Хо - Raptor

Оно не давало ей умирать. Удерживало на этом свете, заставляя жить и мучиться, переживая невообразимые пытки. Возвращение сознания сопровождалось волной нечеловеческой боли, и, казалось, что во всём теле не осталось ни единого места, которое бы её не испытывало. Это был тот момент, когда истязаемые жертвы обычно начинают молить не о спасении, а о смерти. Жуткая боль в спине, в том месте, куда вонзался крюк, практически отступила перед новым шквалом нестерпимых болевых ощущений, вызываемых когтями и зубами хищника, терзавшего её плоть.

Снова и снова, Хо беспощадно вгрызалось в тело своей добычи, вырывая из него большие куски мяса. Леденящие душу звуки ломаемых костей и рвущихся сухожилий сопровождались чавканьем отвратительного монстра, пожирающего свою жертву заживо. А она уже ничего не чувствовала. Боль зашкалила все разумные пределы, и перестала изматывать, превратившись в нечто новое. Сначала она вызывала непроизвольные судороги в разных участках тела, а затем и вовсе уступила место всеобщему онемению, близкому к параличу. Нервная система не выдержала такой чрезмерной перегрузки. Жертва неукротимо умирала, и хищник наслаждался последними минутами её жизни.

От невыносимой боли Настя уже ничего не видела, кроме кровавых пятен и головокружительных вспышек перед глазами. И вот, когда боль сменилась совершенно новым, необычным ощущением, сродни продолжительному электрическому разряду, сотрясающему всё её существо, зрение вновь вернулось к ней на мгновение. Открыв красные распухшие глаза, она взглянула вниз. Там было сплошное кровавое месиво и летящие в разные стороны фонтанчики крови. Её крови. Унылым, затухающим взглядом, она рассматривала внутренности, медленно вываливающиеся из её разорванного живота, и кровавые ручейки, стекающие на пол. Последнее, на чём зафиксировался взгляд несчастной, было отвратительное свиноподобное существо, украдкой подобравшееся к ней сбоку. Поглядывая на неё снизу вверх маленькими чёрными глазками, с каким-то грустным, как будто бы виноватыми видом, оно уткнулось в её ногу своим плоским влажным рылом, и лизнуло её, содрав кожу до мышц. Язык создания был шершавым и жёстким, как напильник. В этот момент Чёрный заметил его, и с остервенением пнул ногой, от чего покусившийся на добычу монстр, визжа, отлетел в сторону. Гиенособаки жалобно завыли. Чудовища принялись дико рычать, хрюкать и верещать.

— Заткнитесь! — с набитым ртом прошипело Хо. — Пошли прочь, твари!

После этих слов визг монстров лишь усилился. Они клацали зубами и скоблили когтями металлический пол. Десятки кровожадных глаз со всех сторон пронизывали Хо, горя беспощадным огнём. Разумеется, свирепый сумеречник мог без труда разделаться со всеми тварями, собравшимися здесь, без лишних усилий. Но особое расположение духа побудило его пойти им на небольшие уступки.

— Ладно, — произнёс Чёрный, ухмыляясь. — Так и быть. Получите свою долю.

Это было последнее, что слышала Настя. Её губы успели лишь беззвучно прошептать: «Помогите…» После чего из них густо потекла кровавая жижа. Не обращая на это никакого внимания, Хо обеими руками схватило её за ноги и изо всех сил рвануло в разные стороны, разрывая жертву пополам. В результате, правая нога оторвалась по уровню бедра, и тут же была брошена на съедение сумеречным созданиям, которые моментально, всем скопом набросились на эту кровавую подачку, отталкивая и кусая друг друга.

Всё что осталось от Анастасии, внезапно выгнулось на крюке, и хрипло закашлялось, выбрасывая изо рта кровавые сгустки. Этот бесформенный огрызок, который несколько минут назад был живым человеком, вдруг поднял своё страшное окровавленное лицо к потолку, открыв две круглых алых раны вместо глаз, источающих кровавые слёзы, и широко разинув рот, издал такой душераздирающий вопль, что даже Хо, замерев на мгновение, отстранилось, стирая кровь со своих губ, и нахмурилось. Этот нечеловеческий крик умирающего существа был безнадёжно поглощён звуконепроницаемыми стенами морозильной камеры. Никто из спящих пассажиров не услышал его. В одну секунду вся жизнь пронеслась в сознании умирающей: с самого рождения — до этого последнего мгновенья. И хоть глаза её, заполненные кровью, уже не могли ничего видеть, она отлично различала разверзшуюся над ней твердь.

Потолок импровизированной камеры пыток расступился, обнажая сквозное отверстие, проходящее через помещения верхней палубы, далее — через туман, в небо… Чистое-чистое, озарённое нежными лучами солнца. Кто-то огромный, безграничный, великий, разумный и добрый там, в той лазурной глубине, звал её к себе. И она, оставив позади своих мучителей, бросив им на съеденье своё растерзанное тело, вместе с болью, тоской и страданиями, полетела к нему, подхваченная волной собственного последнего крика. Вырвавшись из её тела, незримый комок живой энергии, с лицом Насти, поднимаясь всё выше, с блаженной улыбкой глядел в небеса, навстречу зовущему его голосу. Её душа запела. Это была необычная песня, без слов. Гладко изменяя тональность, звеня в бездонной высоте, она воспевала своё освобождение. Пела и мчалась ввысь, к тому, кто звал её…

Хо проводило её безразличным взглядом. Только оно слышало эту красивую и страшную песнь, символизирующую ожидаемый исход. Настя умерла. Её сердце, перенеся подряд несколько тяжелейших приступов, остановилось окончательно. Изуродованный остов безжизненно обмяк на крюке. Всклокоченные рыжие волосы, обильно смоченные кровью, свисали вниз, целиком покрывая страшное лицо умершей, перекошенное гримасой последнего страдальческого крика.

Издав глухое рычание, хищник обеими руками вцепился в её обнажённые рёбра, и рывком разорвал грудную клетку надвое. Теперь эти бесформенные, обглоданные, кровавые останки, с острыми, выгнутыми наружу рёбрами, обрамляющими зияющее чрево брюшной полости, из которой тошнотворно свешивались клубки внутренностей, уже совсем не походили на принадлежность к человеческому существу, и мало чем отличались от свиных или бараньих туш, висящих рядом. В разбросанных на полу ошмётках и кишках копались какие-то мелкие твари, похожие на крыс и тараканов. Наклонив голову, Хо облизнулось, и глухо чавкнув, вонзило свои острые, как лезвия, зубы в застывший под выломанными рёбрами небольшой комочек, в груди жертвы, который совсем недавно так отчаянно бился, даря ей жизнь. Свет погас, и тесное помещение до краёв наполнилось непроницаемым мраком, в котором до самого утра слышалось чавканье, жадное утробное рычание, да хруст костей.

Где-то в другом конце корабля, чей-то тихий печальный голос, затерявшийся в бездушном полумраке коридоров и кают, пропел короткий отрывок из «Реквиема».