Рыцарь из Дома Драконов - Анатолий Бочаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этого Артур говорить не стал. Отчасти потому, что до него все-таки дошло, отчасти потому, что за последнее время он достаточно много увидал, чтобы понять — иногда молчать бывает полезнее, нежели говорить. И еще потому, что пытался кое-как обдумать услышанное. Он не был готов к признанию Эльзы. О да, он был абсолютно, совершенно, катастрофически не готов, и понятия не имел, что с этим признанием делать, потому что сам прежде не признавался никому в любви, разве что шутливо или намереваясь соблазнить, и еще сестре. И слышал чужое признание лишь однажды, тоже от сестры. Слышал, о да, слышал, но сам был не рад, что услышал, и, несмотря на всю свою боль и все свое отчаяние, и непонимание, сможет ли он когда-нибудь отрешиться от этой боли или вынужден будет с нею жить и дальше, впоследствии, всегда — несмотря на все это, не видел никакого достойного ответа на то, первое признание, кроме категорического отказа. Да, он сказал Айне, что любит ее, в ответ на ее признание в любви, но и слова о любви порой бывают формой отказа. Что же до этого, нынешнего признания… он не мог еще сказать, как к нему отнестись, слишком неожиданно оно последовало, но Артур твердо знал, что услышанное сейчас ни в малой степени ему не претит. И все же, чтобы скрыть свою растерянность, он ограничился ироническим замечанием:
— Сударыня, по всем правилам куртуазной любви, признаваться в чувствах первым полагается мужчине, а не женщине.
— Полагается, — согласилась Эльза, — но что женщине поделать, если мужчина довольно-таки медленно соображает? Не ждать же до седых волос.
И, прежде чем Артур сообразил, чем отвечать на эту возмутительную несправедливость, девушка быстро преодолела разделявшее их расстояние, переступив через опрокинутый ею столик, и, подойдя к Айтверну, залепила ему пощечину. Артур был настолько изумлен, что даже не успел перехватить ее руку. Пощечина отпечаталась на его щеке алым цветком, но Артур и выдохнуть не успел, как Эльза тут же упала к нему на колени, и, обхватив его голову своими ладонями, впилась в его губы своими. И очень долго не отпускала. Настолько долго, что Артур Айтверн уже успел поверить — вот именно так он состарится и умрет. С сидящей у него на коленях темноволосой, сероглазой и остроязыкой как сам дьявол бардессой, длящей и длящей их бесконечный поцелуй. И случись оно и в самом деле так — Артур ничуть бы против этого не возражал.
Прошло, пожалуй, две или три вечности, прежде чем Эльза отстранилась от его губ, опустила свою голову ему на плечо, и крепко-крепко обняла Артура.
— Если скажешь, что тебе не понравилось, я тебя убью, — пробормотала она, прижимаясь к юноше. — Я тебя убью, запомни ты это… Твоим же собственным мечом.
— Мой меч лежит на столе у окна. Чтобы взять мой меч, тебе придется подойти к окну. Чтобы подойти к окну, тебе придется с меня слезть. Чем угодно клянусь, тебе этого очень не хочется.
— М-м-мерзавец, какой же ты мерзавец. Мерзавец, негодяй, наглец, вот ты кто.
— Я знаю, — Артур прижал к себе Эльзу, чувствуя ее тепло. — Я знаю, миледи.
— Никакая я не миледи, говорю же тебе. Дочь старого солдата из семьи солдат, без всяких имений и титулов, и кровь у меня красная, а не голубая, меня в детстве шить заставляли, вечно себе пальцы колола, тогда и узнала. У нас был маленький дом в Тимлейне, далеко от ваших дворянских дворцов. Я — обычная городская девчонка, тут уж никуда не денешься, в самый раз, чтоб быть любовницей аристократику вроде тебя.
