Сага о Форсайтах - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступила минута молчания и ожидания, такого напряженного, что ему казалось, он слышит где-то далеко на лужайке звук косилки, словно там еще была трава, которую можно было косить. Потом она качнулась вперед, ее свободная рука коснулась его волос, и он вздохнул:
– О Холли!
В ответ прозвучало очень нежно:
– О Вэл!
Он представлял себе эту минуту в мечтах, но в мечтах все это происходило всегда в повелительном наклонении, он видел себя властным юным возлюбленным, а теперь он чувствовал себя робким, растроганным, дрожащим. Он боялся подняться с колен, чтобы не нарушить очарования; боялся пошевельнуться, как бы она не отшатнулась, не отреклась от своей уступчивости – вся трепещущая в его объятиях, с опущенными веками, к которым тянулись его губы. Глаза ее открылись и словно увлажнились чуть-чуть; он прижался губами к ее губам. Вдруг он вскочил: он слышал шаги и какой-то сдавленный возглас. Он оглянулся. Никого! Но длинные портьеры, закрывавшие выход в холл, еще дрожали.
– Боже! Кто бы это мог быть?
Холли тоже вскочила.
– Джолли, наверное, – прошептала она.
Вэл сжал кулаки и собрал всю свою решимость.
– Отлично! – сказал он. – Мне теперь все равно, раз мы помолвлены.
И он большими шагами подошел к портьерам и раздвинул их. В холле у камина стоял Джолли, с явной нарочитостью повернувшись к ним спиной. Вэл сделал к нему несколько шагов. Джолли обернулся.
– Прошу прощения за то, что я нечаянно слышал, – сказал он.
Вэл, сколько бы ни старался, не мог преодолеть своего невольного восхищения им в эту минуту: лицо Джолли было ясно, голос спокоен, он держался с необыкновенным достоинством, словно повинуясь какому-то принципу.
– Что ж! – сказал Вэл отрывисто. – Вас это не касается.
– О! – сказал Джолли. – Идемте-ка сюда. – И он пошел через холл.
Вэл последовал за ним. У дверей кабинета он почувствовал, как кто-то тронул его за руку; голос Холли сказал:
– Я тоже иду.
– Нет, – сказал Джолли.
– Да, – сказала Холли.
Джолли отворил дверь, и они все трое вошли в комнату. Войдя, они стали треугольником на трех углах потертого турецкого ковра, держась неестественно прямо, не глядя друг на друга и абсолютно неспособные усмотреть хоть что-либо комичное в этом положении.
Вэл первый прервал молчание:
– Мы с Холли обручились.
Джолли отступил на шаг и прислонился к притолоке стеклянной двери.
– Это наш дом, – сказал он, – и я не собираюсь оскорблять вас здесь. Но отца сейчас нет. И сестра оставлена на мое попечение. Вы воспользовались этим.
– Я вовсе не имел этого в виду, – заносчиво сказал Вэл.
– А я думаю, что имели, – сказал Джолли. – Если бы вы этого не имели в виду, вы бы поговорили со мной или подождали бы, пока вернется мой отец.
– Тут были причины, – сказал Вэл.
– Какие причины?
– Касающиеся моей семьи. Я только что рассказал ей. Я хотел, чтобы она знала все прежде, чем это произойдет.
Джолли вдруг как-то сразу несколько утратил свое великолепное достоинство.
– Вы дети, – сказал он, – и вы это сами знаете.
– Я не ребенок, – сказал Вэл.
– Вы именно ребенок – вам еще нет двадцати.
– Вот как, а вам сколько?
– Мне двадцать, – сказал Джолли.
– Только что исполнилось; во всяком случае, я такой же мужчина, как вы.
Лицо Джолли вспыхнуло, потом омрачилось. В нем, очевидно, происходила какая-то борьба; Вэл и Холли смотрели на него с изумлением – так заметна была эта борьба; они даже слышали, как он тяжело дышит. Потом лицо его прояснилось и приобрело выражение какой-то странной решимости.
