Громыко. Война, мир и дипломатия - Святослав Рыбас

Думал ли о себе Андрей Андреевич, что он тоже в любом случае будет вскоре вытеснен из внешней политики, станет декоративной фигурой, а потом и вовсе уйдет на пенсию?

Он сделал все, что было в его силах и что диктовалось условиями времени. На нем лежали не только достижения уходящей эпохи, но и ее грехи — в том числе и ненахождение достойного выхода из противостояния со всем миром — Америкой, Европой, Китаем.

Андрей Андреевич не знал, что во время пленума Горбачев встречался с Добрыниным и не скрывал от посла, что «недоволен консервативным и догматическим подходом Громыко к кардинальным вопросам внешней политики СССР, в частности, на американском направлении»{420}.

Сильным мира сего редко удается уловить момент перехода настоящего времени в прошедшее. Новое время просто накрывает их вдруг нагрянувшей волной и утаскивает с пьедестала куда-то в исторические архивы, иногда предоставляя возможность поразмыслить о собственных ошибках, человеческой неблагодарности и железном ходе Истории.

Однако, кроме личных качеств и управленческого опыта нового генерального секретаря, который работал только в комсомольских и партийных органах, были и иные обстоятельства, определяющие положение этого человека как «орудия истории». На одно из них обратил внимание философ Александр Зиновьев, указав на самое слабое место в системе власти в СССР, заключавшееся в фигуре генерального секретаря ЦК КПСС: «Проведите своего человека в Генсеки, т. е. захватите эту ключевую позицию, и вы захватите все советское общество. Генсек развалит Политбюро и с его помощью весь ЦК. Это приведет к распаду всего аппарата КПСС. Распад КПСС приведет к распаду всей системы государственности, а развал последней — к развалу всей страны. Так уж этот социальный организм устроен!»{421}

Нет, Горбачев, разумеется, не был прислан в Москву из Лондона или Вашингтона, он был продуктом советского исторического процесса. Возможно, не магистрального направления, а ответвления.

Видимо, не случайно в ноябре 1991 года, менее чем за месяц до своей отставки с поста президента СССР, Горбачев «назвал себя диссидентом с 1953 г».{422}.

Обвал

Продолжалась направленная против экономики СССР операция, проводимая неутомимым директором ЦРУ Уильямом Колби, который, получив полную поддержку Рейгана, вел конструктивные переговоры с финансистами, нефтяниками, руководителями западноевропейских и ближневосточных стран, ближайшим окружением папы римского, создавал невидимую экономическую и политическую реальность. Для проникновения в среду польской оппозиции были задействованы возможности Ватикана и израильской разведки.

В 1985 году в Институте системного анализа Академии наук СССР по заданию КГБ был подготовлен доклад «На пороге третьего тысячелетия (Глобальные проблемы развития СССР)», в котором были представлены результаты компьютерного моделирования мирового развития на период 1980—2000 годов и далее. В отличие от зарубежных прогнозов, которые предсказывали благополучное существование СССР в XXI веке, данный доклад называл временной отрезок «1990—2000» кризисным в связи с падениями темпов экономического роста (до двух процентов в год), увеличением стоимости добываемых энергоресурсов и низким качеством научно-технического развития; СССР не мог обеспечивать свой импорт зерна за счет увеличения экспорта энергоресурсов. Следовательно, иссякал источник на дотации из бюджета РСФСР союзным республикам (50 миллиардов долларов), а также на поддержку стран социалистического лагеря и развитие ВПК. Разработчики доклада представили сценарий ускоренного развития СССР, при котором темпы роста поднимались до 5,5 процента в год. Для этого требовалось провести реформы хозяйственного механизма, введения конкуренции и рыночного регулирования экономики. Показательно было положение науки. С одной стороны, она достигла небывалой высоты в сфере военной техники, а с другой — слабая исследовательская база гражданских научных институтов и нацеленность промышленности на плановое воспроизводство уже достигнутых результатов создавали трагический разрыв между возможностями интеллектуального слоя и ограниченностью системы. К тому же низкий покупательный уровень населения и неспособность власти изменить уравнительный порядок оплаты труда препятствовали развитию спроса на технологические новинки.

Когда в середине 1980-х годов в СССР на Горьковский автомобильный завод, который в 30-е годы был построен по образу завода «Ривер Руж» в Детройте, были приглашены инженеры фирмы «Форд», они обнаружили, что некоторое оборудование сохранилось со времен первой пятилетки, а общая планировка и управленческая структура завода оставались такими же, как на «Ривер Руж» 50 лет назад. При этом автомобили завода пользовались устойчивым спросом, а у директората не было стимулов совершенствовать продукцию.

Вспоминается анекдот 70-х годов. В гостинице «Националь» в центре Москвы один японец слышит громкие крики, раздающиеся из соседнего номера. Он интересуется у горничной:

— Что случилось?

— Это с Владивостоком разговаривают.

— Неужели нельзя позвонить? — спрашивает японец. Это к вопросу о тогдашней проводной связи. Например, к 1998 году в России на одну телефонную линию приходилось шесть потребителей (общее количество телефонных линий чуть больше 25 миллионов), тогда как в США — 1,5 (182 миллиона). При этом еще в 1957 году советский инженер Л.И. Куприянович создал первый носимый мобильный телефон ЛК-1 весом 3 килограмма, радиусом действия 20—30 километров и временем работы без смены батарей 20—30 часов и базовую станцию к нему. Через год он создал опытные образцы компактных мобильных телефонов весом 500 граммов и размерами с папиросную коробку. В 1958 году в СССР началось создание системы автомобильных телефонов «Алтай», которыми были оснащены спецслужбы и государственные органы. Но широкого распространения система мобильной связи не получила{423}. Эффект от автоматизации и внедрения новой техники в СССР был заметно ниже, чем на Западе в значительной мере потому, что была крайне низкой оплата труда квалифицированных рабочих (почти такой же, как и у неквалифицированных), предприятия не были заинтересованы в модернизации производства. Дешевле было использовать механические станки, чем автоматизированные системы{424}.

Например, изобретенный в СССР метод непрерывной разливки стали действовал только на 13 процентах заводов, а в Японии, купившей лицензию, — на 75 процентах.