Артур, прежде гладивший Эльзу по волосам, внезапно замер, как будто напоровшись грудью на выставленный острием вперед меч. Любовницей. Аристократику. Вроде. Тебя. Любовницей… И, чуть раньше, "я тебя люблю". Любовницей… Та судьба, на которую ты, Артур, желаешь обречь Эльзу? Судьба любовницы. Судьба развратной девки. Судьба подстилки, это все называется именно так и никак иначе. У знатных лордов всегда есть любовницы, это знают все. Знатные лорды навещают любовниц, когда у знатных лордов наклевывается свободная минутка, когда знатные лорды устают от того, чтобы жонглировать коронами и престолами, играть в кости с судьбой и просто играть в кости на деньги, драться на дуэлях, водить армии в бой, преломлять копья и в щепки разносить щиты. Когда мир становится очень тяжелым и давит на плечи, можно ненадолго расслабиться, забыться со своей подружкой в темноте ее спальни, среди разлетевшихся простынь, слушая ее напряженное дыхание. В ее спальне, но не в вашей общей спальне. Потому что любовницу не приводят к венцу. Потому что с ней не появляются на пирах и не представляют ко двору. И детей с ней не заводят, а если заводят, то таких, которые никогда не получат твоей фамилии, не станут твоими наследниками, которыми ты никогда не сможешь гордиться. И в один день с любовницей ты не умрешь. Когда она состарится, ты дашь ей достаточно денег, чтоб было на что жить, и оставишь ее, и забудешь про нее. Эта та судьба, которую ты желаешь Эльзе? И это та судьба, Артур, которую ты желаешь себе? Тебе ведь тоже придется что-то делать. Жениться на какой-нибудь породистой кобыле с хорошей родословной, девице подлинно дворянских кровей, не хуже, чем у тебя, и делить свою жизнь — с ней. Это она, кобыла какая-нибудь, да пусть и не кобыла, просто девушка, которая выйдет за тебя ради интересов своей и твоей семей, и никогда, никогда, никогда тебя не полюбит, это она будет рожать от тебя детей, носящих твое имя, и сжимать твою ладонь на светских приемах, и распоряжаться в твоем доме. А когда ты постареешь, о да, ведь все мы стареем, если только не погибаем во цвете лет, о да, так вот, когда ты постареешь, и сделаешься слаб и дряхл, и полученные в тысяче битв раны будут болеть, как в первый раз, и кости заноют к перемене погоды, а волосы станут совсем белыми, вот тогда, когда ты тяжело опустишься в кресло у камина, а за стенами замка будет метаться буря, голодная буря, волчья буря, тогда в кресло напротив тебя сядет совершенно чужая, нелюбимая женщина, которая никогда не возьмет лютню в руки и не споет, не прогонит бурю. А та, что могла бы спеть — она останется за пределами освещенного круга, и за пределами комнаты, и за пределами замка, в темноте. Да. Это то, что тебя ждет. Ты стоишь на перекрестке, ты стоишь на распутье дорог, и ты должен решить, куда тебе идти.
Кого ты будешь видеть подле себя, просыпаясь по утрам.
Кто сядет возле тебя в самом конце.
— Ты не будешь моей любовницей, — сказал Артур твердо.
— Это еще почему? — он не видел лица Эльзы, но знал, что она недоуменно и обиженно нахмурилась.
— Потому что… Потому что ты будешь…
Артур замолчал, собираясь с духом, собираясь с силами, чтобы сказать. Он все еще не был уверен. Он все еще испытывал сомнения. Он все еще не знал до конца, куда пойти. И еще он немного боялся, боялся будущего, боялся ошибиться, боялся себя. Это страшнее, чем решиться умереть, смерть — просто росчерк стали, уносящийся в небо вздох, было и нет, а потом только чертоги Творца и никаких тревог. Смерть легка, а жизнь нужно нести на себе, день за днем, год за годом, и так важно не ошибиться, не допустить промаха, не обречь себя на вечное сожаление о неправильно сделанном выборе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});