Первое поражение Сталина - Юрий Жуков

Только затем проект договора – но далеко не такого, на котором настаивал Чичерин дважды за неделю (о союзе двух государств), а о федерации – всё же был подготовлен. Образованной по решению ЦК комиссией, включившей Каменева, Раковского (он ещё 16 сентября в письме к Ленину не выражал ни малейшего сомнения в необходимости именно федерации112) и инициатора дела, Чичерина.

Результатом их весьма непродолжительной совместной работы и стал проект, явившийся своеобразным компромиссом сторонников (Чичерин) и противников (Каменев, Раковский) создания союза двух суверенных государств. Но именно такая компромиссность, недоговорённость – не прямое вхождение Украины в Российскую Федерацию, а опосредованнное, через объединённые Наркоматы, и без того существовавшие с 1 июня 1919 года – заставила Сталина на поспешно созванном 24 декабря (уже после начала работы) съезде Советов внести существенную поправку в титул документа, ничуть не меняя его содержания:

«Договор между РСФСР и УССР признать «союзным рабоче-крестьянским договором». Слово «федеративный» по всем договорам вычеркнуть. Передать договор на отзыв т. Курскому / нарком юстиции РСФСР – Ю.Ж./, подотделу законодательных предложений /Президиума ВЦИК – Ю.Ж./, затребовав письменные отзывы от каждого наркома и председателя ВЦСПС».113

Поступил так Сталин только для того, чтобы не дискредитировать подлинные принципы федерации в его понимании. Чтобы существовавшие, действовавшие объединённые Наркоматы сохранить – ведь в случае принятия требований Чичерина их пришлось бы ликвидировать. Ну, а новое название, собственно, мало что меняло в неформальном существовании федерации, охватывавшей Россию, Украину и Азербайджан. Ведь высшие органы управления важнейшими сферами жизни страны, вышедшей за пределы РСФСР, продолжали действовать.

Требовавшееся согласование удалось провести всего за четыре дня. Окончательный проект договора, подписанный главами правительств двух республик, Лениным и Раковским, а также и Чичериным, на седьмом заседании VIII Всероссийского съезда Советов утром 29 декабря, был внесён на рассмотрение депутатов не кем иным, как Раковским, и утверждён без прений. В редакции, всего лишь исключившей слово «федеративный».

Две его статьи повторили зафиксированное договором с Баку. Первая – две республики «вступают между собою в военный и экономический союз». Третья – создаются шесть объединённых Наркоматов: военных и морских дел, ВСНХ, внешней торговли, финансов, труда, путей сообщения, почт и телеграфа.

В содержании этой статьи имелись незначительные различия по сравнению с азербайджанским договором. Баку согласилось на объединение органов снабжения, а Харьков – Наркомата труда.

Ещё три статьи – четвёртая, пятая и шестая, существенно отличались от содержания договора с Азербайджаном. Они раскрывали систему работы и подчинённость объединённых Наркоматов. Указывали, что они включены в состав Совнаркома РСФСР, а в правительстве СССР имеют уполномоченных с соответствующими ограниченными правами.

Всё это лишний раз подтверждало и юридически закрепляло фактическое существование советской федерации. Ну, а то, на чём столь упорно настаивал Чичерин (а знали бы о том, то и украинские «самостийники»), излагала весьма расплывчатая юридически, предельно неопределённая по смыслу, полная недоговорок, статья вторая, гласившая:

«Оба государства считают необходимым объявить, что все общие обязательства, которые они впредь будут принимать на себя по отношению к другим государствам, могут обуславливаться лишь общностью интересов рабочих и крестьян, заключающих настоящий союзный договор республик, и что из самого факта прежней принадлежности территории Украинской Социалистической Советской Республики к бывшей Российской Империи для Украинской Социалистической Советской Республики не вытекает никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было.114

Но главное, ни в этой, ни в других статьях данного договора не содержалась сакраментальная фраза, с которой начинались все остальные соглашения России с национальными окраинами – с Эстонией, Литвой, Латвией, за исключением Азербайджана: «Россия безоговорочно признаёт самостоятельность и независимость…», без чего невозможен был юридически союз двух государств, к которому так стремился Чичерин.

Совершенно иначе шла подготовка заключения такого же договора с Социалистической Советской Республикой Белоруссией (ССРБ). Единственным, но весьма серьёзным препятствием для него оказалось значительное уменьшение территории Белоруссии, вызванное условиями Рижского мира. Под властью Польши оказались вся Гродненская, южная часть Виленской, западная – Минской губерний. Шести уездов (повятов) последней было явно недостаточно для существования ССРБ, даже и в том случае, если бы она вошла в состав РСФСР. И потому первый секретарь ЦК КПБ В.Г. Кнорин обратился к Политбюро с просьбой, уже поддержанной Наркомнацем, о присоединении к ССРБ полностью (или хотя бы частично) соседних губерний – Витебской и Могилёвской.

5 ноября последовало уклончивое решение: «Просить Наркомнац и ЦК КПБ (о желательности увеличения Белоруссии) представить в ЦК свой точно мотивированный отзыв с изложением всех оттенков /так в тексте – Ю.Ж./, которые существуют в Белоруссии по данному вопросу».115

Первой оказалась оценка проблемы, неожиданно поступившая оттуда, откуда её не ожидали. «Комиссия Наркоминдела, – в тот же день писал Чичерин, – находит нежелательным присоединение к территории Белоруссии какой-либо части Витебской или Могилёвской губерний. Мы ещё не знаем, через какие перипетии может пройти судьба Белоруссии, и увеличивать заранее эту территорию, которая через эти перипетии будет проходить, было бы крайне неосмотрительно».116

Нежелание откликнуться на вполне разумную и обоснованную просьбу товарищей по партии можно было ожидать от кого угодно, но только не от Чичерина. Ведь не кто иной, как именно он, призванный на своём посту защищать интересы страны, отстаивать её целостность, весь 1920 год только и делал, что с готовностью отдавал российские земли Эстонии, Латвии, Польше, хотя и мог того не делать. И вот теперь – решительный отказ всего лишь изменить, фактически, административную подчинённость нескольких уездов. Но оказалось, на то у Чичерина имелись шаткие, но всё же основания.

В последние месяцы к нему регулярно поступала информация о возможных намерениях Варшавы. Она, мол, намеревалась предоставить призрачную, чисто номинальную независимость той части Белоруссии, которую захватила и удерживала, заодно признав правительство Белорусской Народной Республики в изгнании, возглавляемое Ластовским. Поступить так, лишь бы воспрепятствовать столь же проблематичному союзу его с Каунасом, всё ещё находившимся с Польшей в состоянии войны.117 О том Чичерина уведомляли и работники НКИДа – Я.Х. Давтян, В.Л. Лоренц и сам Ластовский.