Карл, герцог - Александр Зорич

– Выпей вина, – сказал Карл, наливая и девушке, и себе. – Хочешь есть?

Герцог только сейчас сообразил, что никогда раньше не брал продажных девок. Все его женщины, включая жен, могли трахаться с ним небескорыстно, однако за секс с него никогда не требовали денег.

– Благодарю, сеньор, – сказала Доротея, покорно подходя к столику и подымая кубок, – но я не голодна.

Ни стеснения, ни напускной развязности Карл в её голосе не уловил, и это ему понравилось.

– А я, признаться, пока ездил болтать с этими занудами из Нанси, проголодался как зверь, – говоря так, Карл притащил два низких креслица и составил их рядом перед столиком. – Садись. Составишь мне компанию.

– Может, я пока искупаюсь?

– Хорошо. Только сначала выпьем за твою улыбку, которой я ещё не видел.

Доротея улыбнулась.

Карл выпил всё, Доротея едва пригубила.

– Нет, до дна. Твои губы – как роза в утренней росе. За такие губы надо пить до дна.

– Сеньор, я очень быстро пьянею.

Карл первый раз посмотрел на Доротею внимательно. Широкие скулы, нос с горбинкой, густые брови, едва приметный черный пушок над верхней губой – и, странным диссонансом, голубые нордические глаза. Лицо не то чтобы по понятиям Карла красивое, но привлекающее своей живостью и двумя умными морщинками в межбровье.

– Медленно пьянеют только чугунные лбы, – сказал Карл и поцеловал Доротею.

Когда прошло положенное время, Карл отстранился, недоумевая отчего ему всё это неинтересно, хотя умом немного приятно. Он отнял ладонь от её груди и деланно пригладил волосы.

– Ну, ты пожалуй действительно искупайся, а то вода будет холодная, – пробормотал Карл, отворачиваясь и подсаживаясь к мясу.

– От меня дурно пахнет, да? – разочарованно спросила Доротея.

– Нет, что ты, что ты! – бурно запротестовал Карл. Он поспешно обернулся и обнаружил прямо перед своим носом обнаженные груди Доротеи. И когда только она успела спустить платье с плеч?

– Нет, пахнет от тебя чудесно! (В точности как от К ***– вот что его на самом деле насторожило.) Просто и правда ведь вода остынет.

Доротея пожала плечами и сбросила платье на пол. Ноги у неё были весьма шерстистые – здесь Доротея явно пренебрегала модой.

Карл деликатно отвернулся и только вслед за тем сообразил, какой это идиотизм: смущаться наготой проститутки.

Доротея за его спиной вздохнула и полезла в воду. Карл съел кусок, второй, третий уже не лез. Что-то не так. Ни аппетита тебе, ни плотского порыва… Карл с трудом дожевал и, через силу сглотнув аморфный мясной ком, вновь обернулся. Доротея неподвижно сидела в жидких клубах пара, понурив голову. Кажется, герцог её напугал.

– Послушай, я не из тех, кому трудно с женщинами безо всяких гнусностей. Я не стану обряжать тебя монашенкой, пороть кнутом и требовать, чтобы ты вопила «Помилуйте, отче!» или «Вставь же мне скорей, бычара!»

Доротея прыснула.

– Что Вы, сеньор. Я о бургундах самого высокого мнения. Рядом с немцами вы очень воспитанны.

– Вот как? – оживился Карл. И, не удержавшись:

– А как тебе манеры бургундских лучников? Наверное, наши бородачи затмевают собою самого Ланселота?

– Возможно, иногда затмевают. Но вчера ваше мужичьё вознамерилось залезть мне под юбку в самой хамской манере и если бы за меня не заступился один ваш благородный рыцарь – мне пришлось бы худо.

– Эту ночь ты, конечно, провела с ним, откуда и твои суждения о бургундском вежестве, – тоном из разряда «всё понятно» констатировал Карл.

