Миддлмарч - Джордж Элиот

- Мою историю об одноглазом великане ты теперь и слушать не захочешь, Лу, - сказал Фред, когда Мэри умолкла.

- Захочу. Рассказывай сейчас, - возразила Луиза.

- Э, нет, благодарю покорно, куда уж мне. Попроси мистера Фербратера.

- Да, да, - вмешалась Мэри, - попросите мистера Фербратера рассказать вам, как великан по имени Том разрушил красивый домик, где жили муравьи, и даже не догадался, что они огорчаются, так как не слышал их плача и не видел, чтобы они вытаскивали носовые платочки.

- Ой, пожалуйста, - сказала Луиза, устремив на священника просительный взгляд.

- Нет, нет, я суровый старый пастырь. Если я даже и попробую разыскать сказочку в своих пожитках, то наверняка вытащу проповедь. Прочитать вам проповедь? - осведомился он, оседлав нос очками и чопорно сжав губы.

- Да, - неуверенно ответила Луиза.

- Ну-с, о чем же вам ее прочитать? О вреде пирогов: пироги прескверная штука, особенно сладкие, да еще со сливовым вареньем.

Всерьез встревожившись, Луиза спрыгнула с его колен и перебежала к Фреду.

- В новогодний день, я вижу, лучше не проповедовать, - сказал мистер Фербратер, поднимаясь и выходя из гостиной. Он почувствовал, что Фред ревнует к нему Мэри и что сам он, как и прежде, отличает ее среди всех.

- Очаровательная молодая особа мисс Гарт, - сказала миссис Фербратер, наблюдавшая за эволюциями сына.

- Да, - отозвалась миссис Винск, которой не удалось промолчать, ибо старая дама устремила на нее выжидательный взор. - Жаль, ей не хватает миловидности.

- Ничуть не жаль, - решительно отрезала миссис Фербратер. - У нее приятное лицо. Если всемилостивейший господь счел уместным создать превосходную женщину, не наделив ее красотой, то незачем ее и требовать. Я более всего ценю хорошие манеры, а мисс Гарт, заняв любое положение, будет вести себя как подобает.

Старая дама с особой запальчивостью вступилась за Мэри, предполагая, что та, быть может, еще станет ее невесткой; помолвка Мэри с Фредом пока не была объявлена, она даже не считалась решенным делом, и поэтому все три лоуикские дамы надеялись, что их Кэмден рано или поздно женится на мисс Гарт.

Вошли новые гости, и в гостиной зазвучала музыка и началось веселье, а в тихой комнате по другую сторону прихожей приготовили тем временем столы для виста. Мистер Фербратер сыграл в угоду матушке один роббер - старушка полагала, что, изредка играя в вист, дает отпор постыдным новым веяниям, а при такой точке зрения достойно выглядит даже ренонс. Но затем он усадил на свое место мистера Чичли и вышел. В прихожей он увидел Лидгейта, который только что вернулся и снимал пальто.

- Вас-то мне и надобно, - сказал священник; и, повернув прочь от гостиной, они пересекли прихожую и остановились у камина, в котором трещал и ослепительно сверкал огонь. - Как видите, мне ничего не стоит покинуть карточный стол, - продолжал он, глядя с улыбкой на Лидгейта, - я теперь не играю ради денег. Как утверждает миссис Кейсобон, этим я обязан вам.

- Каким образом? - холодно осведомился Лидгейт.

- Э, вам хотелось бы все от меня скрыть; невеликодушная скромность так я ее называю. Вы оказали человеку добрую услугу, ему отрадно будет об этом узнать. Мне непонятно нежелание иных людей чувствовать себя обязанными: даю честное слово, мне очень нравится чувствовать себя обязанным всем, кто сделал мне добро.

- Я не понимаю, что вы имеете в виду, - сказал Лидгейт. - Разве только разговор, который у меня однажды состоялся с миссис Кейсобон. Я, впрочем, не думал, что она нарушит слово и перескажет его вам, - закончил Лидгейт, опираясь спиной о край каминной доски, с отнюдь не приветливым видом.

- Проговорилась не она, а Брук, и то совсем недавно. Он весьма любезно сообщил мне, что очень рад моему назначению, хотя вы разрушили все его фортификации, превознося меня, словно новоявленного Тиллотсона, Кена (*168) и им подобных, так что миссис Кейсобон и слушать не желала о других кандидатурах.

- Брук болтлив и глуп, - презрительно сказал Лидгейт.

- Тем не менее его болтливость порадовала меня. Не понимаю, чего ради вам понадобилось скрывать, что вы оказали мне услугу, дружище. А вы мне несомненно ее оказали. Огорчительно и в то же время поучительно проследить, как охотно мы вступаем на стезю добродетели, когда перестаем испытывать нужду в деньгах. Человек не стал бы читать "Отче наш" от конца к началу (*169) и тешить тем дьявола, если бы не нуждался в его услугах. С тех пор как мне отдали Лоуикский приход, я перестал зависеть от капризов случая.

