Замок Горменгаст - Мервин Пик

Наконец Графиня спросила:

– Где? Где ты видел его?

– Я могу показать… там… в северной части Замка.

– Давно?

– Точно не могу сказать… несколько часов тому назад… он заплыл в окно… на моей лодке… он украл у меня лодку…

– А он тебя видел?

– Нет.

– Ты уверен в этом?

– Да.

– В северной части, говоришь… За Чернокаменным Массивом?

– Значительно дальше. Поближе к Каменной Собачьей Голове и Ангельским Стенам.

– Прекрасно! – воскликнула Графиня так громко и таким хриплым голосом, что Тит невольно дернулся назад. Графиня, вперив взор в Тита, медленно сказала:

– Если это так, то мы его поймаем. – Глаза у нее превратились в щелки. – Но как тебе удалось оттуда выбраться? Без лодки? Ты что перебрался через Северные Острые Камни?

– Да, наверное, если это так называется…

– Да, ты мог оттуда выбраться только одним путем… Это район, лежащий за Красными Башнями и Серебряными Стенами. Теперь, благодаря картам, которые мне составили, я точно знаю, где ты был. То место называется Двойными Пальцами, там начинаются Крутые Уступы и сужаются Черные Стены. Но, скорее всего, между Пальцами теперь должна быть вода. Там должно было образоваться нечто вроде бухты. Я права?

– Да, там действительно есть место, которое напоминает залив, – сказал Тит. – Я думаю, что это именно то место.

– Я прикажу немедленно окружить весь тот район. На всех уровнях! И на воде и на сухих этажах!

Графиня грузно и величаво поднялась на ноги и, повернувшись к одному из людей, собравшихся вокруг, приказала:

– Немедленно разыскать и прислать сюда Капитанов Поисковых Групп. Поднять мальчика с полу. Уложить в постель. Накормить. Дать сухую одежду. Он должен поспать. К сожалению, долго спать ему не придется. Патрулировать на лодках район Острых Камней денно и нощно. Все Поисковые Группы отправить к Двойным Пальцам. Разослать посыльных с моими приказами. Операция начинается через час.

Графиня повернулась к Титу, который приподнялся, опираясь на одно колено. Когда он встал на ноги и посмотрел на мать, та сказала:

– Поспи немного. Ты поступил, как нужно. Горменгаст будет отмщен. Сердце Замка здорово… Но ты несколько удивил меня.

– Я это сделал не ради Горменгаста.

– Не ради Горменгаста?

– Нет, мама.

– Тогда – ради кого и для чего?

– Все произошло… просто случайно, – стал пояснять Тит, сердце его бешено колотилось. – Я просто случайно там оказался… – Тит понимал, что ему следует попридержать язык, но он даже дрожал от нетерпения побыстрее выложить опасную правду и уже не мог остановиться. – Я рад, что Щуквол был обнаружен благодаря мне, но пришел я сюда, к вашей двери, не ради обеспечения безопасности Горменгаста и не ради поддержания его чести… нет, не ради этого… хотя я рад, что именно благодаря мне Щуквола наконец окружат и поймают… Я выполнял не свой долг перед Горменгастом… нет… я просто ненавижу Щуквола. и по совсем другим причинам.

Наступившая тишина была такой густой, что, казалось, до нее можно дотронуться. Потом сквозь нее, как мельничные жернова, упали слова:

– По… каким… другим… причинам?

В голосе Графини было нечто столь холодное и безжалостное, что Тит внутренне весь сжался. Никогда раньше Тит не позволял себе так разговаривать со своей матерью, он переступил невидимые границы, он высказал то, что высказывать нельзя.

Снова раздался ледяной голос, в котором уже не слышалось ничего человеческого:

– Какие причины?

Несмотря на то что Тита одолевала крайняя усталость, он почувствовал, как в нем на поверхность его физической слабости всплывает некая моральная сила, поддержанная нервной энергией. Он вовсе не собирался сообщать о своих чувствах, никоим образом он не предполагал даже намеком дать знать матери о своих тайных бунтарских мыслях, и он прекрасно понимал, что никогда не рискнул бы это сделать, если бы задумал все заранее. Но после того как у него невольно вырвалось признание, после того как он открыл, что в нем живут предательские – по отношению к Горменгасту – мысли, он решил идти до конца. И подняв голову, выкрикнул:

– Хорошо, я скажу вам!

Грязные пряди волос упали ему на лицо. В его глазах пылал вызов – после многих лет скрываемого неприятия того, что воплощал в себе Горменгаст, оно выплеснулось наружу. Он зашел слишком далеко, и пути назад не было. Графиня стояла совершенно неподвижно, возвышаясь над Титом как монумент. Тит, одолеваемый слабостью и обуреваемый чувством непокорности, видел ее массивную фигуру словно в тумане.

– Да, я скажу вам. Можете смеяться, если желаете, но я сделал все, чтобы поскорее сообщить о Щукволе, потому что он украл мою лодку, потому что он нанес страшную обиду Фуксии, потому что он убил Флэя… Он внушает мне страх… Мне все равно, действительно ли он пытался восстать против Замка – все это восстание заключается в воровстве, жестокости, подлом убийстве… Мне наплевать, называется ли это бунтом или нет. Мне наплевать, здорово ли, как вы выразились, сердце Горменгаста или нет. Я не хочу быть здоровым в том смысле, какой вы вкладываете в это слово! Всякий, кто послушно выполняет, что ему говорят, будет по-вашему здоров. А я хочу жить по-своему! Неужели вы не понимаете! Неужели не понимаете! Я хочу быть сам по себе, я хочу быть таким, каким сам себя сделаю, я хочу быть просто человеком, настоящим живым человеком, а не символом, каким-то сердцем Горменгаста! Вот те причины, о которых вы спрашивали! Щуквол должен быть пойман и… убит. Он убил Флэя, он нанес тяжкую обиду Фуксии. Он украл мою лодку. Разве этого недостаточно? А Горменгаст пускай катится к черту!

В наступившей невыносимой тишине стали слышны быстро приближающиеся шаги. Но казалось, прошла целая вечность, прежде чем шаги замерли, и перед Графиней предстал человек, явно чем-то очень смущенный. Он стоял с опущенной головой, руки у него дрожали, и он смиренно ждал разрешения сообщить, с чем пришел. С трудом оторвав свой взгляд от сына, Графиня повернулась к посыльному.

– Ну, – прошептала она, – что вы хотите сообщить?

Посыльный поднял голову, но некоторое время ничего не мог сказать. Губы раздвинулись, рот приоткрылся, но никаких звуков не последовало. Однако в его глазах Тит увидел нечто, что заставило вскочить на ноги, а сердце сжаться от страшного предчувствия. Тит сделал шаг к посыльному и невольно выкрикнул:

– Нет, нет, только не Фуксия!

Но не успев еще договорить, Тит знал, что с Фуксией случилось что-то ужасное.

Посыльный, стоявший перед Графиней, сказал:

– Ее милость госпожа Фуксия… утонула.

Услышав эти слова, Тит почувствовал, как в душе его произошла какая-то страшная перемена. И перемена эта была совершенно неожиданной. Теперь Тит точно знал, что ему нужно делать, он знал, на что способен, в нем не осталось страха. Смерть сестры была последним гвоздем, окончательно скрепив внутреннюю структуру, которой завершилось строительство личности Тита; дом выстроен, и хотя едва стихли удары молотка, в нем уже можно жить.