Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

– А, это – вы, Дьяконова! Здравствуйте и прощайте, некогда, бегу!

Навстречу мне действительно не шла, а бежала Кореневская, единственная студентка-юристка второго курса на всем факультете. Я познакомилась с ней, когда ходила подавать прошение. Веселая, бойкая, жизнерадостная особа, с типическим лицом поповны.

– Куда вы?

– Иду Жанну Шовэн смотреть, – сегодня присягает.

– Как?! неужели сегодня!

– В 12 часов… в газетах было… ну, до свиданья – бегу, меня знакомые ждут там – на мосту.

Это была самая животрепещущая для меня новость.

С тех пор как в Палате Депутатов прошел закон, предоставляющий женщинам право заниматься адвокатурой, я все время жду – скоро ли будет присягать Жанна Шовэн, первая французская женщина-юрист, доктор права парижского университета. И вдруг – она присягает сегодня! А я и не знала! И поэтому удержала Кореневскую.

– Постойте, погодите минуту, ведь народу будет, наверно, масса, есть у вас билет?

– Да, один знакомый адвокат проведет.

– А можно попасть без билета?

– Попробуйте, кажется – трудно. Ну, до свиданья!

И Кореневская исчезла в толпе. Этакая эгоистка. Занимает у меня деньги постоянно, а чтобы оказать услугу просто, по-товарищески пригласить пойти с собой – этого нет.

Я вздохнула и посмотрела на часы. Было половина двенадцатого. В пансионе у нас завтрак – в двенадцать часов, хозяйка очень аккуратна и терпеть не может, когда опаздывают.

Но присяга Жанны Шовэн стоила завтрака, к тому же и есть не хотелось..

Я решила пойти в Palais de Justice8. Публика толпилась у дверей первой палаты, где назначена была присяга. Я с любопытством осматривалась кругом, когда вдруг чья-то рука ласково взяла мою. Сквозь толпу пробиралась ко мне румынка Бильбеско, красивая блондинка историко-филологического факультета – по здешнему eslettres.

Я познакомилась с ней на одной из лекций. Эта милая, изящная девушка, почти девочка, всегда так ласково заговаривает со мной – видно, что не прочь познакомиться поближе, да кто-то мешает ей в этом, должно быть родители. Но всякий раз, как только меня увидит, – всегда подходит, улыбается:

– Bonjour, mademoiselle!9

– Bonjour, mademoiselle. Comment allez-vous?10

– Très bien, je vous remercie. Et vous?11

Это уже неизбежное вступление. И хотя на этот раз я вовсе не была расположена к любезности, все же отвечала, как всегда.

– Так и вы пришли посмотреть на присягу Жанны Шовэн? Мы тоже. Позвольте представить вам мою старшую сестру, медичку последнего курса.

Высокая, стройная красивая брюнетка, ласково улыбаясь, протянула мне руку.

И вся еще под впечатлением виденного в больнице, я заговорила с ней о своем состоянии, о том, что не могу работать и проч.

Я смутно чувствовала, что с точки зрения светских приличий поступаю, может быть, не совсем тактично, рассказывая так, сразу о себе. Но какой-то инстинкт подсказывал мне: «говори, говори».

– Будьте покойны. Я могу вам это устроить. Je vais vous donner une lettre pour un interne. C’est un très-très bon médecin, nous étions de bons camarades12. Моя сестра принесет вам письмо на лекцию.

– С удовольствием. Приходите послезавтра на литературу Фагэ, амфитеатр Декарт, в половине второго, – сказала младшая Бильбеско.

Мне хотелось спросить – что это такое «interne», – как прилагательное – les maladies internes13 – напр., я понимаю; но что бы это значило, как существительное, в области медицины – не понимаю. Но постеснялась спросить. На душе стало немного легче. Неожиданное сочувствие точно успокоило меня.

А Жанна Шовэн все не приходила.

Очевидно, присяга не должна была состояться сегодня. Публика стала расходиться.

Вышли и мы втроем. На улице простились, сестрам Бильбеско надо было идти вправо, мне – влево.

Ох, как устала писать!

И к чему пишу-то, интересно знать. Просто пробуждается старая привычка. К тому же так тяжело, так скверно на душе… не хочется ничего делать…

Ну, и пишешь, точно развлечение какое, благо бумага все терпит.

14 декабря.

Сегодня пришла, как было условлено, в Сорбонну, к амфитеатру Декарта, в половине второго… нет Бильбеско. Она пришла только к самому началу лекции Фагэ и извинилась: сестра забыла дать письмо.

Я с трудом сдержала слово упрека. Зачем?

А мне ведь с каждым днем хуже.

17 декабря.

Вчера вечером вернулась с лекции. Прохожу коридором, на полочке для писем – два письма. Одно на мое имя от младшей Бильбеско, другое – незапечатанное на имя monsieur Lencelet, interne de médecine Hôpital de la Salpêtrière14. Это и было обещанное рекомендательное письмо. Младшая Бильбеско сообщала мне, чтобы я шла туда к 9 часам утра: «Vous êtes sûre de le trouver»15.

Я нашла, что это очень деликатно со стороны медички – не запечатать письмо – значит, можно прочесть. Впервые в жизни пришлось мне пользоваться рекомендацией к врачу. Что бы такое она могла написать? Интересно.

Мне вспомнился анекдот, как одна барыня, ехавшая на воды, догадалась вскрыть рекомендательное письмо, данное ей русской знаменитостью к заграничному собрату: «Посылаю тебе жирную гусыню, – ощипли ее хорошенько». Барыня благоразумно не поехала на воды.

А это письмо было не запечатано, нарочно, очевидно, чтобы я могла его прочесть.

И без всяких угрызений совести я вынула письмо и прочла:

Cher monsieur, je recommande à vos bons soins mademoiselle Diaconoff qui souffre de maux de tête, de vertiges etc16.

Да, etc!.. Вот как врачи определяют такое состояние! Коротко и ясно.

Далее шли какие-то сообщения о каких-то книгах. Это уже меня не касалось, и я, не дочитав, вложила письмо в конверт… По общему тону письма видно было, что это был хороший товарищ Бильбеско. Наконец-то! Пойду завтра.

18 декабря.

Постаралась встать как можно раньше, чтобы поспеть в Сальпетриер; это мне удается с трудом: всю ночь не сплю, заснешь под утро и встаешь всегда поздно.

По обыкновению остановила консьержа:

– Вы к кому?

– Monsieur Lencelet17.

– Прямо, третий корпус направо.

Такой же домик, как и в клинике доктора Raimond’a. Только одна дверь со стеклом, над ней надпись черными буквами: «parloir».

Я отворила. В небольшой комнате сидела молодая женщина в таком же холщовом платье и белом чепце и что-то шила. Должно быть, здесь сиделки носят такую форму, сообразила я и спросила:

– Monsieur Lencelet?18

– Il n’est pas encore arrivé, mademoiselle. Peut-être le trouverez-vous lаbas, à la clinique du docteur Charcot19. – И она указала мне на домик направо.

Эта клиника уже наполнялась народом: больные и студенты собирались. Рыжеволосая кокетливая сиделка, играя глазами, шмыгала из аудитории в комнату, где ждали очереди больные, и обратно.

– S’il vous plaît, madame, – monsienr Lencelet est-il ici?20

– Non, m-lie, peut-être le trouverez-vous au parloir21.