземь его высокие башни. Созерцая его величественное запустение, мы, быть может, позабудем свои себялюбивые страхи.

Так думал Адриан. Но он думал также и о моих детях и, вместо того чтобы говорить об этих последних средствах, какие остаются отчаявшимся, заговорил о здоровье и жизни, которые мы отыщем - неведомо где, неведомо когда, а даже если не отыщем, должны искать не уставая. И я всей душою поддержал его.

Теперь мне предстояло сообщить о нашем замысле Айдрис. Я возвестил о нем как о надежде на спасение, и она с улыбкой согласилась. С улыбкой приготовилась покинуть родную страну, из которой никогда еще не выезжала; покинуть места, где жила с младенчества, лес и его могучие деревья, извилистые тропинки и зеленые уголки, где играла в детстве, где была так счастлива в юности. Все это она готова была оставить без сожаления, ибо этим надеялась купить жизнь своим детям. Они и были ее жизнью; дороже ей, чем места, где она узнала любовь; дороже всего на земле. Мальчики встретили весть об отъезде с ребяческим восторгом. Клара спросила, поедем ли мы в Афины. "Возможно", - ответил я, и она просияла от радости. Там она увидит могилу родителей и места, что помнят славу ее отца. Об этих местах она думала непрестанно, хотя и молча. Воспоминания о них превратили ее детскую веселость в задумчивость и дали пищу печальным мыслям.

У нас оставалось много дорогих друзей, которых никак нельзя было бросить, пусть это были всего лишь братья наши меньшие. Во-первых, горячий, но 380 Последний человек послушный конь, которого лорд Раймонд подарил своей дочери; собака Альфреда и ручной орел, от старости почти слепой. Но, перечисляя всех, кого требовалось взять с собой, нельзя было не загрустить над нашими тяжелыми потерями и не вздохнуть о многом, что приходилось оставлять. Айдрис не могла удержаться от слез, когда Альфред и Ивлин указывали то на любимый розовый куст, то на мраморную вазу с великолепной резьбой, настаивая, чтобы их взяли с собой, и сожалея, что мы не можем забрать замок и лес, оленей и птиц и все привычные и дорогие предметы.