– Да. И день бы провела тоже, если бы не Вы. Ой, простите.

– Прощаю. Благородный рыцарь заступился за тебя, подарил тебе дорогие духи и такое роскошное платье. В то время как злой герцог Бургундский пока ещё даже не затащил тебя в постель.

– Платье мне подарил герцог Рене, – гордо возразила Доротея, пропуская «постель» мимо ушей. – А духи – правда, тот самый благородный рыцарь.

– Ещё бы не он, – ощерился Карл, пропуская в свою очередь мимо ушей «герцога Рене». – У этого рыцаря два высокоученых мавра-парфюмера на службе и вторые такие духи не сыщешь во всем белом свете. Ему тридцать семь лет, у него на гербе крепостная башня и дубовые листья, а имя его Ожье де Бриме, сир де Эмбекур.

– Да, Ожье, здесь Вы правы. А теперь отвернитесь, – деловито потребовала Доротея.

Пока она, поднявшись в полный рост, ополаскивала водой причинные места, Карл с горя жевал остывшую конину. Да, угадал, не ошибся, надо же! Забавной веревочкой повязаны мы с сеньором д’Эмбекуром, презабавной. В Дижоне – К ***, это ладно. Но здесь, под Нанси, где само слово «женщина» ещё вчера казалось столь же неуместным, как «yratoxilon» (что это, кстати, такое?) – вдруг какая-то шлюха, и на шлюху-то непохожая! Ясно, по крайней мере, что одной К *** между ним и д’Эмбекуром более чем достаточно, второй веревочке не свиться вовек.

– Я выхожу, – пропела Доротея. – И очень хочу есть.

Карл завернул её в свою шубу и усадил рядом.

– Ты на меня не рассердишься, если я скажу, что ты очень непохожа на шлюху?

– А Вы на меня не рассердитесь, если я скажу, что парфюмеры у Ожье неважные?

– Что мне? Пускай Ожье сердится.

– Лучше бы Вы спросили «С чего ты взяла?» или «Да что ты в этом понимаешь?» А я бы ответила, что понимаю в духах многим больше Вашего, потому что я не шлюха, а гетера.

– Кто-кто?

– Гетера. Просвещённая куртизанка, которая умеет усладить своего возлюбленного не только телесно, но и духовно. И, поскольку Вы явно не расположены отхлестать меня кнутом и даже просто осыпать мои прелести жгучими поцелуями Вы не собираетесь, иначе давно бы уже это сделали, заказывайте услады духа или отпустите меня к Ожье. Он по мне с ума сходит.

– По тебе несложно сходить с ума, – серьезно кивнул Карл. – А какие у тебя в запасе услады духа?

– Понимаешь, – торопливо добавил Карл, не дав Доротее и рта раскрыть, – я совсем не хочу мучить ни тебя, ни д’Эмбекура, но мне очень… одиноко. Если бы ты ещё поговорила со мной немного, я был бы тебе очень благодарен. И можешь говорить мне «ты» – у меня отчего-то такое чувство, будто бы мы только что переспали друг с другом.

– Приятное, должно быть, чувство, – как бы невзначай заметила Доротея. – Ну а что до услад духа, выбирай: могу спеть, сыграть тебе на лютне, если найдется, конечно, могу предложить партию в шахматы, станцевать любой танец, могу поговорить о поэзии, алгебре, философии или о повелевании стихиями, могу рассказать тысяча и одну занимательную историю.

– А что такое «алгебра»? Какая-нибудь арабская непристойность?

Доротея рассмеялась.

– Да, что-то вроде того. Это наука о числах и о том, как одни превращаются в другие.

– Нет, не надо. Превращения чисел я и так себе представляю: сперва у тебя сто тысяч экю, а потом нет ни хрена. Или наоборот: сперва тебе десять лет, а потом сорок, – мрачно подытожил Карл. – Давай лучше историю номер тысяча два.