Варшавская Сирена - Галина Аудерская

дело не дойдет. Оно должно начаться, лишь когда немцы будут окончательно сломлены, так сказать «без пяти двенадцать», и при условии, что имеющихся у нас боевых средств хватит на несколько дней.

— Я знаю несколько подпольных мастерских по изготовлению мин и гранат, — прервал Павла Адам. — Думаю, что оружия и боеприпасов у нас достаточно.

— Смотря на какой срок.

— Ты сам сказал: на несколько дней.

— Силы немецкого гарнизона превосходят наши. Кроме того, у них артиллерия и авиация.

— Значит, ты был бы против?

— Если бы меня об этом спросили. Сам знаешь — решают без нас. Тем более что Миколайчик уже в Москве. Переговоры там, конечно, повлияют на решение командования. Изгнать немцев из Варшавы хотят все, но никто не знает, должна ли это быть непродолжительная вооруженная демонстрация или борьба не на жизнь, а на смерть с тяжело раненным, но еще не добитым врагом.

— Борьба совместная или в одиночку?

— Почему в одиночку? Советские войска уже недалеко от Праги. Но тот, кто мог бы ответить на этот вопрос, находится не здесь, как я, а на очередном совещании в Главном штабе Армии Крайовой.

Когда Павел ушел, прабабка позвала Анну в пустующую теперь комнату Дануты.

— Завтра или послезавтра меня здесь уже не будет. Стефан обещал раз в три дня наведываться в «Мальву». Ну а ты… У тебя есть какое-нибудь назначение, определенное задание?

— Я связная.

— Значит, пойдешь с нашими мужчинами, когда настанет час. Ты хочешь, чтобы этот час не наступил?

— Если немцы еще сопротивляются в Италии и здесь, между Бугом и Вислой, как мы можем их победить? Безо всякой помощи?

— Rien à faire, — пробормотала прабабка, и Анна вдруг устыдилась своего малодушия. Она начала объяснять, что никогда так не думала, что, кажется, в годы оккупации сделала все, что могла.

— А может, и больше, — признала прабабка. — Но сегодня ты должна обещать мне, что, даже если настанет такой момент, когда тебя охватит отчаяние или ты попадешь в западню, все равно никогда не повторишь того, что сделал мой отец в тюремной камере…

Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу.

— Обещаю. Ни я, ни Адам…

Слабая улыбка тронула губы маршальши.

— Видишь ли… Мне хотелось бы еще увидеть вас всех. Что бы ни случилось.

Первого августа на улицах города царило такое оживленное движение, что немецкие патрули не могли не заметить куда-то спешащих мужчин с портфелями в руках, девушек на велосипедах, переполненные трамваи, рикш, покинувших свои стоянки, перевозящих, кроме людей, какие-то подозрительные свертки и мешки, но не останавливающихся по требованию прохожих. Только сборные пункты для тех, кто должен был отправиться рыть окопы, зияли пустотой: кроме нескольких фольксдойчей, туда не пришел никто.

Анна и Адам ушли из дома, как только получили через связную сигнал о наступлении часа «W». Ушли тайком, чтобы избежать прощания с пани Ренатой и прежде всего — с прабабкой, перед которой чувствовали себя виноватыми за то, что не отвезли ее загодя в «Мальву». Впрочем, их самих ошеломило решение, принятое, видимо, лишь вечером последнего дня июля, — ведь даже Павел не верил, что акция «Буря» может охватить Варшаву. Они остановились в какой-то подворотне на Свентокшиской, куда Анна должна была явиться по тревоге, и крепко обнялись. Адам направлялся на Волю, к своему взводу на фабрике Камлера, не зная, что накануне вечером генерал Бур-Комаровский именно там решил разместить штаб восстания.

— Это может продлиться самое большее дня три. Держись, любимая!

Никто не знал, что произойдет на самом деле. В первое утро не все разосланные по городу связные смогли добраться по назначению, и некоторые боевые группы явились на сборные пункты в неполном составе, да и спрятанное в тайниках оружие не сразу туда попало. Как в сентябре, семьи внезапно оказались разделены, многие отрезаны от больных родителей, маленьких детей. Матери вышли за покупками и не смогли вернуться домой. Подростки побежали играть в футбол на пустыре, за несколько кварталов от дома, и возвращаться не захотели. Первые же выстрелы, раздавшиеся в тот день на Жолибоже, на Воле и на площади Наполеона, оторвали их от футбольного мяча, от детства и вовлекли в работу по сооружению баррикад, в схватку с немцами. Они подтаскивали мины и подкарауливали немецкие танки, двигавшиеся к площади Наполеона на помощь своим солдатам, оборонявшим почтамт, военный трибунал и школу имени Гурского, где помещался особый отдел гестапо. Почти сразу же повстанцы начали пробивать амбразуры в стенах домов, рыть подземные переходы между подвалами соседних зданий.

В пять часов улицы Ясная, Свентокшиская, Монюшко и Мазовецкая оказались под таким сильным, ураганным огнем, что Анна едва расслышала приказ «слетать» с Ясной на Свентокшискую, в здание сберкассы, чтобы узнать, находится ли уже там повстанческая радиостанция. Сберкасса была якобы захвачена еще до объявления часа «W», и в ее подвалах разместился повстанческий лазарет. В дыру, пробитую в ограде школы на углу Свентокшиской и Ясной, уже пролезли несколько девушек и какой-то пожилой бородатый человек; вдоль ограды, прячась от пуль, пробирались Новицкая со связной «Юлей». Анна бежала последней. Они благополучно миновали поворот, но дальше начиналось открытое пространство, по которому стреляли со всех сторон: с площади Малаховского, из здания ПАСТ’ы[34] на Зельной и из ползущих со стороны Маршалковской танков. Еще несколько перебежек, скачков, и наконец вот он — желанный вход в сберкассу. Только дверь почему-то закрыта, а в подворотне возле нее тесной кучкой стоят связные, Новицкая и пожилой бородач с портфелем. А перед ними — четверо вооруженных до зубов немецких солдат в кожаных шлемах. Они просто ждут в этой западне тех, кто пробегает мимо, и поочередно берут в плен. Наглухо запертая дверь свидетельствует о том, что или сведения о захвате сберкассы были ложными, или находящиеся внутри здания не знают, что происходит у главного входа.

Новицкая пододвинулась к Анне и кивком головы обратила ее внимание на догорающий ярким пламенем танк на углу Маршалковской. Анна поняла, что, очевидно, немцы в последний момент выскочили из этого танка и спрятались в подворотне — единственном укрытии, защищающем от летящих отовсюду пуль. Один или двое из них ранены. То, что они попутно захватили пленных, было чистой случайностью. Но Анну охватила ярость: надо же было в течение пяти лет избегать провала, чтобы так глупо попасться в первые часы восстания.

Но в этот день все менялось с головокружительной быстротой, часто вопреки намеченным планам, одно непредвиденное событие сменялось другим. Одна из связных, шепнув несколько слов бородачу, завела разговор с немцами. Она объяснила танкистам, в какое