Шелест Да не судимы будете - Неизвестно

30 апреля. Утром были врачи, относятся очень внимательно. Ночью в 2 часа 15 минут был первый сильный сердечный приступ, ночь провел тревожно — очень болело сердце.

Поступили первомайские поздравления. Многие порядочные люди не забывают. Было много телефонных звонков, в том числе и от А. В. Сидоренко, был хороший теплый разговор. Все относятся с должным пониманием к случившемуся со мной. От руководства ни слова, пригласительного билета на перво­майскую демонстрацию не прислали. Прикрепленных убрали. В метро, на улице идет много разговоров по происшедшим событиям в Политбюро, люди высказывают сожаление и недоу­мение. Трудно понять, что происходит. Придет время, все станет ясным. А пока что непомерно раздувается «культ лично­сти» Брежнева. По этому поводу даже не удержался «Голос Америки»: не преминул сказать свое «слово», далеко не ле-стное. Только в передовой «Правды» 6 раз упоминается фамилия Брежнева — все его «непревзойденные заслуги, гениальность, проницательность, мудрость», что он «выдающийся политиче­ский деятель эпохи, что формирует политику мира во всем мире». Как это все затасканно, как не стыдно ему самому и организато­рам всей этой шумихи, а ведь все это когда-то скажется на самом «гении».

Но самая большая трагедия в том, что этим мы развращаем народ, партию, особенно молодежь. Нам перестают верить, а этим самым мы сами же подрываем нашу идеологию.

Май 1973 года.

Вот и Первое мая. За несколько десятилетий я впервые не участвую в празднике, для меня это большая тягость. Но отчасти и облегчение, что я не буду видеть некоторые физиономии «деятелей».

На Первомайские праздники из Киева приехали Виталий, Алла и внучата Дима и Алеша — уже это облегчает немного тяжесть.

2 мая. В 11.00 позвонил мне Д. С. Полянский. Из всех «единомышленников» и товарищей один он решился позвонить мне и поздравить с праздником, поинтересоваться, какое у меня самочувствие. Все остальные молчат, как будто бы и не было товарища, с которым работали на политической арене не один десяток лет. Вот «чуткость», цена слов и заверений Брежнева.

Мне еще больше тяжело и потому, что я многое знаю, вижу, чувствую и со многим не мирился и не могу мириться. Ибо многое делается во вред народу, нашей стране. Никто глубоко и объек­тивно, без прикрас и лакировки не разбирает и не анализирует сущность, содержание, перспективу развития нашей экономики, социальных вопросов, истинного роста материального благосо­стояния своего собственного народа, развития настоящего техни­ческого прогресса. Но самое страшное, что постепенно, но неуклонно народ перестает верить нам, постепенно, но неуклонно теряет веру не только в наши слова и обещания, айв нашу идеологию. Мы много пишем, шумим во всех средствах массовой информации о наших «неимоверных» успехах, обольщаемся ими, бахвалимся, а дела-то у нас не так уж и хороши, как мы себе пытаемся их представить. «Культ» Брежнева, его восхваление процветают просто непомерно. Горько и обидно, что наша страна с таким трудолюбимым и талантливым народом сползает все больше в сторону сырьевого придатка капиталистического мира. Мы безрассудно торгуем нефтью, газом, рудой, лесом, обкрады­ваем наше и будущее поколения, этим варварским способом истощаем наши природные, невосполнимые сырьевые ресурсы.«Вождь» окончательно бросился в «международную полити­ку», по своей политической самоуверенности он думает, что именно он вершит международные судьбы. А кто же будет заниматься внутренними вопросами страны? Но когда-то все равно придется держать ответ за все это, ответ по большому счету.

3 мая. Сегодня седьмой день, как я на «отдыхе», и все идет «хорошо», как обещали: телефоны отрезали, газет не присыла­ют, от продуктового магазина открепили, машину отобрали, одним словом, проявили «полнейшую заботу». Пришлось при­бегать к посторонней помощи, чтобы из города на дачу привез­ли хлеба, мяса, масла и так нужной мне для здоровья минераль­ной воды. Я остался на даче, по существу, в полнейшей изоля- Щ1И. Напрягу все силы, чтобы описать всю правду о происшед­шем со мной, покажу всю подлость «единомышленников».

8 мая. В газетах, в том числе и в «Правде», на последней странице в отделе «Хроника» опубликован указ. Содержание его: «Президиум Верховного Совета СССР освободил тов. Ше­леста Петра Ефимовича от обязанностей заместителя Цредседа- теля Совета Министров СССР в связи с уходом на Пенсию». Возможно, еще возможно, что такую хронику подадут обо мне как некролог, да мне все равно будет тогда. Но прежде я хотел бы прочитать (хотя и хвалебный) некролог о некоторых «едино­мышленниках», и прежде всего это касается Брежнева, Сусло­ва, Щербицкого и всей К° «днепропетровской». И такой час придет обязательно.

9 мая. Сегодня большой праздник — День Победы. Прошло уже 11 дней со дня Пленума ЦК КПСС, а мои «дела» с уходом на пенсию так никак и не решены. Нахожусь в тяжелом поло­жении, у меня и семьи нет достойного элементарного уровня существования, спрашивается, за что все это и по какому праву? Вот налицо самоуправство, игнорирование всех законов и эле­ментарного приличия. Несколько раз звонил Брежневу — с ним меня не соединяют. А сам-то он должен был бы понимать, в каком положения и состоянии я нахожусь!

