Есть что скрывать - Элизабет Джордж

– Разве я когда-нибудь тебя останавливал? – спросил он.

– Ты… – Дейдра вздохнула. Потом распустила волосы, пытаясь выиграть время. Привычный жест, который обычно не раздражал Линли, поскольку он знал, что ей нужно время, чтобы привести в порядок свои мысли.

И обычно Томас не винил ее. Жизнь Дейдры была сложной, не похожей на его жизнь. Но сегодня в ее нерешительности он увидел правду, которую она не хотела признавать, а он не хотел видеть. Но Дейдра собиралась произнести эту правду. А он не мог и не хотел.

– Ты дал ясно понять, – сказала она. – Чего ты хочешь. Как должно быть. Что тебе нужно. Ясно и определенно.

– Неужели?

– Да, Томми, и ты это знаешь. Ты кое-чего хочешь от меня, какое-то качество, которое, как тебе кажется, ты во мне чувствуешь, нечто такое, что я, по-твоему, могу тебе дать, если… Даже не знаю. Если буду стараться? Если откроюсь тебе? Если распахну свое сердце, изолью душу, вскрою вену? А я ничего этого не могу, потому что не знаю как, не знаю, есть ли у меня внутри что-то еще. Я все время пытаюсь сказать тебе: вот она я, прямо здесь, стою перед тобой… Это Эдрек Юди. Это Дейдра Трейхир. Вот я какая, и вот что я могу дать. Но мы с тобой знаем, что этого недостаточно. Я недостаточна. И никогда не буду.

– И ты привезла Гвиндер в Лондон?.. Это для того, чтобы я понял?

– Нет, конечно, нет.

– Тогда почему ты просто не сказала мне?

– Я пыталась тебе сказать. Не говори, что я не пыталась.

– Ты передергиваешь. Я говорю не об этом, и мне кажется, ты это знаешь. Почему ты не сказала: «Так нужно. Гвиндер должна приехать со мной в Лондон»? Я бы это пережил. Мы со всем разобрались бы. Но это… Дейдра, ты должна понимать, как это выглядит.

– Я не могла, – ответила Дейдра, и ее голос дрогнул. – Это сидит у меня внутри. Я не могла.

Она заплакала, и Линли шагнул к ней. Но в ту же секунду она отступила в сторону.

Это ее движение разделило их, в чем он как раз и нуждался. Позволь она ему сделать то, что он хотел, то есть обнять ее, он никогда не увидел бы и не понял, что она пыталась сказать. Томас осознал, что позволить себя обнять, успокоить – это для Дейдры самый легкий путь, а она не принадлежала к тем женщинам, которые идут по пути наименьшего сопротивления. Он требовал от нее соответствовать тому образу, который сложился у него в голове, не позволял ей быть собой.

Гвиндер для нее была единственным способом это сделать. Только привезя сестру в Лондон, Дейдра могла показать Линли, какая она на самом деле. Ничто другое не годилось, потому что все остальное уже было перепробовано, с того момента, когда она наткнулась на него в своем домике в Корнуолле разыскивающим телефон. «Какая странная ирония, – подумал Линли. – Он влюбился в нее потому, что она была ни на кого не похожа. А потом решил сделать из нее ту, которой, как ему казалось, ей нужно было стать».

– Дейдра, – тихо сказал он. Она не отозвалась, и ему пришлось окликнуть ее еще два раза, прежде чем она подняла голову и посмотрела на него. – Это моя вина. Ты должна знать, что я наконец это осознал. Ты не виновата в моей неспособности понять, что ты пыталась сказать мне с первой секунды нашего знакомства. Мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти… Честное слово.

Линли порылся в кармане и достал ключ, который она ему дала. Он вспомнил, что сам просил ключ. Вспомнил, что поначалу она сомневалась, но в конце концов согласилась. И от этих воспоминаний ему стало стыдно. Есть бесчисленное количество способов выставить себя дураком.

Он вложил ключ в руку Дейдры и сомкнул ее пальцы вокруг него.

– Ты должна знать, что я тебя люблю. Тебя, Дейдра, здесь и сейчас, такой, какая ты есть. Я буду ждать, когда – и если – ты сможешь позвать меня в свою жизнь. Надеюсь, это время придет, а если нет, пожалуйста, поверь, что я постараюсь понять.

16 августа

Уинстон Нката третий раз ехал к дому Бонтемпи, чувствуя, как на плечи ему давит огромная тяжесть, словно ярмо на шее у быка. Он не спал всю ночь, и не потому, что работал, – он ждал известий о Монифе Банколе. Но не дождался.

Хуже себя чувствовала только его мать. Она винила себя, что не расспросила подробнее о Монифе, что сразу же не позвонила сыну и не объяснила, что происходит. А могла бы, настаивала она. Нужно было всего лишь позвонить ему, чтобы он проверил, отпустила ли Абео Банколе полиция Белгравии. Но она не подумала об этом, потому что не видела причин для лжи у Монифы. Он тоже, заверил ее Нката. Его обманула кажущаяся беспомощность этой нигерийской женщины. И, похоже, он был не первым, кто оказался в таком положении.

Теперь, когда Уинстон приближался к Нью-Энд-сквер, его беспокоила мысль об очередном обмане. Ему не хотелось верить, что Рози Бонтемпи имеет хоть какое-то отношение к смерти сестры, но он был вынужден признать, что это неверие отчасти связано с красотой и сексуальностью молодой женщины. Правда в том, что она не виновата в смерти Тео. А виновата в том, что ушла из квартиры, не позвонив в 999 и не обратившись за помощью. Сестра лежала на полу без сознания, а рядом валялась скульптура, и Рози не должна была уходить и оставлять Тео в таком состоянии. Тем не менее она это сделала. И теперь от нее требовались признание и объяснение.

Уинстон приехал рано, как и раньше. Формальная причина визита – сообщить семье, что им выдадут тело Тео и можно готовиться к похоронам. Другой причиной был разговор с Рози. И Нката понимал, что этот разговор будет неприятным.

Дверь, как и раньше, открыла Соланж Бонтемпи. Но, в отличие от его предыдущих визитов, одета она была более непринужденно: льняные темно-синие брюки и ярко-розовый топ с геометрическими вставками темно-синего и серого. Из украшений только обручальное кольцо, золотая цепочка с синим камнем в обрамлении филиграни и маленькие золотые колечки в ушах.

– Сержант. Доброе утро, – с улыбкой поздоровалась она. – Вы вовремя. Мы как раз собирались уезжать. Чезаре настаивает, чтобы мы сегодня вернулись в больницу.

– Ему стало хуже? – спросил Нката.

Соланж мило рассмеялась.

– Нет-нет. Я имею в виду ветеринарную клинику. Я согласилась и взяла два выходных на работе. Я отвезу его и буду следить за ним, не отходя ни на шаг. Конечно, ему