– Мы это сейчас увидим, – сказал он. – Я вызываю вас сделать то же, что собираюсь сделать я.
– Вы меня вызываете?
Джолли улыбнулся.
– Да, – сказал он, – и я отлично знаю, что вы этого не сделаете.
Вэла вдруг кольнуло какое-то дурное предчувствие; это была игра вслепую.
– Я не забыл ни того, что вы любитель затевать драки, – медленно сказал Джолли, – и, по-моему, вы только на это и способны, – ни того, что вы назвали меня бурофилом.
Сквозь собственное прерывистое дыхание Вэл услышал какой-то сдавленный вздох, увидел чуть выдвинувшееся вперед лицо Холли, бледное, с огромными глазами.
– Да, – продолжал Джолли с какой-то странной улыбкой, – мы это сейчас увидим. Я иду добровольцем в имперскую кавалерию и вызываю вас сделать то же самое, мистер Вэл Дарти.
Голова Вэла непроизвольно метнулась назад. Словно его кто-то ударил по лбу – так неожиданно, невероятно, так чудовищно обрушивалось это на его мечты, и он поднял на Холли глаза, которые вдруг стали как-то трогательно растерянными.
– Сядьте! – сказал Джолли. – Не торопитесь. Подумайте хорошенько.
И сам он сел на ручку дедушкиного кресла.
Вэл не двинулся с места. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы брюк – дрожащие, стиснутые в кулаки руки. Сознание неотвратимого ужаса предстоявшего ему решения, как бы он ни поступил, стучало в его мозгу дробным стуком, как рассерженный почтальон. Если не примет этого вызова, он будет опозорен в глазах Холли и в глазах своего врага – этого грубияна, ее брата. Если же он примет его – ах! тогда прощай все: ее лицо, ее глаза, ее волосы, ее поцелуи, которые только что начались!
– Не торопитесь, – снова сказал Джолли. – Я не хочу быть несправедливым.
И они оба посмотрели на Холли. Она стояла, прислонившись к книжным полкам, которые доходили до потолка; ее темная головка прижалась к Гиббоновой «Римской империи», ее глаза сострадательно, в мучительном ожидании были устремлены на Вэла. И его, хоть он и не отличался большой проницательностью, вдруг словно осенило. Она будет гордиться своим братом – его врагом! А за него ей будет стыдно! Руки его, точно на пружинах, выскочили из карманов.
– Хорошо, – сказал он. – Идет.
Лицо Холли – о, это было удивительно! Он видел, как она вспыхнула, шагнула вперед. Он поступил правильно: ее лицо светилось грустным восхищением. Джолли встал и отвесил легкий поклон, словно желая сказать: «Вы выдержали испытание».
– Итак, завтра, – сказал он, – мы отправимся вместе.
Опомнившись от этой головокружительной борьбы чувств, завершившейся столь неожиданным решением, Вэл злорадно смотрел на Джолли из-под густых ресниц. «Хорошо, – подумал он, – на этот раз твоя взяла. Придется мне идти в армию, но подожди, я еще отыграюсь». И он с достоинством сказал:
– Я к вашим услугам.
– Мы встретимся в главном вербовочном пункте, – сказал Джолли, – в двенадцать часов.
И, открыв стеклянную дверь, он вышел на террасу, следуя тому же принципу, который заставил его удалиться, когда он застал их в гостиной.
Смятение в голове Вэла, оставшегося теперь с глазу на глаз с той, которая досталась ему так неожиданно дорого, было совершенно невообразимо. Но желание блеснуть оказалось сильнее всего. Попался в эту проклятую историю, теперь уж нужно выдержать тон до конца.
– Во всяком случае, ездить верхом и стрелять можно будет вволю, – сказал он, – это все-таки утешение.
И он испытал чувство какого-то жестокого удовольствия, услышав ее
