Фрейд - Питер Гай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в отношении тревоги, и в отношении защитного процесса выводы основателя психоанализа в значительной мере опирались на наблюдения, сделанные им со своего любимого места – кресла позади кушетки с пациентом. В работе «Торможение, симптом и страх» мэтр снова, почти с ностальгией, вспоминает истории болезни, которыми дорожит больше всего: маленького Ганса, «человека с крысами», «человека-волка». Он не видел причин отказываться от этих источников информации. Как бы то ни было, сопротивление, которое оказывают пациенты с целью предотвратить изменение своих невротических привычек, предпочесть страдание болезненным открытиям, – это и есть защитные процессы в действии. Но Фрейду было хорошо известно, что невротики не обладают монополией на подобные стратегии. Они лишь преувеличивают поведение обычных людей, превращая его в безошибочно и легко различимую карикатуру. Приведем всего один пример. Возможно, изоляция является привилегией страдающих неврозом навязчивости, но его невротический аналог – концентрация. Отвлечение внимания от конкурирующего стимула – это абсолютно нормальный психический процесс, направленный на выполнение задачи. Таким образом, защитные процессы, как и страхи, универсальны, и они очень важны для людей. Именно к этому выводу пришел основатель психоанализа, размышляя над «Травмой рождения». Своей попыткой отделить себя от Фрейда Ранк сослужил ему хорошую службу, сам не подозревая об этом.
Дилемма: профессионалы или дилетанты?
Довольно неаккуратная структура работы Фрейда о защитных процессах и тревоге, со всеми ее повторениями и стилистическими погрешностями, особенно заметна в сравнении с другими его трудами. Как бы то ни было, эти недостатки не свидетельствуют об утрате мэтром литературных способностей. В 1926 году, когда вышла статья «Торможение, симптом и страх», он опубликовал еще один небольшой очерк, в котором проявились прежняя яркость стиля и привычный сдержанный юмор: «К вопросу о дилетантском анализе». Эта смесь полемики и популяризации может считаться – как удобочитаемое введение в психоанализ – одной из самых убедительных работ Зигмунда Фрейда. Примечательно, что мэтр решил представить свои аргументы в виде диалога – литературной формы, приглашающей к неформальному тону изложения, которым он уже не раз пользовался.
Вне всяких сомнений, истоки памфлета, связанные с текущими спорами, побудили Фрейда вновь вернуться к некогда характерной для него самоуверенной задиристости. В конце 1924 года один из высших медицинских чиновников Австрии обратился к основателю психоанализа с просьбой высказать свое мнение о дилетантском анализе, и Фрейд, исполненный оптимизма, писал Абрахаму: «…в таком вопросе, я надеюсь, власти ко мне прислушаются». Впрочем, дело оказалось намного сложнее. В начале следующего года городские чиновники, очевидно предупрежденные Вильгельмом Штекелем о присутствии в Вене психоаналитиков без медицинского диплома, обвинили Теодора Рейка в запрещенной медицинской практике. Рейк, один из молодых последователей Фрейда, объяснил венскому магистрату, чем именно он занимается. После жарких дискуссий, заключений экспертов и судебных баталий Рейк получил предписание прекратить практику. Он не смирился – нанял адвоката, заручился поддержкой мэтра, подал апелляцию на решение суда и какое-то время продолжал принимать пациентов. Но следующей весной на Рейка подал в суд один из его американских пациентов, Ньютон Мерфи, который обвинил его в шарлатанстве. Мерфи, сам по профессии врач, приехал в Вену, чтобы пройти курс психоанализа у Фрейда, но тот был занят с другими пациентами и направил его к Рейку, работавшему с ним несколько недель. Результат, наверное, был крайне неудовлетворительным, поскольку в противном случае Мерфи, явно доброжелательно настроенный к психоанализу в целом, не потащил бы Рейка в суд. Основатель движения не колебался: своего рода памфлет «К вопросу о дилетантском анализе» появился буквально через месяц.
Фрейд не скрывал тот факт, что побудительным мотивом к его написанию стали текущие события: прототипом сочувствующего, но скептически настроенного собеседника он сделал того чиновника, который обратился к нему за консультацией. Фрейд остался самим собой. Пфистер, которому он отправил экземпляр работы «К вопросу о дилетантском анализе», восторженно воскликнул, что мэтр еще никогда не писал так просто и понятно. «И в то же время все поднимается из глубин». Пфистера, боровшегося с медицинскими чиновниками Швейцарии и гордившегося тем, что он был «первым непрофессиональным учеником Фрейда», можно было бы заподозрить в некоторой предвзятости, но текст полемической работы основателя психоанализа снимает это подозрение.
Фрейд сражался за Рейка, как за самого себя. «Я не прошу, – писал он Паулю Федерну в марте 1926 года, когда в Венском психоаналитическом обществе бушевали споры по поводу дилетантского анализа, – чтобы члены общества согласились с моими взглядами, но я буду защищать их в частных беседах, на публике и в судах». В конце концов, прибавил он, «борьба за дилетантский анализ рано или поздно должна была начаться. Лучше теперь, чем позже. Пока я жив, я буду препятствовать поглощению психоанализа медициной». Фактически Фрейд боролся и за себя: мучения Рейка в судах Вены побудили его открыто выступить в защиту дилетантского анализа, однако эта проблема интересовала мэтра давно. Вероятно, страстность и упорство основателя движения усиливало сознание того, что он в какой-то мере несет ответственность за то непростое положение, в котором оказался Рейк.