12 мая. Брежневым совершен вояж в ГДР и Польшу — сыгран очередной спектакль по очень плохому сценарию, в ко­тором «герой» показал себя с самой неприглядной стороны, «артист, рисовальщик» — позорное зрелище. Страшно обидно, когда у руководства стоит случайный человек. Ведь руководи­тель всегда попадает в зону «большого объектива». Но перед любым объективом, тем более перед «большим», достойный руководитель должен уметь себя держать. Наш же «герой» даже во время исполнения гимна не сумел удержаться от позер­ства и вертлявости в расчете на то, что на него обратят особое внимание. Да, обратили внимание и «оценили по достоинству». Брежнев ведь смертельно боится узнать о себе правду, ведь для этого нужна смелость и мужество, а где ему взять то и другое? Но все равно вся правда о нем будет сказана, и сказана до конца.

14 мая. До сих пор мой вопрос не решен, денег ни копейки, снабжения никакого.

15 мая. В «Правде» 45 раз упоминается фамилия Брежнева в разных вариантах, все это у народа вызывает пока что ухмылку — пусть, «чем бы дитя не тешилось» — говорят неко­торые. Но ведь это наносит огромный урон нашей партии! Б газетах появляются статьи крупных известных ученых, в них ни слова о «вожде», и это характерно.

Вот уже 15 дней подряд все средства массовой информации изо дня в день, с утра до поздней ночи трубят о «выдающемся событии» — присуждении Брежневу премии Мира. Что это? Культ, самореклама, или и то и другое? Потеря скромности. А о скромности он очень любит говорить. Люди спрашивают, куда дел Брежнев полученную денежную премию, он ведь ее не пожертвовал на детские учреждения, хотя сам любит говорить о «заботе» о детях — он из-за своей «скромности» молчит о премии. Да его непомерная жадность никогда ему не позволит сделать такой шаг — пожертвовать свою премию.

28 мая. Был в Москве в Министерстве социального обеспе­чения РСФСР у министра Комаровой Д. П. Приняла хорошо, много говорили по общим делам и вопросам. Рекомендовала писать мне, а писать есть о чем и о ком: пусть мои записки не увидят света, но из них станет известно, станет достоянием, в назидание потомству, разоблачение всей гнусности и интри; ганства. Комарова передала мне сердечный привет от министра социального обеспечения УССР А. Ф. Федорова — он обо мне отзывался очень хорошо.

29 мая. Продолжается невероятная шумиха и трескотня вокруг предстоящего визита в ФРГ. Отвлекаем массы от мыс­лей о трудностях внутри страны. Успокаиваем сами себя наши-^ ми невероятными «успехами» во внешнеполитических вопросах, чем притупляем бдительность, классовую и идеологическую остроту. .

Встретил Марию Федоровну, директора гостиницы «Мо­сква». Состоялся интересный разговор. Она сказала: «Не огор­чайтесь, Петр Ефимович, все придут к этому, правда, кое-кто старается держаться на карачках, хотя уже давно не способен к активной работе, тем более в таком масштабе». Продолжая разговор, она сказала: «Петр Ефимович, Вас многие знают, уважают, любят за Вашу работоспособность, смелость и само­стоятельность в решении вопросов. На государственной работе у нас работать очень трудно и сложно: не .так что сказал, все это могут истолковать по-другому. Да еще и подхалимов остает­ся в руководстве очень много, помогают хороших людей уб­рать. В нашей жизни непонятным остается многое, а люди становятся все больше обозленными. Настоящих друзей, тем более надежных, остается мало». Под конец беседы она мне сказала, что будет рада чем-либо мне помочь. Я поблагодарил ее за хорошие слова и сочувствие ко мне.

30 мая. «Вождь» находится с визитом в ФРГ. В «Литератур­ной газете» появился снимок: Брежнев, Бранд и его супруга стоят под руку, улыбаясь. Кому это нужно, неужел11 мы такие «друзья и приятели», чтобы это так рекламировать в нашей печати? В народе все это воспринимается очень критически и осуждающе. Позорно и совсем не стоило руководителю нашей партии так позировать, размениваться и рисоваться, тем более забывать, что еще не совсем зажили раны, не высохли слезы матерей по сыновьям и дочерям, жен по мужьям, невест по женихам. Почему же, по какому праву такое пренебрежение к мнению и голосу своего собственного народа? Саморисование, самовлюбленность, много идет по этому поводу разговоров: нелестные отзывы о его моральном облике, о притворстве, наигранности. О коррупции и жадности его самого и его семьи. Завидово стало местом разврата, все это ложится черным пятном на его «деятельность», порочит нашу партию перед честными трудовыми людьми. Ведь ничего нет вечного и совер- п!1енно секретного, все это когда-то вскроется как гнойный нарыв. Ну, как у нас и «заведено», тогда самые приближенные, подхалимы и льстецы станут самыми «ярыми разоблачителями» всей- этой подлости и гнилости, а пока что все это наносит огромный вред нашей партии, ее авторитету.