- А по-моему, не будет случая, так не будет и денег, - возразил Лидгейт. - Человек, который зарабатывает их своим трудом, может надеяться только на счастливый случай.

Столь разительную перемену в его суждениях, по мнению мистера Фербратера, вероятней всего было приписать раздражительности, которая нередко возникает у людей, угнетенных неурядицами в делах. Он ответил благодушно, не вступая в спор:

- О, жизнь требует от нас великого терпения. Но человеку легче терпеливо ждать, если у него есть любящие друзья, которые от всей души желают поддержать его в беде.

- Да, разумеется, - небрежно отозвался Лидгейт, выпрямился и взглянул на часы. - Люди склонны слишком уж преувеличивать свои затруднения.

Мистер Фербратер предлагал ему помощь, он как нельзя более ясно это понял и был уязвлен.

Так уж удивительно устроены мы, смертные: Лидгейту доставляла неизменное удовольствие мысль об оказанной Фербратеру услуге, но, едва священнику представилась возможность отплатить ему добром за добро, Лидгейт испуганно пресек попытки вызвать его на откровенность. И притом, какими бы соображениями ни было вызвано это предложение дружеских услуг, к чему оно приведет? - да к тому, что он должен будет изложить "суть дела", признаться, в чем же именно испытывает он нужду. Покончить жизнь самоубийством сейчас казалось ему легче.

Мистер Фербратер был достаточно умен и правильно истолковал ответ, к тому же внушительная внешность Лидгейта сочеталась с внушительностью тона и манер и исключала попытки обходным путем вынудить его отказаться от принятого решения.

- Который час? - спросил священник, подавляя обиду.

- Начало двенадцатого, - сказал Лидгейт. И они оба направились в гостиную.

64

_Первый джентльмен_:

Где власть, пускай там будет и вина.

_Второй джентльмен_:

О нет, ведь всякой власти есть пределы.

Чуму нельзя остановить заставой,

Ни рыбу хитрым доводом поймать.

Любая сила двойственна в себе.

Причины нет без следствия. И суть

Деяния в бездействии таится.

Приказ без подчиненья - не приказ.

Даже если бы Лидгейту вздумалось со всей откровенностью рассказать о своих делах, он едва ли мог надеяться получить от Фербратера необходимую ему немедленно помощь. Кредиторы наседали: поставщики присылали счета за истекший год, Дувр грозил отобрать мебель, и так как поступления от пациентов были скудны и ничтожны - щедрые гонорары из Фрешита и Лоуика разошлись в мгновение ока, - требовалось никак не менее тысячи фунтов, чтобы, уплатив самые неотложные долги, сохранить достаточную сумму, которая дала бы доктору "возможность оглядеться", как принято оптимистично говорить в подобных случаях.

И разумеется, с приходом веселого рождества, за коим следует счастливый Новый год, когда наши сограждане ждут оплаты товаров и услуг, которыми они двенадцать месяцев любезно осыпали ближних, бремя мелочных забот так тяжко придавило Лидгейта, что он не мог сосредоточиться даже на самом обычном и неотложном деле. Характер у Лидгейта был неплохой, живой ум, добросердечие, а также крепкое телосложение позволяли ему в повседневных обстоятельствах не опускаться до несоразмерной поводам обидчивости. Но сейчас его терзало раздражение совсем иного рода, - неурядицы сердили его не сами по себе, его сердило ощущение, что он попусту растрачивает силы на унизительные дрязги, несовместимые с его высокими помыслами. "Вот о чем мне приходится думать, а я мог бы заниматься вот этим и тем", - то и дело твердил он себе с досадой, и каждая новая трудность возмущала его вдвойне.

Среди литературных героев особенно сильное впечатление производят джентльмены, постоянно сетующие на прискорбную ошибку, из-за которой их возвышенная душа угодила в столь унылую и неприглядную дыру, как вселенная, но сознание собственной грандиозности и ничтожности света не лишено приятности. Гораздо менее приятно чувствовать, что где-то существует жизнь, полная полезной деятельности и кипения мысли, а ты сам тем временем погряз в эгоистических тревогах и заботах и помышляешь лишь о том, как из них выбраться. Заботы Лидгейта могли, пожалуй, показаться низменными возвышенным натурам, никогда не слыхивавшим о долгах, кроме разве только очень крупных. Они и были низменны, но не сталкиваться с низменными заботами и тревогами невозвышенные смертные могут, лишь будучи свободными от денежных затруднений и их неизбежного следствия - корыстных надежд и вульгарных искушений: ожидания смерти богатого дядюшки, жульнического стремления придать благовидность неприглядному, попытки оттягать у ближнего теплое местечко и нетерпеливого ожидания Удачи, даже в облике бедствия.