Они познакомились в 1911 году, после того как Фрейд прочитал докторскую диссертацию Рейка о книге Гюстава Флобера «Искушение святого Антония». Рейк на всю жизнь запомнил эту первую встречу. Он писал, что вступил в спор со своими профессорами – те не одобряли изучавшего литературу и психологию студента, диссертация которого была созвучна учению Фрейда. Случайная уничижительная ремарка одного из преподавателей психологии отослала Рейка к «Психопатологии обыденной жизни», после чего юноша жадно проглотил все книги основателя психоанализа, которые только мог достать, – как Отто Ранк несколькими годами раньше. Он отправил рукопись диссертации Фрейду. Мэтр заинтересовался ею и пригласил Рейка к себе. Поднимаясь по ступенькам дома по Берггассе, 19, вспоминал Теодор Рейк много лет спустя, он волновался, как юная девушка перед свиданием, – так сильно билось его сердце. Потом он вошел в кабинет для консультаций, где Фрейд работал в окружении египетских и этрусских статуэток, которые так любил. Выяснилось, что Фрейд знал книгу Флобера гораздо лучше, чем Рейк. «Мы долго обсуждали ее».
Вскоре они перешли к более серьезным темам. Рейк собирался поступать на медицинский факультет, но Фрейд сказал, что этого делать не нужно. «Он убеждал меня посвятить жизнь психоанализу и психоаналитическим исследованиям». Как известно, мэтр довольно часто давал такие советы, однако в случае с Рейком он не ограничился одной лишь рекомендацией, а подкрепил ее ощутимой поддержкой. На протяжении нескольких лет Фрейд присылал не имевшему ни гроша Рейку деньги и находил ему работу. Он также принял молодого человека в Венское психоаналитическое общество, где Рейк, умевший формулировать свои мысли как устно, так и письменно, вскоре уже выступал в обсуждениях и читал доклады. «Естественно, у него есть недостатки, – писал Фрейд Абрахаму, который по просьбе мэтра пытался оказать ему протекцию в Берлине, – но он хороший, скромный парень, очень преданный, с твердыми убеждениями и хорошим слогом». Так, с помощью самого основателя движения, появился еще один непрофессиональный аналитик. И Теодор Рейк справился с вызовом, брошенным его практике. Заголовок в New York Times над датой, «Вена, 24 мая 1927», кратко излагал результат судебного иска против Рейка: «АМЕРИКАНЕЦ ПРОИГРЫВАЕТ СУД ПРОТИВ ФРЕЙДА / Основатель психоанализа говорит, что он может приносить пользу независимо от медицинской науки». В статье приводилась цитата мэтра, который, что бы там ни утверждали газетные заголовки, не был ответчиком в суде: «Врач не может практиковать психоанализ, потому что не способен забыть о медицине, которая не обязательна в тех случаях, когда может помочь мое лечение». Обвинения против Рейка сняли, и на какое-то время дилетантский анализ был спасен.
Впервые Фрейд обратился к вопросу об опасности привлечения непрофессионалов в практике психоанализа почти за 30 лет до этих событий – в 1895 году в своем знаменитом сне об инъекции Ирме. Ему снилось, что его пациентка Ирма, возможно, страдает соматическим заболеванием, которое он диагностировал – вернее, неверно диагностировал – как психологический симптом. Именно на такую опасность постоянно указывали противники дилетантского анализа, и это было их главное возражение. Но Фрейд считал проблему разрешимой. В 1913 году в предисловии к книге Пфистера он перешел в наступление, решительно отрицая необходимость медицинского образования для психоаналитиков. Наоборот: «Практика психоанализа в гораздо меньшей степени нуждается в обучении медицине, чем в образовательной подготовке по психологии и в способности постигать суть». Большинство врачей, с некоторой язвительностью прибавил мэтр, не приспособлены для работы в психоанализе, и в большинстве случаев подобные попытки заканчиваются сокрушительным провалом. Соответственно, не стоит удивляться, что некоторые из самых известных сторонников Фрейда – от Отто Ранка до Ганса Закса, от Лу Андреас-Саломе до Мелани Кляйн, не говоря уж о психоаналитике из семьи самого Фрейда, дочери Анне, – не получили медицинского образования. Кроме того, в психоанализ постоянно приходили талантливые молодые новобранцы, которые оказались компетентными клиницистами и одаренными теоретиками, – преподаватели литературы вроде Эллы Фримен Шарп, педагоги, такие как Август Айхорн, и историки искусства, например Эрнст Крис. Как бы то ни было, ранние работы основателя движения не оставляют сомнений, что он защищал дилетантский анализ не потому, что тот в этом так нуждался. Эта позиция была естественным следствием его понимания самой природы психоанализа. Фрейд возлагал большие надежды на дилетантский психоанализ за много лет до конфликта Рейка с австрийскими законами.