Игра Лазаря - Максим Марух

В «скафандре» Марты вдруг стало жарко и тесно.

«Марта» – набатом стучало в ушах, отдаваясь эхом о стенки «шлема». – «Марта. Марта. Марта».

Эхо повторялось вновь и вновь, воображение уже взялось за кисть. Чёрные волосы, большие карие глаза («цыганские» – шутил иногда Виктор), тонкий нос, подбородок с ямочкой. Звуковые волны в голове накладывались друг на друга и искажались, искажались, искажались. Пока не превратились в: «Мама. Мама. Мама».

– Отец Сашкой хотел назвать но потом решили в честь мамки. Марта...

Теперь тётя открыто плакала. Она вынула из кармана безрукавки платок и размашисто вытирала глаза, размазывая тушь по щекам. Марта поняла, что уже не первый раз слышит эту историю. Тётя очень часто повторяла её, как сказку на ночь, как колыбельную.

Отец. Воображение Марты – её вещий художник – уже рисовало черты отца. Черты Виктора – но лет на десять моложе. Трезвый, светящийся чистым красивым лицом. Он откидывал рукой со лба ещё густые волосы.

– Я дура-дурой надеялась тебя в честь меня назовут, – вдруг призналась тётя и всхлипнула носом. Она помолчала, любовно всматриваясь в лицо Марты. – А ты копия сестра. Красавица. Заберу я тебя отсюда отсужу у пьянчуг этих. Ты уж мне поверь золотко... на любовь закона нет.

Тут она вспомнила о каком-то деле (или забыла о текущем?), и принялась рыться в огромной бесформенной сумке. Марта подумала, что это очередной «сдвиг по фазе», но ошиблась.

– Старость не радость, – прокудахтала тётя, извлекая из сумки длинный блестящий кошелёк и расщёлкивая его пёстрыми когтистыми пальцами. – Вот возьми сладенькая, – сказала она и пихнула в ладонь Марте несколько мятых купюр. – На расходы. Купило притупило но для тебя скроила. Потратишь на что хочешь главное обезьянам своим не показывай.

Марта увидела, как пальцы «скафандра» сами зажали деньги в кулак.

– Вот и умница.

Тётя ещё раз погладила Марту по голове, утёрла лицо и стала застёгивать сумку

– Ну поклон да и вон. Не скучай тут без меня солнышко и держись ладно? Заберу я тебя вытащу отсюда обещаю ты только держись.

Шурша разноцветными юбками, она встала, улыбнулась на прощанье и шумно вымелась из комнаты.

Марта и не заметила, что контроль над телом снова вернулся к ней. Она почувствовала это, только когда слёзы закапали с подбородка. Без тёти рядом она не желала провести в этом месте ни единой лишней секунды.

Она зажмурилась и напряглась.

«Хочу уйти», – внушала она себе. – «Хочу домой. Пусти. Пусти!»

Света открыла глаза в залитой светом столовой у прохода на задний двор. Нащупав рукой край двери, она с грохотом захлопнула её.

4

Сегодня Яника потащила Лазаря на «Начало» Кристофера Нолана. Мол, тематика подходящая. В конце сеанса она первым делом спросила его мнение. Лазарь соврал, что фильм хороший, ему понравилось, а потом долго кивал и поддакивал, пока она возбуждённо обсуждала с ним (а по факту, с самой собой) отдельные сюжетные завороты и спорную концовку.

Дело было вовсе не в том, что картина ему не понравилась – фильм, должно быть, действительно хорош, раз произвёл на Янику такое впечатление. Просто Лазарь его не смотрел. То есть, он, конечно, сидел на соседнем кресле, пялился в экран, таскал попкорн у неё из ведра и даже умудрялся комментировать отдельные отрывки. Но он ничего не видел и не слышал по сути. Сюжетная нить ускользнула от него минуте эдак на пятой и уже не возвращалась до самого конца. Да он и не особо старался её поймать.

Мысли Лазаря то и дело возвращались к Марте. Снова и снова он нырял в её мир, как она в эту свою треклятую дверь, а когда выныривал обратно, выяснялось, что десять минут фильма коту под хвост. В последний визит в инсон Марты Лазарю посчастливилось воочию наблюдать феномен «двери на задний двор», окунуться с головой в мир её кошмара, прочувствовать на своей шкуре – и это спровоцировало в нём революцию воли. К нему снова вернулся вкус к прежней жизни. К победе в Игре.

Но теперь с новым привкусом. Овладевшее Лазарем безразличие к Ведущему Игры и его козням, личным счётам с офицерами, обязанностям перед Меценатом и даже поддержанию авторитета у домашних, никуда не делось. Нет, здесь было что-то другое. Что-то в инсоне Марты зацепило его за живое. Оставалось разобраться, что именно.

После сеанса и пары кусочков пиццы в кофейне при кинотеатре, у них с Яникой оставалось ещё порядком времени. Возвращаться в село никому не хотелось, и Яника предложила прогуляться по парку Горького. Погода стояла отменная, поздний ростовский февраль радовал горожан почти плюсовой температурой и сухим безоблачным небом. К десяти часам вечера на город пала глубокая ночь, но в парке было довольно оживлённо. Никто не хотел упускать такого чудесного вечера, да к тому же субботнего.

Взявшись за руки, они с Яникой прогуливались по аллеям парка. Лазарь никогда раньше не гулял по зимнему парку. Вокруг царствовала непривычная для публичного места тишина и заброшенность. Не играла музыка в летних кафешках, не грохотали карусели Луна-парка, встречные люди говорили на пониженных тонах или вовсе помалкивали, словно боялись разбудить затаившегося под землёй зверя. Даже фонари светили как-то тускло, приглушённо, в полсилы.

Завладевшая Лазарем невнимательность в начале вечера не отпускала до сих пор. Он никак не мог отделаться от мыслей о Марте и двери на задний двор. Он всё ждал, что Яника сама спросит его об этом, или хотя бы упомянет вскользь, но она без умолку щебетала о просмотренном фильме, о работе, о приближении весны – и ни слова, ни полслова об Игре.

Когда стало очевидно, что ждать дальше не имеет смысла, Лазарь перешагнул через гордость и сам заговорил о Марте. Пришлось Янику перебить (она оживлённо распространялась на тему восстановления в университете), но другой возможности вставить хоть слово он мог сегодня и не дождаться. К тому времени они углубились в наиболее дикую и необжитую часть парка. Гуляющие посетители здесь почти не попадались, ощущение зловещей необитаемости острова-кита из первого путешествия Синдбада-морехода усилилось. Ещё час, и расхаживать в этом месте без оружия самообороны в рукаве станет небезопасно.

Стоило Лазарю коснуться больной темы, как Яника сразу умолка и обратилась в слух. Казалось, она сама только того и ждала. Лазарь подробно изложил ей события сегодняшнего («маминого») утра, стараясь как можно точнее описать всю гамму чувств, передавшихся ему от Марты, и в то же время не выдать своих. Когда он закончил, они проделали в молчании не меньше ста шагов, прежде чем Яника сказала:

– Я чувствовала, что ты сегодня не со мной. Ты всё время где-то витал. Стоило догадаться.